Скорпион

— Опять чистка, — отвечает. — Сокращение: режут кадры, суки, по живому.

— Какие проблемы? — и предлагаю. — Иди в mаnhanter.

— В охотники? — задумывается и вздыхает. — Нет, каждому свое. И потом, не хочу бросать своих мальчиков.

— «Мальчиков», — добродушно хмыкаю. — Твоих головорезов поднять, так они мигом эту власть сковырнут, как изюм с калорийной булочки.

— Иди к черту, — в сердцах говорит полковник. — И без тебя тошно.

— Выпей водочки.

— А сам?

— Э, нет, — смеюсь. — Я на коммерческой основе: как потопаешь, так и полопаешь.

— Ишь, коммерсант нашелся, — кислится. — А как что, так сразу к нам.

Я не спорю: справедливое утверждение, однако мы в одном окопе и на одном фронте и должны помогать друг другу, не так ли? И в подтверждение этих слов я бы кинул на стол пачечку импортных ассигнаций, да знаю, этим обижу сотрапезника. Однажды у нас произошла стычка по этому поводу и Старков заявил: он не торгует дружбой. Если бы я не знал полковника, не поверил в пафос слов. Но хорошо знал его, служаку, верно служащему за обглоданную кость.

— Ладно, окопник, слушай меня внимательно, — говорит, раскупоривая графинчик с водочкой, и начинает выдавать бесстрастную информацию о господине Фиалко и его полукриминальных деяниях.

Итак, один из высокопоставленных администраторов при Теле оказался на редкость предприимчивым малым. Пользуясь приятельскими отношениями с членами правительства, он занимался тем, что возвращал долги государства иноземным фирмам, связанным с химической промышленностью и фармацевтикой, возвращал, разумеется, за определенный личный процент. Самое выгодное дельце было обтяпано год назад, во время известных событий, когда возникло иллюзорное двоевластие. Под шумок Михаилу Яковлевичу удалось заработать около двадцати миллионов долларов, которые благополучно обосновались на его личном счете в городе Мюнхене.

— Не много ли? — засомневался я.

— Алекс, там такие цены, — сказал Старков и, поведя глазами на потолок, выпил рюмку. — И он ещё имеет совесть, понимаешь, учить нас жизни.

— Кристально-чистый человек.

— Все они там… как горные хрустали.

Я посмеялся: не пора ли эти самоцветы спрятать в тюремную шкатулочку на долгое сохранение. Нет приказа от хозяина шкатулки, честно признался полковник, а так, никаких проблем.

Вот именно хозяину удобно держать дворовых на коротком поводке, и они, прекрасно осознавая свои грехи, беспрекословно выполняют его любую волю. Так что зря господин Фиалко подозревал, что в его сегодняшних бедах виновата царская опричнина. Взяли бы под ребро без лишних обиняков и вся недолга, и без этой карусели с интрижками под голубыми небесами.

— Да, он такой, — подтвердил Старков. — У них там свой канкан с главным рупором страны.

— С этим капилярно-кумачовым гундосом?

— Именно.

— А Дед знает?

— Он все знает, хотя иногда делает вид, что ничего не знает.

— На хрена ему этот канкан?

— Саша, — проникновенно проговорил полковник. — Ты знаешь о такой системе, как «система сдержек и противовесов». Вижу, знаешь. Тогда какие могут быть вопросы?

Действительно, какие могут быть вопросы. Профессиональный строитель сумел возвести многослойную «пирамиду власти». Играя на интересах конкурирующих сил и структур, интригуя и сталкивая лбами недавних друзей, он сделал личную власть не просто устойчивой, а практически незыблемой. Власть, сцементированная на страхе подданных потерять доходное тепленькое местечко, что может быть надежнее?

Теперь у меня нет никаких сомнений, что грубый наезд на господина Фиалко совершает некое отдельное от государства образование, преследующие свои цели. И это обстоятельство радует, поскольку сражаться в одиночку с самодержавной Системой, конечно, можно, но лучше не нужно.

— Да, — вспомнил я, — а кто перетащил нашего Мишу Яковлевича в столицу? На самом-то деле.

