Скиталец. Флибустьерское синее море

Данька начал дирижировать руками перед лицом генерала, водить руками в стороны. Фальшиво запел, прикрыл глаза. Всем видом показывал, что наслаждается собственным вокалом.
– -

– Ведь я институтка, я дочь камергера, я черная моль, я летучая мышь. Вино и мужчины, моя атмосфера. Привет эмигранты, свободный Париж. Но классику я люблю больше. Вальсы Шопена, это такая прелесть. А еще, - Даня прикоснулся безымянным пальцем к своему лбу, словно погружаясь в очарование своих воспоминаний.
– Недавно я в опере был, господа. Кармен слушал. Прелесть. У любви, как у пташки крылья.... Впрочем, вам вряд ли это доступно. Вы уж не обижайтесь.

– Данечка бросил взгляд на дядю Андрея.
– Вы не можете понять величия музыки. Вы обыкновенные салдафоны. А настоящий симфонический оркестр.

Данька схватил со стола генерала ручку и начал вновь дирижировать. Прикрыл глаза, наслаждаясь ему одному слышной музыкой. Он перебросил ручку из правой руки в левую и продолжал дирижировать. Правая рука незаметно скользнула к блокноту, лежавшему на столе генерала. Одно движение - блокнот исчез.

– Блокнот, - сказал Игорь Иванович.

– Ноты? Ах, ноты. Объясняю, это такие точечки с хвостиками.
– Аристократ пытается объяснить неучам, что такое ноты.

– Блокнот. Где блокнот?
– Переспросил генерал.

– Какой блокнот?
– Удивился Данька. Растерялся. О чем его спрашивают, какой блокнот.

Генерал приподнялся, что бы заглянуть за стол, полагая, что Данька скинул блокнот себе на колени. Но блокнота там не оказалось.

– Курсант Гринев, верните блокнот.

– Ах, блокнот, - движение руки и Даня положил его на стол.
– Он упал. Сам свалился. Я не заметил.

Искренний взгляд темных глаз, изумление. Полная невинность.

– Ладно, курсант Гринев. Или как там, Арлекин. Мне понятно, почему ты - Арлекин. Давай поговорим о другом.

– О чем, товарищ генерал?
– Шаловливый чертенок внутри Дани еще не угомонился. Чертенку хотелось поиграть.

– О твоих способностях. Говорят, ты очень способный парень. В прыжках с парашютом. - Генерал достал из стола личное дело курсанта. - Что ты можешь сказать о рапорте?

– Случайность. Запнулся. Не привык к самолету. Это был первый прыжок. Запнулся и выпал.

– Полковник Сотников, а вы что скажете по этому поводу?

– Игорь Иванович, - начал Андрей, - там все сказано. Был первый полет. Надо было прыгать с парашютом. И Арлекин испугался. Истерика у него. Боюсь, высоко. Упаду. Инструктор решил, первый прыжок. Парень боится. Пусть еще подготовиться. Ребята прыгали один за другим. А тут....

– А тут, - продолжил генерал словами из рапорта, - курсант Гринев вскочил и заорал. Парни, я на плите чайник оставил. А дома никого нет. Пожар будет. И выпрыгнул из самолета. Не в тренировочном, а в затяжном прыжке. Так было, курсант Гринев?

– Никак нет. Я споткнулся. Про чайник я точно вспомнил. Было. Но я просто запнулся.

– Так. Хорошие у тебя способности. А с иностранными языками что? Четыре языка знаешь?

– Нет, - Данька потупился, - больше.

– Какие еще?
– Игорь Иванович хорошо владел английским языком. Немецким хуже.

– Любой язык.

– Это что значит?
– Спросил Игорь Иванович.

– Любой язык, какой надо, тот и буду знать.
– Данька сам не мог объяснить, как это у него получается.

– Не понял.

– Семенов перевел взгляд на полковника.

– Это он правду говорит, товарищ генерал. Способный он. Когда он начинает с кем-то разговаривать, ему достаточно услышать несколько слов на любом языке. Анализирует что ли. И сходу начинает говорить так, будто это его родной язык. Мы пробовали. Армянский, грузинский, арабский. Одним словом, талант.

– Талант? Хорошо, талант, так талант. А что скажешь, молодой талант, о своем друге, о Грише?

– Какой Гриша? Вы чего меня, то о Ваньке, то о Грише спрашиваете?
– Друга просто так я вам не сдам.

– Ты что, забыл своего друга, Гришу?
– Продолжал генерал.
– О Грише, с которым ты в академии юридической познакомился.

– А, Гриша. Отличный парень. А что?
– Откуда Игорь Иванович знает о Грише.

– Ничего.
– Улыбнулся Игорь Иванович.
– Приятно слышать, что он отличный парень. Мне приятно слышать, как отцу, что мой сын - отличный парень.

– Он ваш сын?
– Удивился Данька.

– Что, не похож?

– Похож. Но я не думал....

– Думать надо, курсант, думать. Передашь ему привет. И последнее, я еще один недостаток нашел в твоем личном деле.

– Какой?
– Еще одна незадача. Вечно Даня в чем-то виноват.

– Возраст. Семнадцать лет.

Данька посмотрел на генерала, слегка улыбнулся и сказал:

– А как насчет того, что в гражданскую войну в мои годы люди полками командовали? И еще, те молодые генералы своих судеб?

Игорь Иванович улыбнулся в ответ.

– Понятно, значит, генералом хочешь стать. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Только вот что, Даня, генералом станешь, когда я уйду на пенсию. Понял?

Данька облокотился на стол генерала и вперился в Игоря Ивановича взглядом.

– Товарищ генерал, а у вас на пенсию раньше выходят? По выслуге лет?
– Потом посмотрел на Андрея Алексеевича.
– Так значит я генералом раньше стану. Вы - на пенсию, а я - в генералы!

Игорь Иванович слегка стукнул ладонью по столу и полушутливо, полусерьезно сказал:

– Вон отсюда, курсант! Что б глаза мои тебя не видели. Он, видите ли, вместо меня хочет генералом.

– Есть, вон.
– Данька вскочил на ноги и, пританцовывая, направился к двери и запел.

– Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом, лучшей работы я вам сеньоры, не назову. Стану я точно генералом, буду я точно генералом, если капрала, если капрала переживу.
– И выразительно посмотрел на дядю Андрея, указал на него пальцем и выскочил вон. Закрыл дверь, выдохнул и произнес:

– Кажется, пронесло.

Из-за закрытой двери было слышно:

– Шельмец, вот шельмец. Талантливый зараза, черт его возьми.

Данька ушел.

– Ты присаживайся, Андрей.
– Говорил генерал.
– Не понятно мне кое-что в этом деле. Говоришь, он может услышать несколько фраз на незнакомом языке и начать говорить.

– Так точно, товарищ генерал. В деле этого нет. У него необычные способности. Он перемещается из одного времени в другое. Из нашего, в семнадцатый век, и делает это регулярно.