Скобелев, или Есть только миг…

Перед третьим штурмом Плевны русская армия была усилена тридцатью двумя тысячами румын. В предвкушении победы император соизволил лично наблюдать за сражением, а общее командование возложил на румынского короля Карла. Фактически, естественно, руководить штурмом обязан был командир шестого корпуса генерал Зотов, но так как вместе с Александром II прибыл и военный министр Милютин [49] , и главнокомандующий светлейший князь Николай Николаевич, то не только единоначалие, но и просто чёткое управление войсками было утрачено ещё до начала сражения.

49

Милютин Дмитрий Александрович (1816—1912), граф, генерал-фельдмаршал, почётный член Петербургской Академии наук. В 1861—1881 годах – военный министр. Был умеренным либералом, оставил «Дневник» и исторические работы о войне России с Францией в 1799 году.

Генеральный штурм был назначен на 30-е августа. День этот был днём тезоименитства императора всероссийского, а посему о дне штурма знали все – и солдаты, и офицеры, и сам Осман-паша. Причём последний знал и готовился со всей свойственной ему решимостью, волей и пониманием психологии противника.

– Русские будут атаковать Гривицкие редуты, – сказал он на военном совете. – Дайте им бой, отступите и заприте их там перекрёстным огнём. И бросьте все таборы к Зелёным горам.

Наступление предварили четырехдневным артиллерийским обстрелом. Канонада приятно воодушевляла высоких гостей, но особых результатов не дала: турки успели глубоко зарыться в землю. Первыми это испытали на себе румынские войска. Они атаковали злосчастные Гривицкие редуты, уже обильно политые кровью костромичей в Первом штурме и солдат Вельяминова – во Втором. Союзники в конце концов ворвались-таки в редуты, понеся весьма ощутимые потери. Следовало немедленно подбросить резервы усталым и обескровленным колоннам, но князь Карл жалел свою молодую необстрелянную армию, Зотов – свою обстрелянную, и в результате турки отошли в полном порядке, тут же накрыв редуты сосредоточенным огнём.

Уже казалось, что сражение проиграно, что кровавые атаки не дали никаких результатов, что Осман-паша по-прежнему прочно удерживает позиции, умело оперируя резервами и усмехаясь в чёрную бороду. Казалось, но если бы… Впрочем, в итоге и там только «показалось», но показалось столь грозно, что турецкий главнокомандующий приказал срочно выводить обозы из Плевны. Осман-паша поверил в своё поражение, а русское командование так и не нашло в себе сил уверовать в собственную победу.

Ловченской группировке сама судьба указала наступать по тому самому пути, по которому во время Второго штурма атаковал маленький, по сути, сторожевой отряд Скобелева. Тогда Осман-паша был открыт с юга, но он был умен и дальновиден, и, зная тупое постоянство русского командования, не забывал об Ак-паше. Скобелева ждали не только регулярные части, но и два мощных редута, выросших у самых Плевненских предместий.

С вечера 29-го начался дождь, глинистая почва размокла, но перенести день ангела императора было невозможно. И пока именинник принимал поздравления, тысячи русских солдат и офицеров в насквозь промокших мундирах шли под картечь и пули, с трудом волоча облепленные грязью сапоги.

В тяжёлом мокром тумане шёл Владимирский полк. Он был встречен таким огнём, что залёг и смешался. А полыхающий беспрерывными залпами туман не рассеивался, солдаты падали на крутых склонах, командиры теряли подчинённых.

– Господа офицеры, ко мне! – закричал Скобелев, появившись на белом коне среди бестолково метавшихся групп. – Ваша честь – там, на третьем гребне! Так ступайте за нею!

Офицеры собрали солдат, молча, под проливным дождём двинулись вперёд. Скобелев терпеливо обождал, пока они не скрылись в тумане, и вздохнул:

– Понял Осман-паша, чего наши стратеги до сей поры понять не в состоянии: вот дверь в Плевну. За честь почту когда-либо руку ему пожать.

Возвращался генерал другой дорогой. Он ехал медленно, вглядываясь в молочную завесу и вслушиваясь в неспешно разгоравшееся сражение. И вскоре наткнулся на солдат, сидевших под обрывом. При виде генерала солдаты вскочили, вперёд шагнул офицер:

– Капитан Гордеев. Собираю отставших.

– Что, ходить в атаку несколько хлопотнее, чем болтать с солдатами?

