Скрываясь от гуронов

Ночью капитану приснился сон.

Он подсадил Дэниз в карету, помог сесть и укрыл ей ноги, и уже хотел садиться сам, как кучер вдруг щёлкнул кнутом, и карета медленно тронулась. Капитан молча пошёл рядом с каретой в надежде, что кучер заметит его и остановится, но кучер не оборачивался, карета всё катилась, и капитан, держась за ручку уже закрытой дверцы кареты, пошёл быстрее, но по-прежнему молча и недоумённо улыбаясь, а скорость всё нарастала, и скоро он уже бежал, вглядываясь тихо, со щемящей надеждой в глухое и тёмное оконце кареты, потом споткнулся, почти упал и выпустил ручку, и остановился, и всё смотрел вслед удаляющейся карете, а она всё катилась и катилась так же быстро и так же беззвучно, и скоро совсем пропала из глаз, как капитан с горечью подумал – навсегда…

Больше с Дэниз капитан не виделся. Когда он на следующий день пришёл к ней в гостиницу, ему сказали, что леди ещё поутру собралась, оплатила счёт и спешно уехала.

Капитан пошёл к себе: в груди его было пусто, словно вырезали из неё что-то привычное вроде сердца.

****

Иногда, дорогой читатель, чтобы продвинуться в жизни вперёд, нам надо получить от судьбы увесистый пинок под зад.

И тогда мы делаем резкий скачок в своём развитии, потому что только неудачи делают нас умнее и заставляют двигаться. Удачи – отупляют: когда всё хорошо – не хочется шевелиться.

С этой поездки к Томасу в Лондон капитан стал всё чаще задумываться о своей жизни… А в жизни у него всё было, вроде бы, неплохо. Имелись, конечно, отдельные неудачи, на которые капитан старался не обращать особого внимания, и вот эти-то неудачи в один прекрасный момент весьма синергично ударили по нему со всей силой.

И не торопитесь, читатель, вбивать это слово в поисковую строку. Потому, что греческое слово «синергия», – с ударением на последний слог, – означает суммирующий эффект взаимодействия двух или более факторов, характеризующийся тем, что действие этих факторов в виде простой их суммы существенно превосходит эффект от каждого компонента в отдельности. Всё, как говорится, элементарно.

И вот в один, совсем не примечательный бристольский день… А, впрочем, нет. День этот был примечателен тем, что семья Линч пришла в дом мистера Трелони с визитом, и мужчины как-то сразу уединились ото всех.

– Где Дэниэл? – спросила Сильвия у миссис Трелони спустя какое-то время, после того, как они с матерью в гостиной поговорили обо всех насущных делах.

– Он у Джорджа в кабинете, – ответила та и, аффектированно приподняв брови, добавила: – Они говорят о политике.

– Значит, будет крик, – сделала вывод Сильвия и вздохнула.

Но крика, что удивительно, в этот раз не было. Наоборот, джентльмены вышли из кабинета какие-то уж слишком притихшие, и воровато пряча глаза, сели за обеденный стол. За обедом они много говорили о каких-то пустяках, и даже капитан, обычно мало разговаривающий за столом, рассказал пару забавных историй из великосветской жизни Лондона, да так удивительно весело, что к концу обеда у миссис Трелони почему-то тревогой сдавило сердце. Только мужа она ни о чём не расспрашивала ни в тот день, ни позднее, боясь накликать беду на свою голову, но беда, тем не менее, грянула, и грянула в доме капитана.

День был прекрасный, солнечный. В доме были открыты настежь все окна и двери, и капитан и Сильвия слышали, как их сын кричал в саду русскую потешку, которой капитан научил его когда-то:

– Божия коровка

улети на небо…

Принеси нам хлеба…

Чёрного и белого,

только не горелого…

Там твои детки кушают котлетки,

Сами жуют, ну, а нам не дают…

Ссора началась, как это обычно и случается во многих семьях, с пустяка – кажется, капитан отказался оплатить счета портнихи Сильвии. Сильвия ему что-то на это сказала, кажется, что другие мужья зарабатывают больше, не стесняясь способов. Капитан ей на это что-то ответил. И понеслось.

– Ты – чистоплюй! – кричала Сильвия мужу через какое-то, впрочем, не очень продолжительное время. – Ты – чистоплюй и не думаешь о своих детях!

– Я как раз думаю о своих детях! – гремел ей в ответ капитан. – Они всем обеспечены, и у них честный отец. Когда они вырастут – то не будут меня стыдиться, как сын банкира Саввинлоу… Поэтому я не буду заниматься работорговлей, продажными девками и возить опиум разным богатым бездельникам для их развлечения!

– Может, ты ещё и вино возить не будешь? – вскричала Сильвия.

– Вино?.. – захлебнулся капитан от возмущения. – При чём здесь вино? Вино – это честная торговля!

– Да? – закричала Сильвия, уже совсем не отдавая себе отчёт. – Только не надо прикрываться честной торговлей!.. Я прекрасно догадываюсь, чем ты занимался в Китае! И в других портах! И здесь, в Лондоне!

– В Лондоне? – капитан запнулся и побледнел, он стоял перед Сильвией со сжатыми кулаками опущенных, крепко прижатых к бокам рук и смотрел на неё страшными глазами.

Сильвия опешила. Она поняла, что сказала лишнее – в лице мужа вдруг промелькнуло что-то ужасное, нечеловеческое, таким она его никогда ещё не видела. Она поспешила улыбнуться, но было уже поздно.

– Basto! – выдохнул капитан. – Я не буду платить по этим счетам… И лучше бы тебе сейчас мне не возражать!

Он резко развернулся на каблуках и ушёл к себе. Сильвия, рыдая, поспешила закрыться в своей комнате.

Завтрак на следующее утро прошёл тихо – супруги почти не разговаривали. И только уходя из дома, капитан остановился возле двери и сказал провожающей его Сильвии:

– У моего друга, старого штурмана, живёт попугай, которого друг научил говорить «ты красивый» и «я тебя люблю». И попугай твердит ему это целыми днями напролёт, а штурман счастлив. Потому что человеку надо слышать хоть изредка, что его любят.

Тут капитан, сухие глаза которого плакали, улыбнулся криво, одними губами, и добавил:

– И что он красивый.

Не успела за мужем закрыться дверь, как Сильвия бросилась к матери за советом, ну, и чтобы попросить денег, конечно. Захлёбываясь слезами, она стала ей сбивчиво рассказывать о ссоре с мужем. Наконец, миссис Трелони ответила:

– У меня всегда было такое чувство, дорогая, что ты всё время сердита на своего мужа.

– Мама, он со мною всё время спорит, – запальчиво закричала Сильвия, перебивая мать. – И всё время делает всё по-своему.

Миссис Трелони посмотрела на дочь укоризненно и спросила:

– Неужели ты думаешь, дорогая, что такой властный мужчина, как капитан Линч, будет тебе подчиняться и делать так, как ты велишь?

– Он меня не любит! – вскрикнула Сильвия.

– Неужели ты думаешь, что если капитан Линч влюбился в тебя когда-то, то он обязан любить тебя всегда? – удивлённо спросила у дочери миссис Трелони и добавила: – Любовь надо завоёвывать каждый день, дочка.

Тут у Сильвии презрительно задрожали ноздри, её тёмные глаза стали ещё темнее, а капризная, гордая нижняя губка стала ещё капризнее.