Скинхед

— Не здесь! — прикрикнул бармен.

— Не учи ученых, — ответствовал четвертый, споро расчищая проход от любопытствующих зевак.

Из угла за стойкой Алка видела, как отца поволокли по лестнице, как вся группа скрылась за поворотом.

— Дайте ему как следует, — сквозь зубы пробормотала она, потирая горящую от тяжелой отцовской руки щеку. И прикрикнула на бармена: — Пива налей! И лед принеси, видишь, лицо горит.

* * *

Стырову уже сто лет никто не звонил ночью. Разве что по ошибке. Он и телефон не вынимал из кармана пиджака: незачем. Оттого какие-то дальние тревожащие звуки сначала просто сверлили сон, как комар — ночь, потом мерзкое насекомое все же куснуло за самый мозг, и вместе с зудом пришло понимание: в пять утра просто так никто беспокоить не станет, видимо, что-то стряслось.

Николай Николаевич выудил из кармана плюющуюся тревогой трубку и поразился еще больше — Трефилов.

— Товарищ полковник, ЧП, — без всяких там здрасьте-извините выпалил капитан. — Корнилов в реанимации.

Стыров на секунду даже остолбенел от неожиданности и злости:

— Я тебе что, хирург? Или патологоанатом?

— Избили его. Ногами. И ножом добавили.

— Очень показательно, — ухмыльнулся Стыров. — Главного борца с преступностью…

— Его наши избили, — перебил капитан. — Бойцы Добрыни.

— Твою мать! — выругался Стыров. — Откуда известно? Их взяли?

— Нет, конечно. А известно от них же. Правда, они и не догадываются, кого поимели. Пили пиво в «Грибоедове», отмечали акцию: какого-то таджика в мусорный бак засунули и крышку закрыли. Как раз собирались пойти глянуть, задохнулся или нет. А тут — Корнилов. С какой-то девкой. Как он в таком месте-то оказался?

— С девкой?

— Ну. По виду — типичная проститутка.

— Чудны дела Твои, Господи! Прокурор города в гадюшнике со шлюхой… Ну и?

— Он девку ударил, о цене, наверное, не договорились, ребята его и отметелили.

— С каких пор твои орлы проституток защищают? Переквалифицировались, что ли?

— Говорят, он черный, как головешка, еще и в очках темных был, они решили, что чурка. А девчонка — беленькая, наша.

— Девчонку нашли?

— Нет. Сбежала. Но бойцы ее внешне хорошо знают, говорят, из сочувствующих.

— А прокурор как?

— Плохо. Они сначала его отпинали как положено, а он вроде стал орать, что уничтожит коричневую заразу и всех скинхедов пересажает пожизненно, вспомнил про Баязитова.

— То есть понял, с кем дело имеет?

— Там трудно не понять, пацаны конкретные.

— Слушай, — мозг Стырова наконец окончательно проснулся и заработал в полную силу, — так это нам на руку! Он теперь из кожи вылезет, но такое обвинение обеспечит, что страна вздрогнет! Это же то, чего мы хотели! Так?

— Так-то оно так, — согласился Трефилов, — если выживет.

— Что, так плох?

— Не то слово. Потеря крови критическая. Его нашли случайно, в три ночи, сколько он часов в подворотне пролежал, неизвестно. Без сознания, пульс не прощупывался. Сначала ментов вызвали, а те уже «скорую». Эскулапы глянули — труп. И — в морг. Тут менты наконец удосужились документы разглядеть. Всполошились. Короче, разбудили дежурного врача, чтоб осмотрел. Тот и обнаружил, что сонная артерия вроде еще пульсирует. Срочно в реанимацию. В общем, фильм ужасов.

— Ну, раз в реанимации — вытащат. Следи за процессом.

— Потому и звоню. Ему необходимо срочное переливание, а крови нужной нет.

— Как это — нет крови? — оторопел Стыров. — Пусть в других больницах поищут. Со станцией переливания свяжутся. Он нам живой нужен, слышишь? Слишком много узелков на нем сходится.

