Скитальцы

Папст спросил: Когда шкипер намерен плыть дальше?

Как только переменится ветер.

На этом они и расстались. Август узнал, где в городе лучшая гостиница, и направился туда. Я бы взял тебя с собой, но ты ещё не купил себе приличной одежды, сказал он Эдеварту. Пойду-ка я на шхуну и сменю Теодора, ответил Эдеварт.

В последнее время он сильно изменился и был сам не свой, в кармане у него лежали деньги, но он им не радовался — уже несколько дней он страдал от любви и чувствовал себя несчастным, у него пропал аппетит, он побледнел и осунулся, стал мрачным. Можно было бы написать ей письмо, но он не знал адреса, к тому же Эдеварт не любил писать письма, она наверняка грамотнее его и лишь посмеётся над ним. И зачем только они зашли тогда в Фусенланнет! Он больше не вспоминал Рагну, теперь он не огорчился бы, если б она стала возлюбленной другого, его гордость от этого не пострадала бы, он оказался во власти чего-то более сильного. И с этим ничего нельзя было поделать! Надежд у него не было ровно никаких, на будущее он не рассчитывал, больше он никогда не поедет за водой в тот зелёный залив, Лувисе Магрете Доппен до самой смерти будет жить в своей усадьбе, а ему суждено жить вдали от неё, им останется только вспоминать друг о друге. Жаль, что он не оставил ей потихоньку немного денег...

Неожиданно к причалу подошёл старый Папст и поднялся на борт «Чайки». Он держался спокойно и приветливо, и Эдеварт обрадовался ему.

Вот не думал, что встречу тут старого знакомого! — удивился Папст. Так это ваша шхуна? Не иначе как Папст хочет продать ему часы, Эдеварт оживился, он так мечтал о часах! Папст узнал, сколько у Эдеварта денег, и считал, что тот вполне может выложить за хорошие часы четыре далера. Ладно, бери те, которые я тебе показывал!

Те, за которые вы просили восемь далеров?

Да. Хочу продать тебе хорошие часы. Ты всегда так вежливо здоровался со стариком Папстом, поэтому я отдам их тебе за четыре. Пусть я ничего не заработаю на этом, даже немного потеряю, но дружба есть дружба. Если честно, они стоят шесть далеров, поверь мне. Заводи их аккуратно каждый вечер, смотри, не перекрути, это стоящие часы, я не стал бы продавать тебе плохую вещь, ведь мы наверняка ещё встретимся.

Эдеварт купил часы. Было в нём, верно, что-то трогательное, доверчивое, что произвело впечатление на старого торговца часами; Папст понимал, какое значение молодые люди придают своей внешности, и преподнёс Эдеварту красивую цепочку; счастливый Эдеварт в порыве благодарности так сжал ему руку, что Папст даже вскрикнул.

Они попрощались друг с другом. Только не жми так крепко, попросил Папст, ты слишком силён! Он хотел польстить молодому человеку; похоже, с Папстом случилось что-то необычное: этот бродячий еврей, который, без сомнения, за свою жизнь надул не одну тысячу покупателей, на этот раз оказался более чем честным и продал часы себе в убыток.

Август вернулся на судно и бросил на стол свёрток карт, купленных в городе, он курил сигару и безудержно хвастался, но был совершенно трезв, только очень гордился, что ел в лучшей гостинице телячье жаркое и заграничные макароны. Я встретил в гостинице одного капитана, и мы с ним долго беседовали... Да ты никак купил часы? Дай-ка взглянуть!

Когда Август узнал цену, он решил, что дело нечисто, и сказал: Вот увидишь, этот старый мошенник надул тебя. Тебе следовало предложить ему два далера, я бы так поступил на твоём месте, но ты ещё молодой и много чего не знаешь. Часы отрегулированы?

Эдеварт: Не знаю. Он ничего не сказал об этом.

Август: Ещё бы! Ну ладно, сам убедишься, я лучше помолчу.

В тот же вечер они отправились дальше.

Следующая их остановка была в Олесунне. Августу хотелось и в этом городе показаться в новом платье и с золотым кольцом. Пробыв в Олесунне всего несколько часов, они двинулись дальше, но и там Август успел купить несколько морских карт, на этот раз французского побережья.

