Скрип на лестнице

Эльма записала прочитанное в блокнот и снова откинулась на спинку кресла. Когда отец Элисабет погиб, ей шел всего седьмой год, и судя по всему, оба ее родителя проживали вместе. Почему же ее звали в честь матери, а не отца?

Акранес 1990

Мороз щипал ей щеки, а она шла по снегу, пытаясь поспевать за матерью. Когда она смотрела вниз, глаза слегка слепило. Снег был таким невероятно белым и сверкал на солнце. Как блестки. Но и холодный же он был! Он набился ей в сапожки и растаял, так что колготки промокли. Она задрала голову к небу и высунула язык. Попыталась ловить большие снежинки, тихо падавшие на землю при безветрии.

– Ну что ты там делаешь! Идем! – позвала ее мама.

Элисабет бегом поспешила за ней. Настроение у мамы было плохое. Глаза у нее были маленькие, красные. Несколько снежинок пробрались за воротник, и она почувствовала, как растаявший снег стекает по позвоночнику.

– Мама, мне холодно, – сказала она и тотчас пожалела об этом. Мама плохо переносила нытье. Она крепко ухватила дочь за руку и потащила вперед. Девочка упала в снег, но мама просто начала тянуть сильнее, продолжая идти вперед, несмотря на то, что ребенок волочился по снегу. Девочка почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, но попыталась стиснуть зубы и терпеть: плакать она не решалась. В последнее время настроение у мамы было очень скверным. Зачастую девочка даже не понимала, в чем поступила неправильно. Удары были совсем неожиданными.

Она почувствовала, как из носу потекли сопли, и попыталась утереть их свободным рукавом пальто. Она надеялась, что их с мамой никто не заметит. Она представляла, что скажут ребята в школе, если увидят ее, такую промокшую и с соплями. Это все папа виноват, подумала она про себя. Если б он не вышел в тот рейс, все было бы куда лучше. Тогда бы мама так не сердилась.

Они остановились возле бело-синего многоэтажного дома, вошли в подъезд, и мама позвонила в дверь. Никто не отозвался. Мама, не долго думая, снова нажала на кнопку звонка и долго не отпускала ее. С ее волос на красное полупальто стекали капли.

– Да, – ответил хриплый мужской голос.

– Это я, – тихонько ответила мама.

Судя по всему, обладатель голоса знал маму, потому что после этого послышалось громкое жужжание. Мама открыла дверь, но на пороге остановилась и посмотрела на дочь. Затем нагнулась и заглянула ей в глаза.

– Жди здесь! – решительно произнесла она. Та послушно кивнула и шмыгнула носом. Дверь снова захлопнулась, и мама исчезла за ней. А она села и стала ждать.

Пока она ждала, то увидела, как из соседнего подъезда выходит Магнея со своей мамой. Магнея училась с ней в одном классе, но подругами они не были. Она сильно шмыгнула носом и попыталась сжать пальцы ног, чтобы к ним прилила кровь. Мать и дочь прямиком прошли к большому новому внедорожнику. Магнее, в отличие от нее, не приходилось брести по сугробам! У нее, наверное, и ноги никогда не мерзли. Полным зависти взглядом она смотрела, как Магнея пристегивается ремнем и прижимает к себе куклу-блондинку.

Она пообещала себе, что, когда вырастет, у нее тоже будет большой внедорожник, чтобы её детям не пришлось морозить ноги.

День тянулся долго. Магнея сидела и смотрела на стенные часы, ждала, пока стрелки поползут вперед. Ученики, судя по всему, понимали, что ей не до них. Они разговаривали чуть громче, чем обычно, старались чуть хуже. Ей было неохота повышать голос, пытаться навести в классе порядок, она лишь сидела за столом и смотрела в окно. Оттуда ей открывался вид на футбольное поле и здание стадиона, которое как-то неудачно построили, потому что разные участки крыши были разных цветов. Также ей было видно море, окружавшее мыс Акранес, но столицы на том берегу фьорда видно не было: слишком плохая видимость. Она изредка поглядывала на листки перед собой, читала простые ответы и отмечала, правильные они или неправильные.

Она положила руку на живот. Он был все еще плоским, никто бы не догадался, что в нем маленькая жизнь. Горошинка. Она улыбнулась про себя. Они так долго пытались – и вот вдруг, как по волшебству, это свершилось. Случайностью это быть не могло. Она тогда правильно поступила. Должна же она была что-то сделать правильно.

– Магнея, я уже сделала задание! – Перед ней стояла Агла и с подобострастной улыбкой протягивала ей белую тетрадь. Эта Агла обычно послушно и тихо сидела, во всем слушалась учителей, без жалоб выполняла все задания. Магнея взяла у нее тетрадку и коротко улыбнулась ей.

– Что мне делать сейчас? – через некоторое время спросила девочка, так и не получив от учительницы дальнейших указаний.

Магнея беззвучно вздохнула:

– Садись на место и почитай, пока остальные допишут работу, – ответила она. Агла послушно кивнула, вернулась на свое место, вынула книгу, слишком толстую для девятилетнего ребенка, и принялась читать. Магнея помотала головой. Ее дочь такой не будет, если вообще будет похожа на родителей. Правда, пол ребенка она пока не знала, но была уверена: это будет девочка. Наверное, она будет скорее похожа на Грьету или Анну. Эти Грьета и Анна сидели рядом и перешептывались, когда считали, что учительница не слышит.

Магнея окинула класс взглядом. Понятно, что в такой группе рано выстраивается определенная иерархия. Она могла выделить немногочисленных ребят, которым одноклассники смотрят в рот, – лидеров. Это от них зависело, что остальные делают и что считают «крутым». Большинство принадлежало к категории ведомых. Это были дети, обычно смотрящие на лидеров с обожанием. А еще были и те, кто не вписался в коллектив. Те, с кем никто не хотел водиться, кто часто падал жертвой издевательств и жалоб. Как например, Тоурд, который сидит и таращится в окно, а брюки ему настолько коротки, что из-под них выглядывают тощие икры. Или Агла, которая читает свою книгу, временами поднимая глаза и стараясь взглядом привлечь внимание Магнеи.

Да уж, мир жесток, даже для девятилетних детей. Она отлично знала, где было ее собственное место в иерархии класса: на самом верху. Она царила на вершине и с наслаждением правила всеми. Сейчас она тосковала по этой утраченной власти: с каждым прожитым годом жизнь становилась все сложнее. Как будто с годами эта власть ускользала у нее из рук и людям становилось все более безразлично, кем она была. И на что она была способна.

Она снова посмотрела на часы. День уже почти прошел, а после работы у нее было собрание, на которое ей уже давно хотелось сходить.

* * *

Хёрд сидел за письменным столом в наушниках. Он слушал не радио, а «Дорз». А также Дэвида Боуи и «Дайр Стрейтс». Он десятилетиями все время слушал одни и те же группы. Песни, которые он уже почти выучил наизусть. Наушники, в которых он сидел и работал, были самой лучшей модели. Их ему подарила родня на прошлое Рождество. А раньше он довольствовался старыми наушниками, которые нашел, пока наводил порядок в комнате сына. Сам он плохо разбирался в технике, но его теперешние наушники были в шикарной коробке, и сын объяснил ему, что это самая лучшая модель.