Скрытые сокровища. Путеводитель по внутреннему миру ребенка

Луиза была как раз таким ребенком. В течение нескольких лет она подвергалась сексуальным домогательствам своего отчима. Чтобы как-то совладать со своей травмой, Луиза пыталась быть хорошей, как можно менее заметной девочкой. В процессе нашей совместной работы я рассчитывала вернуть к жизни ту чудесную девочку, которой она была когда-то раньше. Несмотря на то, что Луиза охотно выполняла практически все, что я предлагала (ей всегда было сложно самостоятельно принимать решения), она пассивно сопротивлялась заданиям на выражение гнева. Девочка предпочитала лепить из глины пирожки и пиццу, а не размазывать ее по столу. Она никогда даже подумать не могла ни о чем таком, что раздражало ее, делая вид, что ей все нравится, даже цветная капуста и брокколи. Девочка выбирала кротких игрушечных котят и даже не смотрела на монстров или зубастых чудовищ. И конечно, она никогда бы не согласилась сражаться со мной на битах. Во время моей работы с Луизой я как раз начала опробовать музыкальные занятия.

Луизе понравилось такое занятие, и она много раз просила его повторить. Каждый раз я отмечала, как при этом менялись ее поза, цвет лица и энергетический настрой. Она сидела прямо, ее лицо заливал здоровый румянец, а в ее действиях чувствовалась мощь. Ее мама, которая часто принимала участие в занятиях, тоже заметила эти проявления. Однажды, когда мы изображали с помощью инструментов разные чувства, я предложила изобразить ярость (я пробовала это и раньше, но гнев в исполнении Луизы выглядел апатично и походил на летаргию). На этот раз она ответила: «Давай!», как будто раньше никогда не слышала ничего подобного, и начала очень активно долбить по барабанам. «А можешь ты подумать о чем-то, что тебя раздражает?» Луиза улыбнулась и кивнула. «Я тоже!» – сказала я, продолжая барабанить вслед за ней. Луиза вновь обрела свою агрессивную энергию, и с этого момента наша совместная терапевтическая работа получила новый толчок. Все то наболевшее, что до сих пор она подавляла в себе, потоком вырвалось наружу. Казалось, будто она разрушила дамбу, которая скрывала за собой непоседливого, живого и энергичного ребенка.

Обретя вновь способность к самоподдержке, Луиза смогла работать со своими сдерживаемыми эмоциями, что стало следующим шагом в терапевтическом процессе. Музыка была одним из ее любимых способов выражения ранее скрытой ярости и горя, но полезными оказались также рисование, лепка из глины, упражнения на воображение и фантазию, кукольный театр, творческие постановки и песочные сценки.

Все эти техники обладают огромным потенциалом и помогают детям выразить их глубинные, подавленные эмоции. Интересно, что некоторые техники для одних детей оказываются более эффективными, чем для других. Как правило, я не знаю наперед, станет ли, например, музыка отправным событием для выражения чувств для данного конкретного ребенка. Иногда я интуитивно ощущаю, что какому-то ребенку подойдет именно музыка. Или хватаюсь за соломинку. Или просто сгораю от желания попробовать. Когда я только начинала экспериментировать с музыкальными упражнениями, моя собственная заинтересованность и мотивация в их использовании были столь высоки, что никому из клиентов не удавалось устоять. Я использовала эти упражнения со всеми! У кого-то из детей происходил гигантский прорыв, а другой воспринимал все как веселую шутку. (Должна сказать, что до сих пор не было никого, кому бы не понравились музыкальные занятия.)

