Скитальцы
Шрифт:
Вроде бы легенда неплохо соотносилась с нашими ощущениями — нежить в истории присутствовала. Но если предположить, что виной всему был действительно легендарный Мертвый капитан, то все произошедшее выглядело очень сомнительно. Призрак — это бестелесная субстанция, слабый отпечаток сознания, который остался в мире живых. Даже будь он невозможно злобным, все равно не сумел бы навредить команде целого корабля.
Но вот если при жизни капитан действительно был продавшимся, то после смерти он мог превратиться в лича. В этом случае он и правда способен был натворить много пакостей. И вполне даже в состоянии был бы вырезать экипажи кораблей, но только до первой встречи с хорошим чародеем. Лич не так силен, как живой некромант, а главное, не так умен, быстр и гибок.
Если дело действительно в личе, то я был уверен, что вдвоем с Марой мы сможем ему противостоять. Но почему-то сердце все равно сдавливал страх, нерассуждающий и нелогичный. Решив, что так не годится и решать проблемы нужно по мере их поступления, я дал себе слово не паниковать раньше времени. Легче решить, чем выполнить, конечно, но я старался держать себя в руках.
Следующие три дня прошли спокойно, если не считать того, что среди экипажа поползли тревожные слухи, виновниками которых были постоянно бормотавшие молитвы близнецы. Но капитан быстро утихомирил команду, запретив вообще говорить на тему мертвых капитанов, проклятий и остальной суеверной ерунды. Сказал при этом что-то вроде: «Если еще один выкормыш Глубинной суки хоть заикнется о каком-то проклятии, собственноручно вздерну на рее!» После этого слухи сразу прекратились, но обстановка на корабле все равно осталась напряженной, с той только разницей, что люди теперь боялись молча. Было заметно, что Бобо тоже не по себе: капитан стал больше пить и ругаться. Теперь каждая его фраза сопровождалась каким-нибудь цветистым выражением.
Мне тоже было тревожно. Я попытался поговорить об этом с Марой, ведь орки обладают способностью чувствовать неживое. Но подруга, кожа которой поменяла цвет с оливкового на болотный — так ей было плохо, только пробормотала, что ничего не имеет против смерти в пучине, лишь бы не страдать больше от морской болезни. После этого она снова с рычанием перегнулась через борт, и разговор был окончен.
На четвертый день ветер начал стихать, и корабль замедлил ход. В тот час я находился на палубе, принес орке очередную порцию укрепляющего отвара. Дождался, когда зеленая опустошит кружку, и двинулся в сторону кубрика: мы договорились с Лисом и еще парой матросов перекинуться там в картишки на мелкие ставки. Я даже не сомневался, что Роману снова всех облапошит, но надо было как-то убивать время, оставшееся от изучения магии и спасения орки.
На полпути мое внимание привлек молодой юнга. Парень стоял посреди палубы и, опустив руки, смотрел куда-то за левый борт. Подойдя ближе, я заметил, что глаза мальчишки пусты, словно у куклы, — в них не было и намека на мысль. Казалось, будто юнга находился в трансе и смотрел на что-то, видимое только ему одному.
Мне вспомнилось, что парнишку называли Блохой за его изворотливость. Ему было тринадцать.
Остальные матросы, суетившиеся на палубе, не обращали внимания на мальчишку. Каждый занимался своим делом, причуды юнги никому не были интересны.
Пожав плечами — мало ли что могло привидеться парню, я продолжил путь. Но перед тем как спуститься в кубрик, обернулся. Как я и думал, мальчишка даже не сдвинулся с места.
В кубрике меня уже ждали Лис и несколько матросов. Я подвинул к себе низкий деревянный табурет, мы уселись вокруг бочки, на которой уже лежали карты и стояли кружки с кислым вином. Напиток был далеко не божественный, но выбирать не приходилось. Двое матросов, что сели играть с нами, раскурили трубки. Я не очень жаловал запах табака, но терпел из вежливости. Моряк без трубки не моряк, как объяснил мне старый боцман.
— Ну что, начнем? — спросил Роману, взяв карты.
