Скорпионы

Герберт последним вышел на берег. Он досуха вытер голову, надел штаны и носки.

Он шел замыкающим. Перед его глазами качались белые пятна полотенец, переброшенных через плечи ребят. На мокром лугу хлюпала под ногами вода. Неподалеку пронзительно кричала какая-то зверюшка. Кто это? Лягушка? Кузнечик? Герберта радовал этот новый неведомый мир. Ему хотелось разгадать все его тайны.

Вечерняя линейка тянулась очень долго. Даже дольше, чем ужин в специально оборудованном для этой цели школьном зале. Начальник лагеря произнес целую речь, и все отчаянно скучали.

Наконец с мачты спустили флаг, и ребята отправились по палаткам.

Хилый огонек свечи едва касался брезентовых стен. Герберт вытянулся на топчане и ждал, что будут делать другие. Некоторые натягивали шерстяные свитеры.

— Айда в деревню за яблоками.

— Принесите и нам.

— Само собой.

Кто-то достал из рюкзака карты.

— Сыграем?

Герберт уселся играть. Но он играл плохо, и ребята прогнали его. Он снова лег на топчан. Закрыл глаза, хоть спать и не хотелось, несмотря на усталость.

— Слышите? — спросил Герберт.

— Что?

— Шумит.

— Ну так что?

— Море так шумит.

— Дурак. Это ветер гуляет по брезенту и веревкам.

— А мне кажется, будто шумит море.

— Дурак, потому и кажется.

Герберт повернулся на бок, чтобы видеть сереющую щель, там, где был вход в палатку. Опустил руку и коснулся пальцами травы.

В палатку заглянул дежурный, посветил фонариком, велел убрать карты и стелить постели. Свеча догорала.

Герберт ногами нашарил ботинки. Вышел из палатки.

Уже вызвездило. По деревенской улице прогромыхала телега. Копыта лошади мягко шлепали по пыльной дороге. Телега проехала, и стало слышно, как гудит ветер, казалось, будто вдалеке шел поезд. Это было море. Герберт отчетливо слышал его и благоговейно повернул голову в ту сторону, откуда плыл ветер.

Подошел дежурный.

— Ты что? — спросил он.

— По нужде.

— Ну, ну, прогуляйся.

Постояв немного на дороге, Герберт побежал по песчаному склону. Потом он бродил по лугу, окутанному туманом, пока не оказался на берегу озера.

Зеркало воды, сонное и гладкое, серебрилось у берегов, а дальше темнело, приобретая металлический блеск. «Асфальтовое озеро», — подумал Герберт.

Наконец он повернул назад и бегом домчался до лагеря. Остановился. Перед ним расстилался луг, за ним — картофельное поле, а еще дальше — ручей и темнота.

«Жду чего-то и сам не знаю чего». То ли кто-то шепнул ему эти слова, то ли это мелькнуло в его сознании? Вокруг ни души. Где-то рядом сады, за спиной — палатки, впереди — луга, небо и звезды. Вдалеке лает собака. Ребята отправились за яблоками… Нет, собака, наверно, просто так брешет. Теперь он знает, в какой стороне ручей. Отчаянно квакают лягушки…

Герберт пошел напрямик, потом побежал. Он бежал все быстрее, пока не свалился на мягкий травяной ковер.

Он почувствовал холодные капли на лице. Это были частички вечера, приникшего к земле.

Герберт вспомнил это, и ему показалось, что все началось именно тогда.

VI

В палатке еще было темно, но сквозь узкие щели в брезенте просачивался бледный свет. Герберт проснулся. Провел ногой по простыне. Она была холодная и влажная. По телу пробежали мурашки. Он пощупал одеяла. Кое-где они промокли насквозь. Рукава пижамы тоже были мокрые.

Минуту он лежал не шевелясь и прислушивался. Дождь колотил по крыше и скатам палатки, и тяжелые капли падали на постель.

— Эй, ребята!

У других постели тоже промокли. Только в углу палатки было сухо. Ребята сдвинули туда топчаны, поставили их друг на друга. Набросали на них одеяла. Улеглись по трое на топчан и укрылись грудой тяжелых, набрякших одеял.

Герберт заметил у своего соседа огромный синяк под глазом и еще несколько поменьше на руках и шее.

— Э, что это с тобой?

— Чертовски не повезло.

— Ну?

— Пошли мы за яблоками.

— Ну?

— Ну, и там влипли. Оказывается, сады сторожат. Подумать только — сторожить сад! Натрясли мы шикарных яблок, тяжелых, сочных, как апельсины, и, когда лезли через забор, тут-то нас и накрыли. Хочешь яблоко?

— Нет.

— Хорошее.

— Потом попробую. Мне надо выйти. Все из-за этого окаянного холода.

— Ну, иди. Только смотри поосторожней. Ведь они могут подкарауливать около лагеря, как бы камнем не угостили.

— Хорошенькое дело!

— Вот пойдем всем лагерем да так вздуем этих деревенских, что они сами будут яблоки нам приносить и еще уговаривать, чтоб мы взяли.

— Оптимист! Посмотри лучше на свой глаз.

— Глаз — это что. Вот как сегодня вечером в деревне камни засвистят да зазвенят стекла, тогда посмотрим, оптимист я или нет.

— Ладно, посмотрим. Но мне все же надо выйти.

— Так иди.

— А если они караулят?

— А ты иди в угол палатки и валяй через щелку, все равно дождь.

Остальные таким же образом вышли из положения. И снова заснули, потому что из-за дождя подъем перенесли на час позже.

Завтрак прошел в гробовом молчании. Правда, дождь перестал, но холод пронизывал до костей, тучи ползли низко, чуть не задевая тополя. Казалось, на земле вдруг стало тесно.

Ребята сидели на своих постелях. Размышляли, что бы предпринять. В соседней палатке раздавался смех — не иначе, как хохотали над анекдотами. Начальник предложил спеть, но никто не поддержал его. Один из мальчиков привез с собой банджо и теперь наигрывал какие-то сумбурные мелодии.

Герберт посоветовал соседу приложить к синяку мокрый лист подорожника. Он оттянет жар, и глаз не будет опухать.

— Да, кстати, как тебя зовут?

— Карл. Карл Портер. Ты играешь в шахматы?

— Ага.

— Вот здорово. Я привез шахматы, можем устроить матч. Пять партий. Идет?

— Идет.

Они расставили фигуры и начали первую партию.

— Ты высоко забрался? — спросил Карл.

Герберт понимающе ответил:

— Через год экзамены на аттестат.

— У меня тоже.