Иногда музыка становится катализатором, который позволяет детям выражать свои эмоции. Иногда эти музыкальные упражнения дают ребенку необходимые внутренние силы. Музыка – это средство для безопасного выражения чувств. Часто, когда ребенок музыкальным языком выражает какое-то чувство, мы начинаем понимать его гораздо лучше. После того как одна моя клиентка, Элиза, сыграла мелодию печали к придуманной нами истории, я поинтересовалась, не напоминает ли ей этот рассказ о ее собственной грусти. Девочка поведала мне о своих переживаниях, когда родители оставляют ее одну с няней. Я попросила Элизу нарисовать, как она грустит в такой ситуации. На рисунке появилась девочка, стоящая в середине комнаты с полными слез глазами. Я предложила ей побыть этой малышкой и поговорить за нее. «Что же она скажет?» Элиза начала: «Я плачу, потому что мои мама и папа ушли. Я люблю свою няню, но хочу, чтобы вернулись мама и папа. Мне не нравится, когда их нет». – «Что же плохого может случиться?» – мягко спросила я. «Они не захотят вернуться», – прошептала Элиза. Девочку бросила родная мать, когда той было семь лет. Она никогда не знала родного отца. К десяти годам она сменила уже два приемных дома и была отдана в новую семью. Неудивительно, что ей было грустно, когда родители уходили по вечерам. Однако до этого времени девочка не могла озвучить свои чувства. Страх снова быть брошенной парализовал Элизу. Выход наружу ее эмоций стал естественной прелюдией к последующему выздоровлению.

Важным этапом в процессе выздоровления Элизы стал момент, когда она научилась заботиться о маленькой девочке внутри себя, которая ужасно страдала от травмы. Выработка умения позаботиться о себе – это одна из заключительных ступеней терапевтического процесса. По сути, моя цель состоит не только в том, чтобы помочь детям научиться заботиться о заключенном внутри них маленьком ребенке, но и помочь им узнать, как надо принять, обиходить и воспитать самих себя в настоящей жизни. Дети действительно получают неоднозначную информацию о том, как воспринимается их радостный настрой. С одной стороны, считается, что дети должны играть и веселиться. С другой, мы часто внушаем им, что они ленивы, безответственны и не думают ни о чем, кроме развлечений. В результате ребенок испытывает смущение и чувствует себя виноватым, если ему хорошо. Попав в затруднительное положение, став жертвой жестокости или получив травму, он обвиняет себя во всем плохом, что с ним произошло, и думает, что что-то он сделал неправильно. С самого раннего возраста дети получают в форме интроектов, заглатывают и пропускают внутрь множество неверных представлений о себе, и эти сообщения могут преследовать их всю жизнь, мешать их будущему счастью и нормальному существованию. Я поняла, что даже если родители меняют манеру общения со своими детьми, пытаясь говорить о них по-новому, в позитивном ключе, старые впечатления и сложившиеся неверные представления детей о себе не исчезают. Обязательно надо учить детей прощать, любить самих себя, заботиться о себе. Видеть забавные и увлекательные стороны бытия, смеяться, делать то, что нравится и интересно, получать удовольствие – это важнейшие элементы здоровой, продуктивной и полноценной последующей жизни.

Музыка сама по себе оказывает воспитательный эффект. Каждый раз, занимаясь с ребенком, я сама получаю удовольствие и радость. Детский восторг сложно не заметить. Мы оба чувствуем покой и безмятежность. Даже когда мы бьем в барабаны, изображая гнев, мы делаем это с удовольствием.

Музыкальные опыты могут стать средством коммуникации с маленьким ребенком внутри нас и его пестования. Элиза использовала музыку, чтобы показать мне чувства маленькой девочки внутри себя в те моменты ее жизни, когда слова были еще недоступны. Некоторые ее переживания действительно существовали в довербальной форме. Элиза создала собственный способ общения с ее внутренним ребенком на своем музыкальном языке.

Если вы попробуете разные форматы музыкальных упражнений со своими клиентами, то полученные вами впечатления вполне могут отличаться от моих. Возможно, вам откроются терапевтические возможности, которые не упомянуты в этой книге. Вы и ваши клиенты изобретете новые, творческие способы применения данного подхода. В любом случае, я уверена, вы приобретете яркий, ни с чем не сравнимый опыт.