– Вы несправедливы ко мне, ваше превосходительство. Я не давал повода…

– Повод дают коню, капитан. Офицеру вручают честь.

– Клянусь этой честью, что не сойду с того места, до которого дойду живым. Даже несмотря на ваш приказ, генерал.

– Тогда постарайтесь, чтобы избранное вами место было как можно ближе к Плевне.

Скобелев дал шпоры и бросил коня в карьер. К часу пополудни скобелевцы уже прочно закрепились на третьем гребне Зелёных гор. Впереди лежала знакомая низина с разбухшим от дождя ручьём, глинистый, растоптанный отступающими аскерами подъем и два новых редута. Вверху уже начал редеть туман, но клубы его, перемешанные с пороховым дымом, сползали в низину: густая серая мгла разделяла сейчас солдат Скобелева и аскеров Османа-паши.

– Задачка, – вздохнул Куропаткин. – Солдаты потеряют офицеров в тумане, опять кутерьма начнётся.

– Музыкантов сюда, – сказал Скобелев. – Расчехлить знамёна, играть марш, наступать в строевом порядке.

Скобелев нашёл способ борьбы с туманом, свято верил, что преодолеет огненный заслон, но против грязи, крутизны и топких берегов Зеленогорского ручья он был бессилен. В три часа загремели оркестры, взметнулись знамёна, и полки пошли на штурм редутов, тогда именовавшихся Кованлык и Иса-Ага, а после этих кровавых дней наречённых Скобелевскими.

Скатились к ручью, с трудом преодолели его и залегли, прижатые жестоким огнём.

– Все резервы – в бой!

Свежий полк и два батальона шуйцев вдохнули новые силы в атакующих. Последние сажени были пройдены, и началась рукопашная. Из редутов вырастали все новые и новые цепи, тысячи людей, скользя и падая, остервенело дрались на мокрых скользких скатах.

– Чуть! Ещё чуть, ребята!.. – кричал Скобелев, хотя прекрасно понимал, что никто его не слышит.

– Они не выдержат! – крикнул всегда невозмутимый Куропаткин. – Прикажите отступать, резервов более нету!

– А мы с тобой, Алексей Николаевич? Мы и есть последний резерв. Коня!..

Скобелев первым доскакал до войск: лошади Куропаткина и Млынова завязли в топях Зеленогорского ручья. Появился вдруг, с саблей в руке. Мокрый, с растрёпанной бородой, в заляпанном грязью белом сюртуке.

– Последний рывок, ребята! Последний! Не приказываю – прошу! За мной!..

Смяв конём аскеров, прорвался, поднял лошадь и послал её через глинистый откос. Лошадь свалилась в редут, генерал с трудом удержал её на ногах, рубя саблей растерявшихся турок. Он не оглядывался, он знал, что его солдаты пойдут за ним. И когда начала падать проткнутая штыками лошадь, а его самого стали весьма бесцеремонно стаскивать с седла, он ни секунды не сомневался, что стаскивают его свои. Только тогда опомнился и стал различать лица: до этого в глазах стояло что-то однообразно враждебное.

– Никак, ты, Васильков?

На сей раз хмурый бомбардир был в грязном, изодранном мундире. На левой щеке чернела рваная рана, кровь текла по усам.

– Лучших фейерверкеров привёл. А пушки, ваше превосходительство, у турок отбить придётся, наших сюда не дотащишь.

В редуте захватили два орудия и снаряды. По счастью, наводчики уцелели в рукопашной, но их командиру Скобелев решительно приказал отправляться в тыл.

– Ты мне ещё пригодишься, Васильков.

Бой шёл уже в садах Плевны. Скобелев хотел задержаться, но Млынов привёл коня, и офицеры чуть ли не силой выпроводили генерала в тыл. За командира остался Куропаткин.

В то время, когда скобелевцы отчаянно отбивали беспрестанные атаки турецких аскеров, а Осман-паша уже приказал выводить обозы и готовить прорыв по Софийскому шоссе, Государь-именинник сокрушённо вздохнул:

– Неудача.

– Скобелев удерживает Зеленые горы, Ваше Величество, – осторожно заметил военный министр Милютин.

– Надолго ли? – спросил главнокомандующий. – Если его сомнут, турки немедленно ринутся к Свиштову. Сражение проиграно, нужно озаботиться безопасностью Государя. Пусть Скобелев пока сковывает противника, резервов ему более не давать. Все резервы – на защиту путей отступления.