Скрижаль Тота. Хорт – сын викинга (сборник)

На улицах в городах не было тротуаров, а чтобы отводить дождевые воды от оснований домов, мостовым придавали вогнутый профиль, и улица напоминала большой желоб.

Кремона, расположенная у левого берега реки По, встретила путешественников нестерпимой жарой. Они сильно изголодались, поэтому постарались как можно быстрее найти таверну, где можно было спрятаться от палящих лучей солнца и набить желудки. Это желанное заведение находилось неподалеку от строящейся колокольни – кампанилы. Если судить по фундаменту и мощным стенам из красного кирпича, это сооружение должно было стать просто громадным.

Похоже, весело перекликающимся каменщикам, работающим на лесах, жара была нипочем. Возможно, потому, что наверху дул легкий ветерок.

Зато внизу царил сущий ад. Рыцари не стали заходить в душное помещение таверны, а расположились в тени раскидистой сикоморы. Как появилось в Кремоне это восточное дерево, можно было только гадать. Возможно, саженец сикоморы привезли купцы. Или матросы. Ее ствол был густо облеплен созревающими плодами, которые, по утверждению немало попутешествовавшего Себальда, были очень вкусными. Они напоминали фиги.

Им подали зайчатину под красным пивом, очень неплохое вино и «торроне» на десерт – смесь жареного миндаля с медом и каким-то вкусными специями. Рыцари и их оруженосцы дружно набросились на еду, и вскоре от двух зайцев остались лишь обглоданные кости.

Попивая с удовольствием охлажденное вино и закусывая «торроне», Себальд с интересом рассматривал дома Кремоны с покатыми терракотовыми крышами, благо таверна находилась на небольшой возвышенности, и вид перед ним открывался поистине сказочный. В его душе царили спокойствие и умиротворение, – наконец они прибыли к месту назначения! – чего нельзя было сказать про Хаго.

Юный воришка, а теперь паж рыцаря, не находил себе места от волнения. Он, как и его господин, глазел по всем сторонам. Только его совсем не интересовали архитектурные красоты города. Он выискивал в толпе бандитские физиономии подручных херра Альдульфа. Но их нигде не было видно, и мальчик постепенно успокоился.

Пощупав увесистый кошелек у пояса, он злорадно ухмыльнулся. Если и могли случиться какие-либо затруднения у бандитов в пути, то отсутствие средств было главным. Хаго понимал, что Бамбер и Вим, конечно же, пополнят свою казну, ограбив кого-нибудь по дороге, поэтому он молил Деву Марию, дабы она примерно наказала негодяев – чтобы их поймали и заключили в темницу.

Кошелек Вима предусмотрительный Хаго давно выбросил (он был меченым) и прикупил у бродячего торговца другой. Так что если он встретится с соглядатаями скупщика краденого, они не смогут уличить его в краже.

Отобедав, рыцари двинулись дальше – искать постоялый двор. Для небольшой Кремоны это была проблема – город находился в стороне от путей, по которым передвигались паломники и купеческие обозы. В конечном итоге они оказались на небольшой площади, где в этот момент разворачивалось интересное зрелище.

Там стояла объемистая бадья, высотой в человеческий рост, наполненная нечистотами. Над ней была подвешена деревянная клетка, в которой находился человек. Клетка имела лишь один выход – через дно. Человек внутри нее был упитанным, в годах, и явно не обладал большой физической силой. Он изо всех сил цеплялся за прутья клетки, с ужасом глядя вниз, где в бадье пузырилось забродившее дерьмо.

Вокруг бадьи толпился народ и с нескрываемым злорадством веселился, отпуская в адрес бедолаги соленые шуточки.

– Кто этот человек? – спросил Геррик у прилично одетого сеньора, который тоже зубоскалил, хотя и старался соблюдать приличие.

– Пекарь, – коротко ответил тот.

Оглянувшись и увидев, кто задал вопрос, он с почтением добавил:

– Мессир…

– За что его так?

– Был чересчур хитрым и жадным. Он отбеливал мелом и костной мукой ржаной и овсяный хлеб, выдавая его за пшеничный. Теперь этот негодяй сначала искупается в дерьме, а затем заплатит большой штраф.

Себальд с пониманием кивнул. Пшенице, выращивание которой требовало немалого труда и при этом не сулило больших урожаев, крестьяне стали предпочитать другие зерновые – более стойкие и надежные: рожь, ячмень, овес, полбу, спельту, просо, сорго… Раньше их использовали для подкормки скота, но теперь таким хлебом кормили крестьян и прочий работный люд. Пшеничный хлеб предназначался для господ и был предметом роскоши.

Бывший монастырский послушник невольно улыбнулся, вспомнив случай из своей монашеской жизни. Как-то обитель навестил епископ, который исполнял обет покаяния. На виду у всех он ел наихудший хлеб – овсяный, и, чтобы не впадать в гордыню, выставлял напоказ свои лишения. А сам тайком ел пшеничный.

Но самым печальным было то, что от ржаного и овсяного хлеба люди заболевали «огнем святого Антония» [46] . Болезнь нередко разрасталась до размеров эпидемии, особенно в неурожайные, голодные годы, когда с полей собирали все, что более или менее походило на злаки, и зачастую раньше положенного срока. В большинстве случае от «огня» святого Антония люди умирали.

46

Огонь святого Антония – отравление спорыньей, паразитическим грибком, образующимся в колосках ржи. Болезнь затрагивала нервную систему и в большинстве случаев приводила к летальному исходу. Лишь в эпоху раннего барокко в Голландии была обнаружена взаимосвязь между спорыньей и болезнью.

– Это еще ничего, – снисходительно сказал Геррик, который услышал разговор Себальда с сеньором. – В моем городишке к этим вредным для здоровья отбеливающим средствам в хлеб один ушлый пекарь запекал сушеных мух в качестве изюминок.

– И что?

– А, пустяки… – беспечно отмахнулся Геррик. – Просто мы устроили на него охоту, как на дикого кабана – с собаками и загонщиками. Полдня бегал, пока не изловили.

– Вы его прикончили?

– Зачем? Мы ведь не звери. Псы слегка помяли нашу «дичь», а затем слуги раздели мошенника догола, вымазали маслом, покатали в перьях и пустили по городу прогуляться, для большей прыти стегая его нагайками.

– Не по-божески это… – ханжеским голосом сказал Себальд, едва сдерживая смех.

В этот самый момент изрядно уставший пекарь наконец выпустил прутья клетки и плюхнулся в зловонную жижу. Толпа удовлетворенно взревела, и люди начали расходиться, чтобы не нюхать миазмы, исходившие от бадьи. За ними поторопились и рыцари.

Локанда Кремоны называлась без особых затей – «Taberna perpetua» [47] . Оказалось, что постоялый двор был один на весь город. Но, похоже, рыцарям везло.

47

Taberna perpetua – вечная таверна (лат.). Это название подразумевало круглосуточную торговлю вином.

Когда они подъехали к двухэтажному зданию постоялого двора, оттуда в этот момент два дюжих молодца выбрасывали двух постояльцев вместе с пожитками. Судя по разговорам, все свои деньги незадачливые путешественники пропили в таверне и проиграли, и платить за жилье им было нечем. Позади слуг торчал хозяин постоялого двора, который ругался нехорошими словами, среди которых «грязные свиньи» были наиболее ласковыми.

Завидев рыцарей, он хотел было скрыться внутри помещения, но Геррик преградил ему дорогу своим конем.