Сколько костей!

Как только мы подъехали к входу, нас сразу взял под опеку монах лет семнадцати или восемнадцати, с бритой головой и грязными ногами.

Все строение в общем виде напоминало огромную ферму с крытым двором и боковыми пристройками. Вокруг были лес и луга, где паслось несколько тонконогих лошадей. Ферма была окружена толстой стеной, наверху которой было несколько узких бойниц. Я уже упоминал о том, что это была укрепленная ферма. Поскольку стоянка располагалась с задней стороны дома, нам пришлось возвращаться к центральному входу, следуя вдоль стены.

– Я боюсь, что моя машина будет мешать другим, – сказал я монаху.

– Да, поэтому оставьте ваши ключи.

Я протянул ему ключи.

– Вы оставите их в конторе, – проговорил он. – Я не занимаюсь машинами.

– Извините, – произнес я.

– Не за что.

Мы шли следом за монахом. На улице было холодно, не выше нуля, а он был босым. Ороговевшие подошвы его ног были абсолютно черными.

– Не за что, – повторил он. – Вы не могли знать. Только, пожалуйста; не испытывайте неполноценности. Я стою ниже вас, поверьте мне.

– Как вам будет угодно, – заверил я.

Во входной двери было окошко для охранника, какие можно увидеть в военных или министерских учреждениях. За окошком сидела хорошенькая брюнетка с завитыми волосами и большими близорукими глазами голубого цвета. На ней был желтый халат, из-под которого высовывался воротничок белой блузки. Мы протянули ей карточки на узурпированные имена Жака и Мириам Блондо. Девушка что-то пометила на листе бумаги и пропустила нас.

Мы направились вслед за монахом в крытый двор и вошли в здание: Комнаты были расположены на втором этаже центральной части и обеих боковых пристроек. Нам показали нашу комнату. Ее стены были выбелены известью, как и все прочие перегородки здания. Узкое окошко выходило на северо-восток. Из окна открывался вид на лесистый склон холма. Под окном была крыша пристройки. В комнате стоял новый шкаф и лежали две толстые циновки с несколькими подушками из сурового полотна. Больше ничего не было. Монах открыл шкаф и показал нам на лежавшие внутри покрывала. Багажа у нас не было, так как это было одним из условий общины.

– Очень скромно, – сказал я, чтобы нарушить: молчание.

– Это унижает человека, – отозвался монах. – Это хорошо.

Мы вышли из комнаты, оставив дверь открытой. Двери других комнат тоже были открыты, и обстановка везде была одинакова: выбеленные известью стены, две циновки, подушки и ивовые шкафы. Суточное пребывание стоило здесь триста пятьдесят франков на человека, и можно было представить, что еда тоже будет отличаться библейской простотой, способствующей унижению, например, вода и соевая мука.

Однако мне не довелось проверить мои предположения и отведать здешней трапезы. Когда мы шли вдоль коридора, я заметил в другом его конце, приблизительно в тридцати метрах, сворачивавшего за угол Каспера. Я схватил Шарлотт за локоть и втащил ее внутрь ближайшей комнаты.

– А что здесь? Здесь что? – спросил я монаха, заметно нервничая. – Что это?

В комнате находились четыре человека – двое мужчин и две женщины. Они сидели на подушках и смотрели на меня невозмутимо вопросительно. Одной рукой я держал локоть Шарлотт, а другую сунул под сливовый пиджак и нащупал пальцами рукоятку чешского пистолета, но открывать огонь мне казалось преждевременным.

– Это еще одна комната, – объяснил монах, стоя в дверях.

– Добро пожаловать, – сказал один из сидевших на подушке мужчин. – Вы новенькие?

И не дожидаясь моего ответа, он, как и трое других, стал хлопать ладонями по своим коленям, монотонно приговаривая нечто вроде: "Аранаранаранаранарананарана", если, конечно, я правильно понял.

– О, продолжим, пожалуйста, – попросил монах, – иначе мы можем опоздать на очищение.

– Нет, приятель, – возразил я, – мы придем раньше времени.

В тот же момент я снял пистолет с предохранителя и сделал шаг в коридор. Каспера не было. Я не сомневался в том, что видел именно его, и мне оставалось уповать лишь на то, что он нас не заметил. Шарлотт бросала на меня удивленно вопросительные взгляды, так как мое поведение казалось ей абсолютно необъяснимым.

– О'кей, – произнес я. – Продолжим.

В присутствии монаха я не мог сказать Шарлотт о Каспере. Мне ничего не оставалось, как следовать за дебильным монахом, ожидая каждую секунду появления убийцы: ощущение довольно необычное. Настоятельно рекомендую вам это испытать.

Мы проходили мимо комнат, одни из которых были пустыми, а в других находились люди в одеждах из сурового полотна или в городских костюмах. Они либо что-то обсуждали, либо читали молитвы, либо пребывали в прострации. Я насчитал двенадцать человек от тридцати до пятидесяти лет, мужчин и женщин, принадлежавших к привилегированным социальным слоям. Большинство из них очень серьезно относились ко всему происходящему вокруг.

Позднее выяснилось, что фасадная часть здания была занята монахами и монахинями, а комнаты внизу – охранниками. Но наш провожатый не повел нас на экскурсию в эту часть здания. Осмотрев комнаты постояльцев, мы направились в боковое крыло здания, где располагались мастерские, в которых трудились монахи и монахини в возрасте от семнадцати до двадцати пяти лет, все бритоголовые и в одеждах из сурового полотна. Они ткали пряжу, пекли хлеб, вращали горшки, обтачивали полудрагоценные камни.

Само собой разумеется, что повсюду стояли курильницы и благовонные палочки, а воздух был пропитан ладаном и миром [11] .

Местом, наиболее насыщенным мистическими запахами, было юго-восточное крыло здания, где располагалась прядильня, где я увидел железную дверь, запертую на замок с перекладиной.

– А что там? – спросил я у монаха, указывая на дверь пальцем.

– Подвал. Прошу вас поторопиться, так как еще два человека ждут вас, чтобы вместе пройти церемонию очищения.

11

Благовонное масло, употребляемое при церковных обрядах.

Мы поторопились. На первом этаже главного здания располагались общие комнаты, столовая, зал для заседаний и другие закрытые комнаты. Наконец мы вошли в зал с плиточным полом, где нас ожидала еще одна пара и женщина.

Пара состояла из облаченной в норковое манто пышнотелой кумушки, с платиновыми волосами и вызывающим бюстом, без сомнения, накачанным силиконом, и фатоватого молодого человека лет на десять моложе кумушки, белобрысого, с загорелым под ультрафиолетовой лампой лицом, который курил американскую сигарету, вставленную в мундштук "Данхилл".

– Добро пожаловать, Жак и Мириам, – сказала нам другая женщина.

На ней было шафрановое платье с серебряным колье. Она была бритоголовая и с выщипанными бровями, что придавало ей сходство с птицей. Она вручила нам четыре больших пластиковых мешка.

– А теперь, – сказала она, – вы должны раздеться, но сначала я вам объясню, почему это необходимо. Нашей целью является не создание для вас приятной и комфортной атмосферы, а совсем наоборот. Наша цель – унизить вас. В миру, в светской жизни, где материя стала преобладающей, человек переполнен информацией. Здесь, у нас, где вы сейчас находитесь, преобладает Дух, а материя – ничто. Вы не будете получать никакой информации. Человек получает радость не от информации, а от унижения и дисциплины.