Скобелев, или Есть только миг…

– Кровавые глаза? – искренне удивился капитан. – Они у него скорее серые. Как сталь.

– Вот ты и проговорился, Млынов, – усмехнулся Тыкма-сердар. – Глаза – окошки души, которую вкладывает в человека Аллах. Она смотрит на мир по-разному. С дружелюбной голубизной – на друзей, с кровавым гневом – на врагов. Садись на кошму, Млынов. Нам предстоит важный разговор за дастарханом, так постараемся же смотреть друг на друга тёплыми глазами.

Капитан сел, привычно скрестив ноги. Он правильно вычислил это свидание, но не сумел найти правильного подхода, и сердар перехватил нить разговора. Следовало как-то изменить как тон, так и тему беседы, потому что упоминание о прозвище Скобелева «Гез-каглы», то есть «Кровавые глаза», не могло быть случайным. Он размышлял об этом, пока готовили дастархан, вежливо отвечая хозяину на традиционные вопросы о дороге, делах и здоровье.

Наконец угощение было подано, и люди ушли. Тыкма-сердар сам наполнил его пиалу пенным напитком.

– Прости, что не предлагаю тебе зеленого чая, но – такие времена. За здоровье моего драгоценного гостя.

Вежливо улыбнувшись, капитан сделал глоток. Нет, это был не кумыс, а чал – слегка опьяняющий напиток из сброженного верблюжьего молока. Отсюда следовало, что в распоряжении Тыкма-сердара были только боевые кони, а не молочные кобылицы, что сразу же оценил Млынов. «И зеленого чая у тебя нет для путника из пустыни, и халат твой потрёпан, – размышлял он. – Значит, несладко тебе живётся у текинцев, сердар…»

– Позволь вручить тебе, отважнейший из туркменских сердаров, мой скромный дар, – теперь Млынов нащупал направление, которое должна была принять их беседа. – Подарок приторочен к седлу моего коня. Вели внести его.

Странно, но сердар искренне, почти по-детски оживился. Конечно, все любят подарки, а Восток – в особенности, но радость при этом полагается скрывать, а скрыть её Тыкма не смог. «Давно ему ничего не дарили, и он просто глубоко обижен, – подумал капитан. – Текинцы держат его в тени, на подсобных ролях. Отсюда и чал вместо кумыса, и это свидание…»

Слуга доставил упакованную штуку луи-вельветина. Млынов неторопливо, искоса наблюдая за хозяином, распаковал продолговатый тючок, помедлил, резко развернул, и ярко-малиновый цвет отразился на лице сердара. Если бы не гость, он бы, вероятно, всплеснул бы от радости руками…

– Твой подарок подобен дружескому костру в холодную ночь, – тихо сказал туркменский военачальник, погладив нежный бархат загрубевшей в бесконечных кочевьях рукой. – А дружеский костёр – свет откровения, и я отброшу неискренность, Млынов. Текинцы перестали прислушиваться к моим советам с той поры, как из Персии вернулся Коджар-Топас-хан с семью тысячами воинов и двумя тысячами персидских рабов. В основном это строители, которых он захватил при своём бегстве в Туркестан. Его из уважения, как знатного вождя, бывалого человека и опытного воина пригласили на военный совет, когда стало известно, что генерал Ломакин собирается в поход, чтобы наказать нас за восстание. И хан убедил восставших текинцев не встречать, как обычно, русских в степи, а отремонтировать старую крепость, чтобы встретить русские войска в обороне за её стенами. Напрасно я говорил, что степь да верный конь всегда дают возможность джигитам отойти, оставив женщин и детей, потому что русские не продают их в рабство. Отойти, а потом жалить русских в спины, засыпать колодцы и громить по частям. Меня уже не слушали, а после того, как персы отстроили Геок-Тепе и Ломакин вздумал штурмовать её с ходу и был разгромлен, Коджар-Топас-хан обвинил меня в измене. Текинцы в это не поверили, потому что мои воины сражались отважно, и это все видели. Но они перестали меня слушать. Они больше не делятся со мною добычей и не пускают меня в набеги. Посмотри, я донашиваю ватный халат и дотаптываю грубые юфтовые сапоги. Если бы со мной были только мои воины, я бы давно увёл их. Но со мною пошёл простой народ, женщины и дети, несколько сот кибиток. Знаешь, что они едят, Млынов? Раз в день – жидкую кашу из джугары [58] или свёклу с кунжутным маслом да дикие травы. Они начали продавать девочек, чтобы спасти от голодной смерти свои семьи, и я вынужден был закрыть на это глаза.

58

Джугара – однолетнее травянистое растение рода сорго, семейства злаковых. Используется на силос и как продовольственная культура для изготовления крупы и муки.

– А разве ты не можешь откочевать на север, сердар? – осторожно спросил Млынов: увести десять тысяч опытных воинов из-под Геок-Тепе было бы весьма и весьма кстати. – Мы откроем тебе все свои дороги, которые сразу же закроем для текинцев.

