Скрижали

* * * * *

Когда чувствуешь, что твоя отдельная сущность — часть протекающего процесса, и не ощущаешь больше себя как отдельную личность — это и есть ДАО, текущая река. Отдайся ей. Дао гласит, что ученик учится ежедневным приростом Пути.

* * * * *

Когда человек свободен от привязанностей, он добр без желания делать добро. Он ЕСТЬ десять заповедей, ибо не может он обижать людей — самого себя. Когда живёшь в духе — все выглядит иным.

И фактически становится ЛЮБОВЬЮ. И когда встречаешь других — в той степени, в какой они готовы, они отзвучивают на вашу вибрацию.

* * * * *

Всё, что можно сделать, — это очищать себя, вместо того чтобы судить других.

* * * * *

Любить. Служить. Помнить. Нужно выйти несколькими уровнями далее, прежде чем время будет совершенно неуместно. Время — это описание воплощений, упаковок.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Необходимо было хоть как-то впасть в обычную реальность. По крайней мере, до возвращения двух существ в человеческой форме, называемых Исмаил и Юсуф.

На рассвете, когда, лёжа на кошме, Артур открыл глаза, сквозь потолок сторожки увидел: солнечное небо сплошь заткано узорами созвездий, под ними вольно парят птицы. У него закружилась голова.

Равномерные вибрации воздуха прошли через слух, достигли сознания, оформились в звуки, слова:

— Уходим к пограничникам. Ночью был большой стрельба. Дурной люди той сторона хотел забрать рощу Юсуфа. Какой лекарство надо?

Он отрицательно покачал головой.

— Четыре часа будем. Нигде не ходи. Дурной люди туда–сюда бегал.

— Грациас, — произнесли губы Артура. Он сам не понял, почему ответил на испанском языке.

Оба существа удалились.

«Господи, помилуй», — прошептал Артур. Он приподнялся, нашарил очки под длинной подушкой, встал. Кошма и глиняный пол под ней словно висели в пространстве наподобие ковра–самолёта. Закрытая дверь казалась прозрачной. По ту её сторону на вершине куста тамариска сидела ящерица. Он открыл дверь.

Напротив через тропинку на вершине куста тамариска сидела ящерица.

И ящерица, и куст, и все не имело чётких очертаний. Предметы были лишь сгустками живого, одушевлённого, движущегося пространства. Оно мягко обтекало тело, отчасти проходило сквозь него. Артур двигался в этой текучей среде к деревянному помосту над озёрной водой.

То, что он увидел, заставило его замереть.

Обрыв был живым, дышал. Металлическая лесенка–трап тоже состояла из живых, движущихся частиц, испускавших мгновенные вспышки. Вода озера — сплошь расталкивающие друг друга живые пузырьки, стремящиеся к поверхности, к теплу.

Артуру захотелось посмотреть на солнце. Но ему стало страшно.

С закрытыми глазами двинулся назад, к сторожке. Сквозь веки всё было видно! Ящерица продолжала сидеть на самой верхней ветке куста. Вокруг неё, примерно на метр, как зонтик, простиралось прозрачное поле малинового цвета. Стало ясно: так она охраняет свою территорию, своё место охоты на насекомых.

Артур открыл глаза. Ящерица, не мигая, смотрела в упор. Морда её была похожа на мудрое лицо Вольтера. Малиновое свечение усилилось.

Он сделал шаг назад. Свечение ослабло.

Не без опаски ступил он обратно в дом. Стены тоже были прозрачны.

Беспомощно лёг ничком на кошму. Под ней, под полом, далеко внизу просматривалось небо с мигающими звездами… Не было верха и низа. Как вчера там, у пруда.

Артур уткнул лицо в сгиб руки. Боль под лопатками почти прошла. То, что осталось, было приятным жжением, теплотой. Снова закружилась голова.

Вдруг увидел он остывающий зев голландской печи в давно разрушенном доме своего детства во Втором Лаврском переулке Москвы. В печи среди догорающих голубоватым пламенем углей и головешек светится раскалённое золотое колечко — единственная семейная драгоценность, перешедшая к матери от бабушки.

Колечко однажды упало со стола. Мать искала его, искала несколько дней. Все места, куда оно могло закатиться, были исследованы, тщательно выметены. Кольцо словно испарилось.

Теперь Артур увидел — через столько лет! — как оно подкатывается к одному из сосновых поленьев, лежащих на железном листе у печи, подлипает к янтарному натёку смолы…

Но вот страница перевернулась. Да, буквально с хрустом перевернулась страница какой-то книги. Много одних и тех же страниц, много разных людей, читающих одну и ту же книгу. Именно это место — про то, как Артур Крамер лежит сейчас один в сторожке егеря, в заповеднике, в Средней Азии, на Земном шаре, не имеющем ни верха, ни низа. Читающих со скептической усмешкой книгу, которую он ещё не написал, даже в мыслях не было…

Чтоб не сойти с ума, он заставил себя встать. Хотел все-таки попытаться войти в систему привычных координат. Для этого была необходима какая-то очень конкретная цель. И Артур решил к возвращению егерей приготовить обед. Готовить обед. Больше ничего не замечать. Ни о чём другом не думать.

Это простое решение оказалось действенным. Голова перестала кружиться. Стало возможным передвигаться по двум комнаткам.

Кроме початой пачки соли, мешочка с изюмом, половины привезённого Стахом батона, цибиков зелёного чая да бутылки с хлопковым маслом, никаких запасов у Исмаила не было. Зато рядом с сетью, сырой грудой лежащей справа от двери, он нашёл моток лески с двумя ржавыми крючками на поводках и таким же ржавым болтом вместо грузила.

С закидушкой и куском хлеба в кармане он снова вышел.

И увидел солнце. Сквозь него просвечивал чей-то лик.

«Господи, помилуй! — прошептал Артур. — Господи, помилуй…»

Ящерица сидела на своём месте. Узкий рот, казалось, таил усмешку. Из него торчало крылышко какого-то съеденного насекомого. И право ящерицы на это насекомое было не менее неоспоримо, чем право солнца — пылать.

Он двинулся к обрыву. Сойти по крутой лесенке, состоящей из движущихся частиц, стало сущим испытанием. Но ещё большим испытанием было ступить на помост, который тоже представлял собой живое прямоугольное облако. Другие облачка в виде стола и двух скамеек парили над ним.

«Господи, мне надо накормить двух егерей — Исмаила и Юсуфа», — твердил Артур, осторожно подходя к краю помоста. Он размял хлебный мякиш, нацепил на крючки и забросил закидушку в скопление живых пузырьков, называемых «озеро». Конец натянувшейся лески он держал между большим и указательным пальцами.

Пузырьки, отрываясь от всей поверхности озера, цепочками тянулись к солнцу. Становилось жарко.

Внезапно по леске будто кто-то постучал, потом дёрнул. Артур подсёк и поднял на помост небольшого сазана.