Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

Признавался он самому себе: поступок отчаянного наркома его воодушевил. Голову на кон – и гори оно все огнем! Сам он в молодости поступал, бывало, аналогичным образом. Как-то, в конце девятнадцатого года, красные из Особого дивизиона ВЧК выследили местоположение очередной полевой ставки Махно и совершили на нее внезапный налет. По собственной инициативе или по специальному приказу – кто теперь знает? В архивах он никаких упоминаний о планировании подобной операции не нашел. Тогда Нестор Иванович с его армией был очень нужен советской власти. Только что он нанес сокрушительный удар по деникинским тылам, заставив Добровольческую армию прекратить успешное наступление на Москву, а впереди еще был Крым, где четыреста махновских тачанок буквально вырубили остатки белой кавалерии, поставив в войне последнюю точку, после чего и началось планомерное уничтожение «махновщины».

Так вот, когда налетели чекисты, сам Заковский (он же Левка Задов) в упор косил их из пулемета, пока перегретый «максим» не заклинило, а потом с остатками сотни Красильникова, спасая «батьку», стреляя с седла из двух «маузеров» сразу, пробился, ушел в ночную степь.

«Мальчики кровавые в глазах» после этого у него никогда не возникали: у чоновцев своя работа была, у него – своя. Первый орден Боевого Красного Знамени за те как раз дела он считал вполне заслуженным.

С наркомом тоже получилось наилучшим образом. Собранные Заковским материалы весьма пригодились, в качестве «последней соломинки», чтобы раздавить злобного карлика.

Тут-то и начались настоящие терзания.

По совету Лихарева он не вернулся домой, переночевал у него на квартире. Правильный был совет, инерция отлаженной машины была такова, что вполне свободно можно было ожидать ареста, а то и чего похуже, уже за финишной ленточкой. Приказы, как известно, легко отдаются, да трудно отменяются. Сам же отстраненный Ежов, от бессильной злобы или по тонкому расчету, до того как об его отставке стало известно, вполне мог приказать Фриновскому ликвидировать соперника «при попытке к бегству» или законопатить в Сухановскую тюрьму, наподобие «Железной маски», без фамилии, под номером, с соответствующей пометкой в деле.

Совсем не факт, что потом разобрались бы и выпустили. Сам же Хозяин мог решить: если сел, так пусть и сидит, раз таким лопухом оказался.

(Заковский не мог знать о том, что случилось тринадцатью годами позже, но рассуждал верно. В пятьдесят первом году Сталин уволил и посадил тогдашнего министра ГБ Абакумова, а после его смерти министра не только не выпустили с реабилитацией, как других, а вообще расстреляли, хотя совершенно не за что было, по меркам того времени.)

Утром Заковский ушел от Лихарева, тоже повинуясь чутью, укрылся на никому не известной конспиративной квартире, снабженной специально защищенной линией связи. Кто о ней знал – тех уже нету. Чудесная квартира, спрятанная так, что сто лет ищи – не найдешь. Мало ли чем закончится встреча наркома со Сталиным и Ежовым. Еще и сам Лихарев «под раздачу» попадет. Тогда Леонид Михайлович рассчитывал, по примеру Шестакова, пересидеть некоторое время, да хоть год, если потребуется, а там, может, тоже уходить за границу. В отличие от дилетанта-наркома возможностей у него куда больше, и технических, и финансовых.

По этой самой линии узнал от Валентина (оперативный псевдоним «Студент»), что дела складываются «в нашу пользу», Шестаков доложил все, как нужно, Ежов выбит из игры, и судьба его будет скорее всего печальной, а сам Заковский рассматривается на его место.

Тут Леонида Михайловича и прихватило. Так случается. В опаснейших, почти безнадежных обстоятельствах человек держится – загляденье, а спасся – все гайки и отдались.

Не только угроза жизни миновала, так и карьера взлетела к высшей точке. Генеральный комиссар госбезопасности – выше не бывает. Один сиреневый мундир с огромными звездами на васильковых петлицах чего стоит! На плюгавом Ежове он сидел, как клифт на огородном пугале, а на могучей фигуре Заковского будет смотреться внушительно и импозантно. Да что мундир, это ерунда, конечно. Службу можно будет перестроить и наладить так, что у Гиммлера с Гейдрихом слюнки потекут. Главное – загранразведку восстановить, полувыбитую и деморализованную. Сейчас наступают времена настоящих профессионалов, а не выдвиженцев с неоконченным начальным образованием.

