Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант
Шрифт:
Что-нибудь ведь он ему покажет или подскажет? А как с этим обойтись, подумаем позже.
Без всяких звуковых или оптических эффектов компьютер со стола исчез, а по ту его сторону ниоткуда возник Антон. Выглядел он непривычно. Сидит на невысоком помосте в клетушке, образованной совершенно земного вида плетнем, каким на юге огораживают дворы. Палец можно просунуть между каждым неошкуренным прутом. Одет в подобие японского княжеского кимоно, которое идет ему гораздо меньше, чем белый капитанский китель или изысканный штатский костюм. Он производил впечатление не находящегося на расстоянии вытянутой руки человека, а третьего отражения в поставленных друг напротив друга зеркалах. Такого еще не случалось. При любом контакте, очном или через «рамку», вид у него был полнокровный и реальный до предела.
– Привет, –
Антон ответил после долгой паузы. Складывалось впечатление, что он пытается вспомнить язык, на котором к нему обратился старый партнер-конфидент.
– Далеко ты забрался, Саша. Зачем? Я же тебя предупреждал…
Шульгину стало смешно, пусть обстановка к этому совершенно не располагала.
– Не ты ли, компаньеро, подстрекнул нас с товарищем Сталиным вплотную заняться испанскими делами? Вот естественное развитие событий меня сюда и привело.
– А меня привело сюда, – тусклым голосом сказал Антон. – Последовало, наконец, наказание за нарушение долга и превышение полномочий…
– Вах, как здорово! Не все коту Масленица. И в ваших роскошных ста мирах НКВД не дремлет. Но ты, похоже, пока не в зоне пребываешь, с кайлом и тачкой? Говорить хоть можешь без подслушки вертухая? – изощренно уязвил форзейля Сашка.
– С тобой – могу. Не совсем понимаю, как ты на меня вышел. Я считал – мне полный амбец! – Русский язык Антона начинал приобретать былую сочность. – Меня выявили, вычислили, разоблачили и подвергли покаянию…
– Ну, Колыма или пуля в затылок в любом случае хуже, – успокоил его Шульгин. – Слушай, долг ведь платежом красен?
– Говорят, что так, – осторожно ответил Антон.
– Так давай я тебя оттуда выдерну. Подскажи как, и такую мы вашим придуркам конфузию устроим… Помнишь, был у нас разговор? Только ты это, как-нибудь начинай втихаря рекондиционироваться …
Во время одной из приватных бесед в Замке, незадолго до того, как форзейль отправил Сашку на захват Сильвии, промелькнул этот термин. Мол, агенты типа Антона, направляемые на Землю или иные планеты, специальным образом настраиваются на психическое человекоподобие. А по завершении миссии с них все лишние качества, привычки и навыки стираются. Словно бы фронтового разведчика, четыре года берущего языков, бьющего часовых финкой под левую лопатку, учиняющего иные несовместимые с гуманизмом и политкорректностью дела, перенастраивают на учителя начальной школы или псаломщика [64] в церкви.
64
Церковный служка, равный дьячку или пономарю, читающий псалмы по усопшему.
Однако Сашка имел в виду не это, не технические процедуры неизвестной цивилизации. Он просто хотел, чтобы ставший близким по духу человек стряхнул с себя путы и принципы поганенького, как оказалось, мира и восстановился в роли победительного красавца, пытавшегося вершить судьбы не самого худшего человечества. Или хотя бы не самых худших его представителей.
– Я постараюсь. Я уже два раза избегал положенных процедур, что мне поставили в отдельную вину.
– А сейчас, за контакт со мной, тебе не добавят? У нас за маляву [65] карцер дают или ШИЗО. [66]
65
Малява – записка, письмо, инструкция, которая по «правильным» каналам может быть переправлена в соседнюю камеру или в любую ИТК страны.
66
ШИЗО – штрафной изолятор, внутренняя тюрьма-одиночка внутри зоны, где за нарушения режима могут содержать до месяца. Или – сколько захотят, по настроению начальника и прокурора.
Антон слабо усмехнулся.
