Скрижали
Шрифт:
— Говорю, приехал вчера. Не принимают. Нет направления. Ждал до утра главного врача. А его до сих пор нет, где-то в Моссовете. Эта самая Валя обещала, как появится, отвести.
— Где же ты ночевал?
— Здесь. В кресле.
— Откуда ты явился без направления? Надо было самому идти на Рахмановский, в министерство! Что с рукой и ногой?
— В армии был, под Вологдой. С грузовика сгружали ящики со снарядами. Один ящик упал на меня, перебило какой-то нерв, руку скрючило, ногу, — вяло объяснил паренёк. — Год уже по госпиталям, больницам. Надоело. Толку никакого. Уехал к своим, под Ташкент. Там бедность. У родителей без меня четырнадцать детей. Я
— Значит, наркотики потребляешь?
— Теперь нет. Бедность. Сам ничего заработать не могу. Говорят, вылечить нельзя, а боль вроде только здесь могут убрать. Я и поехал без билета. Проводница пустила. Если не помогут, не избавят от боли — всё, жить не буду.
— Что «всё»? Что? — накинулся на него Борис. — Идем туда, в уголок! Попробую снять боль. Пошли!
— Это как?
— Биоэнергией, слыхал?
— Слыхал. Делала одна в Ташкенте. Мои родители барашка продали, последние деньги отдали. Не помогло.
— Да я бесплатно!
— Хоть и бесплатно, не нужно, вот покурить бы достать…
— Слушай, парень, а ты сегодня ел что-нибудь?
— Уже не хочу. Закурить бы.
Борис оглядел околачивающихся в вестибюле больных и пришедших к ним родственников с сумками продуктов, выскочил из корпуса, подошёл к пожилому водителю, покуривающему в «хонде» с жёлтым дипломатическим номером.
— Слушайте, там солдатик–инвалид не ел, не курил. Дайте хоть пару сигарет!
Водитель помедлил, выдал через спущенное окно ровно две сигареты, вынутые из пачки «Мальборо».
— А спички?
Водитель отрицательно покачал головой.
— Тогда дайте прикурить.
Тот щёлкнул зажигалкой. Борис прикурил, побежал обратно в корпус.
Валентина в белом халате быстро шла навстречу.
— Боречка, куда ты делся? У меня ведь мало времени. Больные ждут.
— Погоди! — Он пробежал мимо, боясь, что сигарета потухнет, что этот узбекский паренёк куда-нибудь исчезнет. Но нет, вот он, стоял, неловко отставив согнутую ногу, привалясь к стене со своей авоськой.
— На! Держи!
— Спасибо, — так же вяло сказал он, сунул в рот дымящуюся сигарету, спрятал в нагрудный карман другую. — Спросите, не забыла узнать насчёт главного врача?
Подошла Валентина.
— Здесь нельзя курить. Только что звонила — секретарша сказала: главного врача не будет до вечера. После Моссовета едет в Белый дом, оттуда — в министерство.
— Елки–палки! — взорвался Борис. — Неужели без главного нельзя? А если бы его привезли на «Скорой», подобрали на улице?
— Тогда другое дело, — вздохнула Валя. — Такой порядок. Нет не только направления — выписки из истории болезни. Да ты не беспокойся. К пяти приедет, все уладится. Я помню. Прослежу, позабочусь.
— Слышишь? — обратился Борис к пареньку. — Потерпи, положат тебя. Вылечат.
Странная, какая-то уже неземная улыбка появилась на исхудалом лице больного.
— Моссовет… Белый дом… министерство, — прошептали его губы, сжимающие сигарету.
Потом, поговорив пять минут с Валентиной в своих «жигулях», Борис ехал по Москве в район «Автозаводской» и все думал об этом больном, все не шёл он из головы. Вдруг спохватился: надо было дать денег! Добирался «зайцем», голодный, без сигарет!