— Да ищут уже. Всех на ноги поставили. У него группа очень редкая, а сегодня, как назло, два случая тяжелых — роженица в Отто и ребенка сбили на улице, он в Мариинской. Вся нужная кровь туда и ушла. Врачи говорят, так всегда бывает по закону парности.

— Какому закону?

— Ну, типа, беда не приходит одна. Я тут за последний час столько информации получил, диссертацию по проблемам переливания крови могу писать. Можете себе представить, у нас сейчас на тысячу народа всего тринадцать доноров! В два раза меньше, чем в Европе.

— Капитан, — оборвал его Стыров, — ты хочешь меня завербовать в научные оппоненты? На кой хрен ты мне это говоришь? Раз доноры есть, пусть найдут нужного! Помоги, в конце концов! Возьми машины, ребят, адреса пробейте, учить надо? В прокуратуре-то знают? Чего не чешутся? Или спят и видят, как на поминках шефа погуляют?

— Да нет, все уже на ногах. Только толку мало. Не ведется у нас учета доноров, товарищ полковник, в том-то и дело! Ни единой информационной базы, ни резерва крови…

— Ты хочешь сказать, канава?

— Типа того. Засада со всех сторон. Тут в реанимации доктор работает, у него та же группа, так отдыхать уехал! Вроде последний раз какому-то больному много крови отдал, больше, чем положено, сам чуть коньки не двинул, его и отправили в отпуск.

— Трефилов, — чуть не зарычал полковник, — ты сейчас кто — капитан разведки или Путятя? Мозги твои где? Если есть человек, которому этот доктор давал кровь, значит, есть донор!

— Шеф, — нисколько не обиделся капитан, — вы — гений!

Ложиться больше Стыров не стал. Принял душ, заварил чай, сделал бутерброд с сыром, и только-только вознамерился откусить, снова заголосил мобильник.

— Товарищ полковник, извините, — голос Трефилова был серьезен и строг, — мы нашли того больного, которому доктор давал кровь.

— Ты теперь меня о каждом прокурорском пуке информировать станешь? — желчно поинтересовался Стыров. — Нашли — действуйте.

— Товарищ полковник, это Баязитов.

— Баязитов-хренозитов… Что?!

— Вот именно. Его уже готовят к прямому переливанию.

Стыров отодвинул чай и бутерброд — расхотелось.

Какие фортели иногда выписывает жизнь… Ни в какой спецоперации не предусмотришь, будь ты хоть сто раз гений.

Трагичность происходящего в данный момент волновала полковника мало. Драки, смерти, кровь — это обыденность, ничего интересного, а то, что закрутилось вокруг — или внутри? — этой банальной, в общем-то, истории, представлялось настолько красивым и высоким, что дух захватывало. Вот и говори потом, что Провидение не вмешивается в наши грешные дела…

Обвиняемый в убийстве бандит-скинхед сейчас ценой своей крови спасает жизнь своему главному обвинителю — городскому прокурору, человеку, который мог бы стать его отцом, но бросил его в младенчестве.

— У-ух! До чего элегантно! — шумно втянул воздух Стыров и благодарно перекрестился. — Спасибо, Господи! Я всегда знал, что лучший профессионал в нашем деле — это Ты.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Ваня не понимает, куда его везут. Вроде бы и не спит, но от уколов, которые теперь ему ставят каждый вечер, голова вообще не возвращается в нормальное состояние. Постоянные шумы и вязкость. Сама черепушка — то звонкая и маленькая, как серебряный елочный шарик, то огромная, тяжелая и неровная, как голова у снеговика. Зато ничего не болит. Ни тело, ни руки, ни ноги, ни сама голова. Такое ощущение, что их просто нет. Вроде как Ваня — это неподвижное бревно, корявое и сучкастое, чтоб не скатиться с кровати. А в другой раз вроде и не бревно, а большой воздушный шар, заполненный густым киселем. Кисель перекатывается, побулькивает, вот-вот выльется, но не выливается, потому что шар туго завязан у самого подбородка. Но все равно надо быть очень осторожным, чтоб не наткнуться на острый сучок и не проколоть тонкую оболочку. Выльется кисель, станет мокро, все подумают, что Ваня под себя сходил. Стыдно.