Только – где гарантии, что случится именно так? Вдруг опять раскручивается дьявольская интрига? Разыграли Сталин с Ежовым хорошо срепетированную сцену для дураков. Уйдет на недельку или месяц Николай Иванович в тень, понаблюдает оттуда, как, обрадовавшись, повылезают из щелей и норок недоразоблаченные враги, – и хлоп!

Каково тебе тогда будет, Леонид Михайлович, губы раскатавши, в камере сидеть и локти кусать, в пустой след проклиная собственную непроходимую глупость?

Да нет, не должно так случиться. Лихарев врать не будет, Заковский знал его достаточно. И вел еще с двадцать восьмого года, скорее на всякий случай, чем по настоящей необходимости. Легально-то между ними всякие связи были обрублены в тридцать третьем, когда Сталин «Студента» всерьез к себе приблизил. Однако вот встретились – словно вчера расстались. Сразу нашли общий язык, а главное – интерес.

Если только самого Валентина тоже не намечено в тираж вывести, а он об этом пока не догадывается… Но это уже из разряда совсем запредельных допущений…

Так и психовал Заковский, колеблясь между депрессией и эйфорией. Кружил по комнатам широкими шагами, на ходу ему лучше думалось. Уставал от перебора вариантов, принимался читать «Королеву Марго», чтобы отвлечься, тут же наталкивался на очередную сцену тогдашних дворцовых интриг, так похожих на нынешние, раздраженно отбрасывал книгу.

Решил было лечь спать, и тут как раз тихо загудел телефон. Специальным звуком. Кандидат в Генеральные комиссары, демонстрируя спокойствие и выдержку, снял трубку лишь после третьего вызова.

– Слушаю…

– Леонид Михайлович, – звенел мембраной голос Лихарева, – боюсь, что нас можно поздравить. Клиент сегодня полдня провел у Хозяина, и с глазу на глаз, и на «малом» Политбюро. Ворошилова сняли, Молотову краем досталось. Грядут, грядут перемены, но дело даже не в этом. Велено вас разыскать и пригласить на Ближнюю, на ужин. Вас и Шестакова. Я тоже рядом побуду. Так что с вас причитается простава, как первому сообщившему… Все понятно? Машину куда высылать?

Заковский помолчал, выравнивая дыхание. Он знал, что означает приглашение на личный ужин.

– Давай на то же место, что последний раз.

– Заметано. Через полчаса будет. Управитесь?

– Не тревожься…

Главная хитрость тайной квартиры Заковского заключалась в том, что размещалась она, что называется, посередине минного поля. Или – в снарядной воронке. Еще точнее – в пресловутом Доме на набережной, где обитали главные объекты нынешнего террора, к подъездам которого уже целый год еженощно подъезжали «эмки» и «воронки» с Лубянки. Жильцы менялись, словно постояльцы привокзальной гостиницы, а некоторые апартаменты так и стояли, как выморочные средневековые замки, пугая соседей казенными печатями на дверях. Может, в этом и был определенный замысел – напоминать большим людям о бренности их существования.

Еще в ходе строительства «дома-коммуны» (благо вело его ХОЗУ НКВД) между многочисленными общественными помещениями – рекреационными залами, столовыми, детскими игровыми комнатами, кинолекториями и прачечными – образовалось несколько неприметных блоков, на общих чертежах не обозначенных. Никто, включая главного архитектора, этого не заметил. Да и как иначе? Неужели лауреат Сталинской премии будет с рулеткой проверять совпадение внешних и внутренних объемов или на фасаде в тысячу окон кто-нибудь заметит несколько «лишних»?

Как и положено со времен Древнего Египта, знающие слишком много исполнители, в зависимости от личных качеств, получили достойное вознаграждение и забыли о мелких эпизодах творческой жизни или отправились заниматься инженерной деятельностью в такие места, откуда и сама Москва казалась миражом в пустыне, не то что отдельный дом.

Сделано притом было очень недурственно. Прямо сказать – хорошо. Из своей квартиры Заковский мог выйти особыми коридорами в три разных подъезда, в «Гастроном» на первом этаже, а подземным техническим коридором – в несколько укромных мест кинотеатра «Ударник» и Театра эстрады.