Но он уже мчал по набережной мимо Кремля, гостиницы «Россия», не возвращаться же…
«Ничего, Валентина поможет, догадается, накормит», — уговаривал он себя, при этом совершенно точно чувствовал, знал, что паренёк кончит-таки
самоубийством. Что нельзя было оставлять его в таком состоянии, откупившись двумя чужими сигаретами.«Таких много. Меня одного на всех не хватит, — продолжал думать Борис. — Среди всей этой публики я один обратил на него внимание, подошёл, обнадёжил. Правда, это он ко мне подошел… Ну, ничего, ничего. Валентина, хоть и дура набитая, — оказывается давал, давал ей Крамер «СкрижалиІ — она поможет. Надо же! Говорит: отказалась, даже не прочла. Мол, если Господу угодно, он и так откроет ей, что хочет. Как открыл центр на ладони. Говорит, здорово помогает при массаже больным. Возможно… Вполне возможно. Беспокоится за Артура — где он? Как он?.. Надо бы подучиться у неё технике массажа, да поздно уже, поздно. Некогда размениваться».
Он свернул с набережной — и вот уже впереди справа виднелся наземный вестибюль метро «Автозаводская», а слева, как объяснил Юрка, белое здание, где находится его офис. Борис развернулся у зелёной стрелки светофора налево, въехал в уставленный автомашинами двор.
Это оказался бывший райком партии. Еще и вывеска сохранилась. Но сверху и по сторонам блистало с десяток новых, в том числе и совместного предприятия, где работал Юрка.
Борис прошёл в глубь отделанного мрамором вестибюля, спустился по боковой лесенке в подвал, с трудом открыл массивную, обитую чёрной кожей дверь, на которой выпуклыми позолоченными буквами было выведено «Руслан», и оказался в небольшом полукруглом помещении. Возле одной из дверей за столом потюкивало наманикюренными пальцами по пишущей машинке некое откровенно развратное существо. Таких ныне принято называть супермоделью. Но Борис про себя определил его по–другому.
— Где сидит Табукин Юрий?
— А, собственно, кто вы? По какому делу?
— Борис Юрзаев. По личному.
— То есть? Вы созванивались? Он вас ждёт?
— Ах ты, чудо в перьях! — не выдержал Борис. — Это тебя спрашивают, где он сидит. Больше у меня к тебе нет вопросов, поняла?
Развратное существо вскочило с вращающегося кресла и, мелькнув тугой сверхмини–юбочкой, ринулось в кабинет.
Борис обошёл помещение по кругу. Ворсистый ковёр на полу, кожаный диван, горящая люстра из чешского хрусталя… «Сволочи! — пробормотал он вполголоса. — Угнездились в рыночных отношениях… А тот парень подыхает в Боткинской».
Секретарша впорхнула обратно.
— Извините. Через минуту примет, — она опустилась на своё место, медленно обвела губы кончиком языка. — Хотите чашечку кофе?
— Потряс! Великолеп! — Борис потрепал её по декольтированному плечу. — Далеко пойдёшь. Но обратно не вернёшься. Ты меня поняла?
И открыл дверь в кабинет.
Оттуда как раз выходил красиво поседевший человек с пивным пузом, далеко выступающим из расстёгнутого пиджака. Борис чуть не столкнулся с ним. И узнал знаменитого в прошлом писателя, автора нашумевших книг о маленькой виноградной республике. Где сейчас лилась кровь…
— Что-то рано примчался, — услышал он хрипловатый голос, — я же просил во второй половине.
В глубине кабинета за большим столом сидел щуплый человек в очках, что-то подписывал.
— А что для тебя вторая половина? — спросил Борис, подходя и подавая руку изменившемуся Юрке Табукину, Пахану.
— Садись, садись, фрайер, — добродушно прохрипел Юрка, — хорошо, что приехал раньше. Через час уже не застал бы.
Борис опустился в глубокое кожаное кресло и ощутил себя маленьким, ничтожным по сравнению с монументально возвышающимся по ту сторону стола Юркой.