Сначала игра шла весело и довольно напряженно. Вор пока не мухлевал, чтобы мы
не потеряли интерес. Хотя было ясно, что, как только он возьмется за нас всерьез, мы останемся без ломаного риттона. Половина экипажа Клешни уже прочувствовала на своей шкуре способности Лиса.Единственное, что отвлекало нас от игры и вина, — бормотание близнецов. Оба брата стояли на коленях спиной к нам в углу кубрика и без конца молились. С каждой минутой их шепот раздражал нас все сильнее. Мы играли в карты — они шептали. Мы пили вино — они шептали. Матросы раскуривали трубки — они шептали. Мы пытались разговаривать на отвлеченные темы — они шептали. Шептали, шептали и шептали… Казалось, их молитвы пропитали даже воздух в кубрике. Возникало ощущение, что, если они замолчат, шепот продолжится сам по себе, обретет собственную жизнь. И мои дурные предчувствия под этим шепотом росли и распускались, словно листья под весенним дождем. Почему-то вспомнился юнга и его странное поведение. Могут ли люди ощущать нежить, как эльфы и орки? Почему бы нет?
— Кальмарьи кишки, когда вы уже заткнетесь, разорви вас гром?! — взревел один из матросов и швырнул кружку в близнецов.
Оловянная посудина врезалась в стену рядом с головой одного из братьев и упала на палубу. От неожиданности парни вздрогнули и на несколько мгновений перестали молиться. Я был благодарен своему соседу за неожиданную вспышку гнева. Секунды тишины позволили собраться с мыслями. Вскоре близнецы снова зашептали, но теперь их монотонные голоса почему-то уже не вызывали такого сокрушительного эффекта.
Разгневанный картежник хотел еще что-то добавить, но его перебил матрос, отдыхавший в мерно раскачивающемся гамаке:
— Фил, да оставь ты в покое этих крыс портовых, пусть себе пищат в углу.
Наш партнер по игре открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут же передумал и только сплюнул на палубу, показывая, как он относится к близнецам.
— Что-то не клеится сегодня игра, — сказал Лис, собирая карты в колоду.
— И правда, пойду свежим воздухом подышу, — ответил я, вставая.
Поднявшись на верхнюю палубу, я поискал взглядом юнгу. Паренька не оказалось на месте. Осмотревшись, я увидел, что он пытается перелезть через борт. Блоха двигался так, будто на нем были путы: он как-то очень неуклюже перекинул через борт одну ногу и старался подтянуться. Не задумываясь я ринулся к мальчишке, схватил его и поставил на палубу. Глаза юнги были так же пусты, как и час назад. Промычав что-то нечленораздельное, он слабо попытался вырваться из моих рук. Я встряхнул его, что было сил. Но это не помогло, парень снова так же вяло попытался добраться до борта. Тогда я влепил юнге звонкую пощечину.
— А… Что… Где… — забормотал мальчишка.
Постепенно к Блохе возвращалось сознание, будто его только что вырвали из глубокого сна.
— Ты зачем через борт пытался перелезть? — спросил я.
— Какой борт?.. Я палубу драил. Вот швабра и ведро… — пробормотал он и протянул руки, показывая мне, что не врет. — А… А где они?
Юнга изумленно уставился на свои ладони, только сейчас поняв, что в руках у него ничего нет.
Я еще раз бегло осмотрел его. Мальчишка полностью пришел в себя, только выглядел слегка потерянным. Постаравшись говорить как можно дружелюбнее, чтобы не вспугнуть паренька, я спросил:
— Так что происходит? Что ты видел, Блоха?
— Да не знаю я, о чем вы, дяденька эльф! — воскликнул юнга. — Я палубу драил! Пустите, мне работать надо. А то боцман накажет!
Задерживать его я не мог. В конце концов, я не хозяин на этом корабле и командовать людьми не имел права.
— Ладно, забудь. Ступай работать.
Парнишку не пришлось долго уговаривать. Как только я его отпустил, Блоху будто ветром сдуло.
Я же облокотился о борт в том месте, где юнга пытался его перелезть, и стал наблюдать за океаном. Море было поразительно спокойным, почти гладким, шелковистым. Ветер дул очень слабый, из-за этого корабль еле полз. Если бы такое продолжилось и дальше, наше путешествие рисковало сильно затянуться. И это ощущение чего-то нехорошего, а тут еще странное поведение юнги…