— Ааа, тоже петух ещё тот, — ответил Старков и заглотил очередную рюмку водки. — Из бывших сталинских наркомов по фамилии Тихий. Как он сохранился, ума не приложу. Товарищ Сталин не любил педерастию, это я тебе говорю.

— Нету его, — развел я руками.

— Кого?

— Товарища Сталина.

— Нету, — согласился полковник. — А жаль, он хотел всех этих… на баржи и в море.

— Зачем?

— Как зачем? — ударил кулаком по столу. — Пустить на дно. А что дешево и сердито? Ты против?

— Я против, что ты клюкаешь, как сапожник.

— Ладно тебе, устал я, Алекс, устал. И не от работы — от бессмыслиц. Понимаешь, нет смысла вокруг, нет. А нет смысла, какой тогда смысл всего, а?

— Без комментариев.

И на этом наш дружеский обед завершился. В целях конспирации полковник Старков отправился пешком, не пожелав воспользоваться автомобилем, я же покатил на джипе в скоротечных мыслях о своих последующих действиях.

Дополнительная информация от секретных сотрудников не поступала, следовательно, у меня пока имеется три стези. Первая: нагрянуть в «Оргхимбанк» и взять всех за глотку, но совершать наскок без предварительной подготовки не имеет смысла. Вторая: начать сбор информации по гражданину Тихому, плохо лишь то, что он покойник, а они, как правило, молчуны крепкие. И третий путь — в храм Мельпомены, и не одному, с хорошенькой новой знакомой по имени Марина. Вопрос, правда, в том, чтобы найти её и пригласить на балет «Лебединое озеро». А почему бы и нет — можно ведь совместить приятное с полезным. Посмотрим, чем дышат современные голубые театралюбы, хотя понятно какими испарениями, и познакомимся поближе, я имею ввиду, себя и девушку. Главное, отыскать её, что, впрочем, с помощью телефона не составит никакого труда.

— Привет, — говорю. — Это я, Алекс.

— Какой Алекс? — удивляется девушка.

— В смысле, Саша, который страховой агент, — вспоминаю легенду. Забыла, Марина?

— Такое забыть трудно, — смеется. — Хочешь застраховать мою жизнь?

— Непременно так.

… В Большой театр, где мной от имени господина Фиалко были заказаны билеты, мы опоздали. По причине уважительной. Девушка пригласила меня на квартиру своей бабушки и я не мог отказать себе в удовольствие познакомиться с её настоящей родней. Встретила меня хлопотливая, морщинистая, как гномик, Василиса Павлиновна и принялась кормить пирогами и рассказами о житье-бытье. И пока внучка собиралась в культпоход, бабулька успела изложить всю семейную сагу. Для себя я уяснил, что господин Фиалко женился на женщине с пятилетним ребенком в достославном городе Серове. Когда жена Варвара умерла от рака груди, Михаил Яковлевич благородно удочерил Марину, и даже для её воспитания выписал в Москву её родную бабушку. И для общего удобства прикупил вот «якие хоромы, добрый он человек», чуть ли не расплакалась от чувств Василиса Павлиновна, представляя мне малогабаритную панельную квартирку.

— Хоромы, — согласился я.

— Ой, добры хоромы.

— Хоромы, всем хоромам хоромы.

— Ой, хоромы-хоромы.

— Прекратите, люди, — вмешалась в наш столь содержательный разговор Марина и спросила: не против ли я, если вместе с нами к роднику Большого припадет ещё одна дама?

— Дама? — насторожился.

— Очень приятная дама, — рассмеялась девушка. — Дина Штайн, она дипломат из Германии. И журналистка тоже.

— Под твою ответственность, — передернул плечами. — Еще ославит на весь мир.

— Ну тогда вперед, страховой агент!

Бабулька подслеповато поглядела снизу вверх на меня, затем вздохнула и перекрестила:

— Идить с Богом, детки.

И с этим сердечным благословением мы, великовозрастные дети, помчались на вездеходе туда, где можно было приобщиться к высокому искусству.

Встретив у парадных колонн Большого даму Дину Штайн, похожую на крашеного мопсика, но на шпильках, я направил её и Марину в царственный зал, а сам поспешил в гальюн: сказалось тороватое чаепитие с дорогой Василисой Павлиновной.