Ох, как скрутило классного
мужика! А туда же – великие цивилизации, светлые проводники и провозвестники. Учить они нас будут, что в носу ковырять неприлично!– Этот канал, я совершенно уверен, не просматривается. Понять не могу, как ты его нащупал. Вот если бы воспользовался моей капсулой или формулами…
– Значит, сейчас говорить можем свободно?
– Да. Говори.
– Так кто же его устроил? Я до последнего считал, что попал в Ловушку…
– Так ты в нее и попал. Только сумел вывернуть к собственной пользе. Понимаешь, Саша, я сейчас никто. Кое-какие остатки человеческого мышления и памяти дают мне возможность с тобой говорить. Если бы не ты, не эта связь, меня ждали бы десятилетия медитаций, долженствующих наставить на истинный путь, но не обещающих даже свободы…
– Круто, – присвистнул Шульгин. – В натуре, лучше на Колыме золото мыть: и конец срока светит, и компания вокруг обычно неплохая…
– Земля – это совсем другое…
– Да уж точно. Сколько вы со своей коллегой Сильвией рук ни прикладывали, а Земля осталась такой, как задумано. За исключением некоторых деталей. Только в голову не возьму, как они тебя так быстро опустили… Месяца не прошло, как мы с тобой очередные наполеоновские планы строили. Я только-только ими вплотную занялся…
– Какой месяц, Саша! Я тут уже скоро три года. Помереть легче. Вот все, что у меня осталось…
Он протянул руку, и в ней появилась похожая на тыквенную половинку чашка с дымящимся напитком.
– Синтанг. Нечто вроде вашего зеленого чая, но с приличным наркотическим действием. Успокаивает и позволяет видеть красивые сны. Про Землю в том числе…
– А сопьешься?
– Совсем хорошо будет. «Жизнь, что идет навстречу смерти, не лучше ль в сне и пьянстве провести?»
– Да, брат, укатали тебя. Аж смотреть противно. Хорошо, Хайяма пока не забыл…
Сентиментальные рассуждения Сашке внезапно и остро надоели. Будет он еще чужие сопли утирать, когда на свои платков не хватает.
– Короче – есть у меня возможность тебя выручить? С этой позиции или другой? Я сделаю!
– Снова рискнешь головой?
– А хрена ли? Я только что свою настоящую смерть увидел. После чего любая другая – плюнуть и растереть. Как считаешь, правда то была или очередной понт не с нашего двора?
– У любого человека обязательно где-то есть «настоящая» смерть. Все остальные он сам себе организует.
– Ну, спасибо, философ. Еще чуток поговори, и останешься отбывать свое покаяние…
– Да уж, Саша, истинно сказано – не верь льстецам, верь грубиянам. Как ты мне тогда в морду засветил…
– И мне вспомнить приятно. Но хватит порожняк гнать. Что делать – быстро!
Антон сказал, что следует предпринять Шульгину, чтобы для начала перебросить матрицу Антона в какое-нибудь человеческое тело. Проще всего, за неимением лучшего, писателя Юрия…
– Во, бля… – удивился Шульгин. – Откуда ты про него знаешь? И вообще – он из аггров, ты форзейль. И как же?
– Никакой разницы. Теперь. Если удастся, вернешься в Москву, помаракуем, что дальше делать. Здесь я скончаюсь от остановки моего погрязшего в неподобающих чувствах сердца – и пусть эта трижды долбаная вселенная катится гораздо ниже центра мирового равновесия… – Он добавил несколько фраз в духе незабвенного капитана Кирдяги. [67] – В любом варианте там меня никто искать не будет.
67
Персонаж цикла рассказов Л. Соболева, несравненный специалист в области флотского нецензурного фольклора.
– Плотно выражаешься, – похвалил Шульгин. – Есть шансы на выздоровление. Получается, кто-то тебя сдал своим, а кто-то заинтересован тебя выручить. Снова чужими руками. Я ведь не за тобой в странствия отправился. Наоборот, в душе надеялся, что очередной раз поможешь, если припрет. А оно вон как получилось. Кто ж меня под пулями на этот терминал вывел?
– Сам и вышел. Очень хотел, наверное.
Шульгин в душе согласился, что так и было. Все время в голове гвоздем сидела надежда на помощь Антона, картинка его кабинета в Замке, воспоминания о сомнительных по результатам, но все же дружеских встречах.