– Текинцам не нужны дороги, – вздохнул Тыкма-сердар. – Текинцы обойдут пустыней ваши заставы и вырежут весь мой народ. Я обещал тебе тысячу верблюдов, и я исполню своё обещание, если ты заплатишь за них мукой.

– Я расплачусь мукой, – тотчас же сказал капитан, подумав, правда, что такая сделка может не понравиться Скобелеву, поскольку муку придётся взять с армейских складов.

– Когда прибудет Гез-каглы? – вдруг спросил сердар, и Млынову показалось, что он читает его мысли.

– Турки называли Скобелева Ак-пашой…

– Здесь он должен стать кровавым! – выкрикнул Тыкма-сердар. – Текинцы вырезают всех русских, не щадя женщин и детей, обрекают на голодную смерть и рабство простых туркмен. Так когда же приедет наш спаситель?

– Генерал прибудет зимой.

– Зимой, – вздохнул сердар. – Текинцы успеют неплохо укрепить Денгиль-Тепе. У них много персидских строителей-рабов.

– Что такое Денгиль-Тепе?

– Форт, на который опирается вся оборона Геок-Тепе. Скажи генералу, что снарядами стен ему не разрушить. Нужно взрывать минными подкопами.

– Много ли в крепости воинов?

– Всадников – тысяч двадцать пять, а может, и все тридцать, не считая моих джигитов. Если мне не удастся увести своих женщин и детей, я буду вынужден помогать текинцам. Вынужден, ты должен меня понять, Млынов.

– Я понял тебя, сердар.

– И объяснить генералу Скобелеву.

Последнее Тыкма-сердар произнёс, выделив каждое слово, и капитан понял, что их свидание состоялось только ради этой фразы. Тысяча верблюдов и впрямь оказалась всего-навсего бакшишем, о котором тут же вспомнил сердар.

– Верблюдов тебе отгонят сегодня, но не на рынок. Знаешь три сухих колодца?

– Я найду их.

– Не позабудь заодно найти обещанную муку.

– Я исполню своё обещание, сердар. Если у тебя нет возражений, я доложу о нашей встрече Скобелеву, как только он сюда прибудет. И все ему объясню.

– Постарайся, чтобы при этом не оказалось лишней пары ушей, Млынов. Это может стоить мне головы, но я и тогда не пожалею о встрече с тобой. Особенно если генерал всем сердцем поймёт твои объяснения. Мой народ заблудился в зыбучих песках, засыпавших его колодцы, и я поклялся на Коране вывести его к жизни даже обрывистой тропою неверности.

– Ты правильно выбрал свою тропу, сердар. Не тревожь понапрасну совесть.

– Ты все понял, и ты все объяснишь генералу, – сказал Тыкма-сердар, поднимаясь с ковра. – А сейчас тебе пора в обратный путь. Скоро начнёт светать…

Глава третья

1

Михаил Дмитриевич и впрямь намеревался прибыть в Закаспийский округ в начале зимы и прибыл бы непременно, если бы не был корпусным командиром. Требовалось не столько разместить подчинённые ему части – это была ещё половина хлопот, – требовалось устроить солдат на зимние квартиры, но казарм не хватало, а те, что были, нуждались в ремонте. Скобелев всегда доверял подчинённым ему офицерам как в ученьях, так и в сражениях, давно взяв это за правило, но определить именно на эту, первую послевоенную зиму солдат, большинство из которых он доселе не знал, поскольку на войне никогда с ними не встречался, решил все же сам. Лично, никому ничего не передоверяя. Он считал, что солдаты должны были перезимовать в тепле и в удобствах, – особенно в отсутствии командира корпуса, которого они пока ещё знали только по слухам да по звонкому имени. Генерал Скобелев обязан был и в мирное время остаться тем же генералом Скобелевым, что и на войне.

Он сам нашёл подрядчиков, сам, вникая в детали, обсудил с ними не только здания новых казарм, но и ремонт старых зданий, ежедневно заезжал на работы, выделил по первой же просьбе строителей полуроту нестроевых солдат для земляных работ и вывоза мусора. Он очень спешил, понимая, что его присутствие в южном Туркестане куда важнее, нежели эти тыловые заботы и… И никуда не выезжал.

– Кажется, впервые генерал Скобелев не торопится на театр военных действий.

– Может быть, наш главный актёр вообще решил никуда не ездить, намереваясь отделаться финальной фразой в Зимнем дворце: «Победа подана, Ваше Императорское Величество».

Эту фразу привезли из Петербурга, а шепнули в Минске. Скобелев очень обиделся, но промолчал. Строительство казарм видели все, а что скрывало это строительство, замечали весьма немногие, и Михаила Дмитриевича такое положение дел вполне устраивало.

В Красноводск уже выехали топографы и путейские инженеры. Железная дорога от берегов Каспийского моря в глубь пустыни уже проектировалась, просчитывалась и прокладывалась на топографических картах. Заказы на рельсы, стрелки, шпалы, костыли и прочее оборудование уже шли тернистой казённой тропой. То же касалось паровозов и подвижного состава, и капитан Макаров Степан Осипович уже готовился принять под своё начальствование Каспийскую флотилию и все грузовые суда, выделенные для перевозок.