Скорбящая вдова [=Молился Богу Сатана]
Шрифт:
– А благодарствую, здорова.
– Ну, так добром скажи, где ныне Истина? Ведь ты же знаешь?
– Увы, увы мне, знаю…
– Ответствуй, где?
– Вы Истину украли, иерархи! Вкупе с царем-невеждой…
– Мы? Окстись, вдова!..
– Сам сказывал, суть, в бочки засмолили смолою черной и новины ввели.
Архимандрит налился кровью.
– Довольно лжи! Не пожелала мне ответить – царь спрос учинит! – схватил ее за цепь. – Вставай, вдова, пошли!
В тот час вдруг распахнулась дверь, подобно ветер, ворвался сын Иван и встал столбом, сим видом пораженный.
– Ох, матушка!.. Что
– Привиделось спросонья! – взмахнула дланью, засмеялась. – Ступай в опочивальню к младой жене и спи спокойно.
– Я, матушка, не спал! Из царских сеней возвратился… Ты в железах, позри! Тебя хотят казнить?
– Се отроческий страх, а ты боярин. Угомонись, се государь призвал меня, прислал рабов своих.
– Тебя же в цепи заковали!
– Добро, пойду в цепях, коль государь зовет.
– Я не отдам тебя! – он саблю выхватил из ножен. – Подите прочь! Не посмотрю, что звания духовного!..
– Не смей, Иван! – зверицей раненой метнулась, повисла на руках. – Не трожь их, государь прислал, коему служишь.
– Да как же, матушка? Тебя в цепях уводят!
– Сама иду! Ну что, холопы, встали? Эй, думный дьяк, возьми за цепь. Попу-то не с руки!
Должно, смутился Иоаким, позрев на ярость сына.
– Ступай сама…
– Хотя, постой! Мне не пристало пешей ходить к царю. Велю нести меня!
– Нести? Тебя нести!? – архимандрит опешил, но тут же осмелел. – Не велика особа, сама пойдешь!
– И шага не ступлю! – в медвежье кресло села. – Эй, конь долгогривый, запрягайся! А ты, Илларион, чего стоишь? Царь звал меня, тако ж несите! Ну, ежли я покаюсь, поведаю, где Истина? И вас оговорю? Я же приближена к царю, склонюсь и на ушко шепну.
– Однако же нести придется, – дьяк к креслу подошел. – Берем, отец святой. Ну, как и впрямь шепнет?
– Ох, муки смертные! За что? – кряхтя, согнулся Иоаким, – Ужо берем, раз-два…
Когда же кресло подняли и было уж к порогу понесли, боярыня вдруг вожжи натянула.
– Тпру! Стой, родимые! – к Ивану обернулась. – Ну, сын, прощай! Царя не балуй лестью, честь храни да береги жену. И оставайся с Богом!
– Ах, матушка, прости! – воскликнул он. – Я за тебя замолвлю слово!
Боярыня лишь рукавом взмахнула:
– Н-но, вороные, трогай!
И цепью, будто бы кнутом…
22.
– Молился Богу сатана и вымолил Россию для мучений!
Дух затаив, озрел весь сруб – духовник, старец Епифаний спокойно почивал на нарах, глухой и темный Лазарь сидел в углу и хоть не спал, но безъязыкий, мог лишь мычать. Четки пнул ногой, встал на колена, помолился в угол.
– О, Господи, я столько лет страдал, уразуметь пытаясь, за что России муки. Я думал день и ночь! А ныне вот открылось!.. Дух Святый! Неужто ты глаголешь мною, рабом твоим? Откуда откровение сие – молился Богу сатана и вымолил Россию для мучений? И верно, кто, как не дьявол может мучить православных?
Тем часом за спиной раздался шорох, стук и вздох тяжелый.
– Ох-хо-хо-ох…
– Ты, старче? – окликнул Аввакум. – Ох, преподобный, дивлюсь и ужасаюсь, егда уста мои принадлежат Святому Духу. Велел ты поспешать, коли вдова приснилась, послушай же, что ныне мне открылось.
Молился Богу сатана и вымолил Россию для мучений!Не отозвался старец. А обернулся и позрел – да почивает он! На костяных ногах, с огарочком в руке, пробрался к Лазарю и посветил в лицо.
– Ужель язык отрос?..
Поборник старой веры зрел мимо и даже не мычал. Чу, вновь шаги! Иль сруб под снегом оседает, а посему блазниться?
Распоп перекрестился, сел за стол-колоду, пером к бумаге прикоснулся и без отрыва и огрехов единым духом написал: «Молился Богу сатана и вымолил Россию для мучений». Прислушался – вдруг снова шорох, нары заскрипели, и голос был:
– Корош батька Авва! Так говорил Арсений Грек!
Со страхом оглянулся – се старец встал и воду пьет!
– Ты звал меня?
Духовник Епифаний поставил ковш, уста утер.
– Почудилось, ты звал…
– Послушай меня, отче! – взмолился Аввакум. – Послушав же, ответь: я ль, грешный протопоп, сие изрек? Молился Богу сатана… Ты слышишь, преподобный?.. И вымолил Россию для мучений. Сие есть истина?
– Молился и вымолил?.. Добро, сие благословляю.
Распоп вдруг взор поднял и выронил листок: заместо старца у ведра – табашник, вор и проходимец Паисий Лигарид! Саван черный и побрит – блядолюбивый образ!
– Свят-свят… – рука для крестного знамения не поднялась. – Ты кто?
– Я супротивник твой, – и трубку с табаком достал. – Митрополит Паисий. Ужели не признал?
Перо сломав, отпрянул Аввакум и осенил крестом.
– Ты сатана! Признал тебя! Сгинь, пропади, нечистый!
Паисий к каменке склонился и, уголек достав рукою голой, табак свой раскурил.
– Признал, признал меня, ревнитель благочестья. А то чего же не признать? Сколь сварились с тобой, сколь копий поломали… Ох-хо-хо-ох! Уж думал, не сведет судьба, да ты меня позвал!
– Да я не звал! Вот я тебя крестом! Святой молитвой!..
– Неужто старый стал? – вздохнул антихрист. – Ослышался, поди… Не ты ли поминал меня, егда тебе открылась истина: «Молился Богу сатана и вымолил Россию для мучений»? Уж, подтверди, коль ты сие сказал.
– Сказал, – признался Аввакум, нательник сжав в кулак.
– Ну вот, добро, что не отрекся от слов своих. Ты помянул меня, и я в тот час явился, чтоб утвердить сие. Ты прав, распоп, молился к Богу я и вымолил. Знать, я прилежен был и истово молился, коли Господь меня услышал. Теперь помысли, чье слово Господу слышней? Вас, православных, или мое, суть, Князя Тьмы?
– Изыди вон, проклятый! – чернилами плеснул – антихрист увернулся.
– Не прогоняй, коль звал, – и засмеялся. – Поелику господь в твои уста свои слова влагает, так не страшись меня, не лей чернил, аще и пригодятся. А ну, сразись со мной? Иль дух в тебе иссяк? Ты же со мной сражался? По всей Москве, на площадях, с амвона, что ты кричал? Митрополит табашный? Суть, сатана?.. Но кто меня признал? И кто тебе поверил?
– Увы, увы мне! Народ наш чист и посему доверчив. Егда из-за моря явившись, Князь Тьмы наденет ризы, знать имя ему отче. А коль отец, знать прав, дурного не глаголит и посему табак вонючий твой почудится за благо! О горе, горе мне! С тобой сражаясь, я мыслил просветить народ, чтоб отделял зерно от плевел, да все напрасно. Святые люди, право слово!