Скиталец

— Ты превращаешь меня в такую дуру, — сказала она, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

Он хотел, чтобы она была счастлива. Не просто чувствовала себя комфортно, не просто была в добром здравии, чтобы танцевать для него, но была счастлива. Никого, кроме Табиты, никогда не волновали чувства Лары. Никого, кроме Ронина.

Он сократил расстояние между ними. Удерживая ее взгляд своим, он медленно поднял руку к ее лицу и стер влагу с ее щеки. Его прикосновение было таким легким, таким нежным, что она не могла поверить, что это та же самая рука, которая разбила стойку.

Лара стояла совершенно неподвижно. Контакт был ей чужд, но все же это было… правильно. Она понимала, что он остановится, если она попросит, что она может отстраниться, и он не будет преследовать ее. Вместо этого она подалась навстречу его прикосновению, прижавшись щекой к его ладони. Она была теплой. Реальной.

— Я вернусь так быстро, как только смогу, — сказал он.

— Я буду ждать тебя.

Глава Четырнадцатая

Ничто не казалось необычным, когда Ронин вышел из своей резиденции. Это был еще один типичный день в Шайенне — небо было желтовато-серым, ветер дул со скоростью около десяти миль в час, а температура уже достигла семидесяти девяти градусов. К полудню будет около восьмидесяти. Парк через дорогу был пуст; тихий и зеленый, живой, но неизменный.

Звук задвигающегося засова, когда он запирал дверь, был странно отчетливым и нарушал утреннюю монотонность.

Ее слова, сказанные неделю назад, эхом отозвались в его памяти.

Я уверена, боты не смогут проникнуть, это заставит их недоумевать.

Он двинулся вперед, через ворота на Рынок, а затем на юг, в человеческие трущобы. Все это время его сенсоры искали что-то, что угодно, достаточно ненормальное, чтобы оправдать его поворот. Он заметил несоответствие в своем шаге — семьдесят пять процентов от его обычного темпа, — но не мог заставить себя изменить его.

Бесчисленные расчеты и симуляции говорили, что с ней все будет в порядке в его отсутствие. Шансы на то, что что-нибудь случится, были невелики, пока она оставалась дома. Она знала, что нужно спрятаться на чердаке, если боты постучатся.

Слова из дневника пробежали по его процессорам, и он резко переключил функции. Диагностические проверки, системный анализ, приблизительное отображение его потенциального маршрута; что угодно, только не повторение того, что он прочитал.

Ронин обратил свое внимание на окружающую обстановку. Дома людей были построены из обломков, которые Военачальнику были не нужны — это были коллекции иногда противоречивых материалов, часто в плохом состоянии, которые никогда не должны были держаться вместе. И все же, каким-то образом, они устояли вопреки нетронутым зданиям внутри стены, вопреки Пыли и ее яростным штормам.

Здесь не было элегантности, точности и чистоты. Только твердая решимость. Они взяли то, что боты сочли мусором, и переделали это с воображением и изобретательностью.

Некоторые из местных жителей останавливались, чтобы поглазеть на него, когда он проходил мимо. Они бы поняли, хотя бы по состоянию его одежды, что он не один из них. Никто с ним не заговаривал.

Многие люди держали небольшие огороды с низкорослыми, труднодоступными культурами, одни — в грязи за своими лачугами, другие в потрескавшейся керамике, некоторые в древних кадках и раковинах. В нескольких домах были самодельные загоны для свиней, коз или цыплят. Это было далеко от полей за пределами Шайенна — Военачальник заставлял сельскохозяйственных ботов работать и продавал их урожай людям, — но это было хоть что-то.

Это быловыживание.

Этим людям не требовалось программирование, чтобы управляться с их повседневной деятельностью. Они делали все, чего требовала их ситуация, будь то выращивание продуктов питания, ремонт здания или борьба с врагом.

Лара шла своим путем. Она находила маленькие радости там, где могла. Там, где не могла, она стискивала зубы и шла вперед.

В миле к югу от человеческих трущоб Ронин остановился. Сам того не желая, он пошел по маршруту, по которому прошла Лара в тот день, когда он сделал ей предложение, — вниз по Морри, к старым жилым руинам южного Шайенна. Он видел все таким, каким оно было сейчас — разрушающиеся остатки домов, где когда-то мирно жили люди и боты, — и каким это было в тот день. Безжалостный дождь, маленькие реки, текущие по потрескавшимся улицам, лужи, заполняющие проломы в бетоне.

Его память воспроизвела Лару, побежденную и промокшую, когда она стояла на коленях над ливневой трубой, у его ног. Ее слезы были неотличимы от дождевой воды.

Ронин наклонил голову, уставившись на забитый слив. Вспышка отраженного света привлекла его внимание. Он опустился на одно колено, усилив оптику, чтобы определить источник. Многовековой нарост загромоздил канализацию: куски бетона, обрывки рваной ткани и обломки дерева.

И там, среди мусора, лежал кусочек золота.

Левой рукой придерживая ремень винтовки, правой он потянулся к щебню. Завал сдвинулся с места, обрушившись сам на себя, и воздух наполнился облаком пыли. Ронин вытащил руку и разжал пальцы.

На раскрытой ладони он держал кольцо. Тонкое золотое кольцо без украшений, за исключением единственного бриллианта, украшающего его внешнюю сторону. Смахнув с него грязь, он взял его указательным и большим пальцами и поднес к свету.

Это было то, что она нашла в тот день. То, что она потеряла. Кольцо было из драгоценного металла, и за него можно было получить высокую цену на Рынке. Лара была так близка к тому, чтобы выбраться из нищеты, только для того, чтобы споткнуться и случайно лишиться своего спасения…

Что бы он почувствовал, если бы держал ключ от своей основной программы в руке и потерял его мгновение спустя?

Он сунул кольцо во внутренний карман пальто и встал, направив оптику на Шайенн. Что бы подумала Лара, если бы он сейчас вернулся и отдал ей кольцо?

Нет. Предстояло выполнить еще одну работу, и три дня — это слишком маленький срок. Она будет там, когда Ронин вернется, независимо от того, какие ужасные последствия его симуляции предполагали в качестве возможных.

Ронин натянул маску, защитные очки и перчатки и поднял капюшон.

Всего три дня.

В первые годы после реактивации Ронина многие старые знаки все еще были нетронуты. Он сохранил в памяти так много из них — Небраску, Айову, Канзас, Дакоту, Су-Сити, Омаху, Амарилло. Десятки, сотни, тысячи мест. Теперь эти имена были утеряны во времени; все превратилось в пыль.

Здесь тоже была табличка. «Добро пожаловать в колоритный Колорадо», — гласила надпись. Остался только один деревянный столб, сгнивший и разодранный насекомыми. Соседнее здание представляло собой груду старой кровли и раскрошившихся кирпичей. Остовы³ машин валялись повсюду, наполовину зарытые в грязь, но от них мало что осталось ценного, если только он не решил перетащить выпотрошенный остов машины обратно в Шайенн.

Он продолжил путь на юг по дороге, следуя редким участкам, где пыль еще не успела осесть. Жесткая коричневая трава торчала из трещин в разрушенном тротуаре, покачиваясь на ветру. Еще один пейзаж, который постоянно менялся, но по-настоящему никогда не отличался.

Это было тем, с чем столкнулись жители Шайенна. Это был пейзаж, в который, как они думали, их вынудят уйти. Миля за милей по грязи и зыбучим дюнам, и только самая жесткая растительность цеплялась за скудное существование. Вот почему они сражались.