Было похоже, что хорошая погода им изменила, зарядил дождь, и подул встречный ветер, им пришлось лавировать. Волны были не очень высокие, но — ветер свежий, и в Стадхавете, когда они шли в открытом море за шхерами, они хлебнули лиха; Август чертыхался и отдавал приказы, он не щадил ни себя, ни матросов. Эдеварт и Теодор считали, что лучше повернуть назад. Повернуть? — фыркнул Август. Можно подумать, что мне впервой идти при такой погоде! Они всё время были на ногах, и, лишь когда шхуна снова оказалась в узких проливах, Август разрешил Эдеварту и Теодору по очереди немного поспать. Сам он был неутомим и от сна отказался.

Наконец они добрались до Флурё и бросили якорь. Цель их путешествия была близка, но, как назло, всё время дул встречный ветер.

Флурё оказался красивым и приветливым городком, однако Август был не в духе — он боялся, что другие суда с рыбой, идущие с севера, нагонят его. И жалел, что они потратили слишком много времени на ту злополучную овцу. На третий день Август сошёл на берег и вечером вернулся пьяный, теперь он уже не так мрачно смотрел на жизнь и утверждал, что остальные суда отстали от «Чайки» самое малое на две недели.

Утром Август опять ушёл в город. Вскоре он прислал посыльного за Эдевартом и попросил его сразу же прийти к нему, захватив с собой гармонь.

Итак, Август нашёл себе подходящую гавань, какой-то трактир с хозяйкой, официанткой, девушками и спиртными напитками, и веселился там от души — моряк снова кутил на берегу! И опять повторилось то, что случилось в минувшем году на ярмарке, — он обручился с официанткой и купил ей кольцо; она была бергенка, приятная особа с высокой грудью и весёлыми глазами. Ох уж этот Август! Летом он мог пить самогон из бочки шкипера Скору, сколько душа пожелает, но даже не притронулся к нему, он не был пьяницей, ему нужен был шум, веселье и девушки — матрос сошёл на берег и закатил пирушку! Превосходно!

Дамы лезли из кожи, стараясь угодить Августу, хозяйка называла его капитаном и предложила ему комнату на то время, пока он не покинет город, а девушки получали чаевые, если заглядывали к нему хотя бы на минутку. Эдеварт угодил в самый разгар праздника; когда Август заиграл, официантка подхватила Эдеварта и заставила его вальсировать с ней, Август добродушно смеялся и подбадривал их: Так-так, ну-ка, посмотрим, как ты будешь танцевать с моим штурманом! Эдеварт, однако, не был расположен к веселью, его томило болезненное и сладкое воспоминание, и даже часы с цепочкой, которыми он щеголял, нисколько не радовали его.

Так они веселились, и в конце концов Августу надоело играть, официантка больше не восхищалась им, напротив, она оживлённо болтала с его штурманом и даже танцевала с ним вальс, мало того, она вывела Эдеварта во время танца в тёмный коридор и там обняла его. Август нахмурил брови и убрал гармонь: всё, хорошего понемножку! Давайте передохнем, подай-ка нам кофе! — крикнул он, чтобы занять официантку делом.

Ночью Эдеварт вернулся на шхуну, но Август и слышать не хотел о сне, он потребовал новую бутылку и заставил всех женщин бодрствовать вместе с ним и слушать его истории о необыкновенных приключениях. Наконец под утро слушательницы одна за другой сбежали, и Август, не раздевшись, рухнул в постель. Он злобно бормотал что-то себе под нос и грозил отомстить, потому что нигде не мог найти обручившуюся с ним официантку. Она поплатится за свою неверность, можете не сомневаться!

Прошли ещё одни сутки, Август утомился и заснул. А когда проснулся и узнал, сколько денег пустил на ветер, то помрачнел и больше к спиртному не притрагивался. Вид у него был жалкий. Пришёл Эдеварт и попросил Августа вернуться на судно: он видел сообщения о погоде и полагал, что ветер вот-вот позволит им выйти в море. Они посмотрели на небо, посовещались и решили, что Эдеварт прав. Август вернулся в дом и расплатился за комнату, он отсутствовал долго, а когда вышел, сказал: Не понимаю, куда она могла деться?