Просто помните одну вещь: в природе не бывает фальшивых нот.

Дополнение

Некоторое время назад кто-то прислал мне через Интернет вот такую историю.

18 ноября 1995 г. скрипач Ицхак Перлман давал концерт в «Эйвери Фишер Холл», в «Центре Линкольна» в Нью-Йорке.

Если вы когда-нибудь были на концерте Перлмана, вы понимаете, что ему непросто было подняться на сцену. В детстве музыкант переболел полиомиелитом, поэтому у него протезы на обеих ногах, а ходит он, опираясь на костыли. Ужасно смотреть, как этот человек передвигается по сцене, как медленно и болезненно дается ему каждый шаг. Несмотря на боль, он шествует величественно и наконец добирается до своего стула. Потом он медленно садится, кладет на пол свои костыли, снимает протезы, одну ногу подгибает, а другую – вытягивает. Затем он наклоняется, берет скрипку, зажимает ее подбородком, кивает дирижеру и начинает играть.

Теперь публика уже знает об этом ритуале. Все сидят тихо, пока музыкант идет к своему месту. Благоговейная тишина становится еще звонче, когда он отстегивает крепеж протезов. Люди ждут, когда он будет готов играть. Однако в этот раз что-то пошло не так. После первых нескольких аккордов лопнула струна на его скрипке. По залу прокатился треск, похожий на ружейный выстрел. Не было сомнений, что означал этот звук. И не было вопросов о том, что дальше должен делать скрипач. Люди, побывавшие в тот вечер на концерте, рассказывали: «Мы решили, что ему придется подняться, снова надеть протезы, взять костыли и уйти со сцены, чтобы найти другую скрипку или поменять струну на этой».

Но они ошиблись. Вместо этого музыкант выждал несколько мгновений, закрыл глаза и дал дирижеру сигнал к началу игры. Оркестр вступил, и он заиграл с того места, на котором прервался. И такой страстной, сильной и чистой игры зрители никогда раньше не слышали. Конечно, известно, что невозможно играть симфоническую музыку всего на трех струнах. Я это знаю, и вы тоже, но тем вечером Ицхак Перлман отказался признавать этот факт. Он модулировал, изменял и переставлял в голове музыкальные фразы. С одной стороны казалось, что он настраивает струны на новый лад, заставляя их издавать не слыханные прежде звуки. Когда он закончил, в зале застыла трепещущая тишина. Потом люди встали, чтобы приветствовать артиста. Бешеный шквал аплодисментов разнесся со всех сторон. Все кричали и выражали благодарность, изо всех сил стараясь показать, насколько нас потрясло то, что он сделал. Музыкант улыбался, вытирал пот с лица, поднял смычок, чтобы нас успокоить, и без всяких признаков бахвальства, но спокойно, вдумчиво и благоговейно сказал: «Знаете, иногда артисту приходится выяснять, какую музыку он может сыграть на том, что у него осталось».

Возможно, наша задача в этом ненадежном, переменчивом и непонятном мире, в котором мы живем, как раз и состоит в том, чтобы создавать музыку, сначала из всего того, что у нас есть, а потом, когда это уже невозможно, творить ее из того, что нам осталось.

Эпилог

Я могла бы написать намного больше, но надо же где-то остановиться. Как я всегда говорю на своих семинарах, я не могу угодить всем. Надеюсь, в написанных мной главах вы сможете найти для себя что-то полезное. Многие годы я проводила семинары, посвященные темам, не включенным в эту книгу: разводы, жестокое обращение с детьми, использование средств массовой информации в психотерапии. Я не написала об использовании кукольного театра, терапевтических метафор и других специальных техник, о работе с родителями и о том, что происходит на первой сессии. Я также не включила в книгу пять рассказов для детей, которые были написаны мной много лет назад, но все еще дороги мне.