Скучающий жених

– А как ваша голова? – спросила она.

– Отлично, – ответил маркиз. – Лукреция, я понимаю, как вы измучены, но мы не можем медлить. Французы скоро догадаются, что мы обходим побережье. Нам нужно быстрее добраться до Ле-Пьё и попасть на яхту. Только там мы будем в безопасности.

– Конечно, я понимаю. – Лукреция, присевшая возле родника, послушно встала.

Они снова двинулись в путь. Вечернее солнце утратило свой жар, но усталость брала свое.

И тогда, посмотрев на ее бледное осунувшееся лицо, маркиз объявил:

– Я принял решение. Если на нашем пути попадется ферма, вы постучите в дом и попроситесь на ночлег.

– А это не опасно? – спросила Лукреция.

– Не более опасно, чем ходить по открытой местности или ночевать в поле, – ответил маркиз. – Вы объясните, что я ранен. Лучше, если я почти совсем не буду говорить. В этих краях ходят толпы дезертиров, хватающих все, что могут унести. Они грабят крестьян и не дают им спокойно жить. Если хозяева подумают, что я один из этих разбойников, нас не пустят.

– Все переговоры буду вести я, – согласилась Лукреция. – Как по-вашему, мой французский звучит убедительно?

– Иногда в вашей речи можно уловить выговор благородной дамы… Но я не могу не похвалить ваше знание языка, Лукреция.

– Я была очень удивлена, как хорошо говорите вы, – заметила она в ответ.

– В детстве я был прилежным учеником. А в последние два года я брал уроки. Мне преподавали эмигранты, которые перебрались в Англию после революции.

– Это было мудро с вашей стороны, учитывая миссию, которую вы взяли на себя. Вы помогли стольким англичанам бежать из Франции.

– Это был лишь акт самосохранения, – возразил маркиз. – Когда человек выдает себя за другого, неточное слово, погрешности в произношении могут решить вашу судьбу. Речь идет пусть не всегда о жизни или смерти, но уж точно о свободе или плене.

– Мне неприятно думать о том, как вы рискуете, – поежилась Лукреция.

Маркиз улыбнулся.

– А вы? Разве вы не меньше рискуете в данный момент?

– Надо же было за вами присмотреть, не то майор Леклу непременно отправил бы вас в Париж, и сейчас вы бы ожидали трибунала, – улыбнулась Лукреция.

– Скорее всего, так бы и было, – согласился маркиз. – Может быть, когда-нибудь мне удастся вас отблагодарить.

– Будем надеяться, что мы оба очень скоро сможем отблагодарить друг друга, – сказала Лукреция. – А пока меня тревожит лишь перспектива голодной смерти прямо на дороге.

Маркиз остановился и огляделся.

– Вон там, кажется, есть постройки, – указал он в сторону горизонта. – Похоже, это уединенная ферма. Пойдем туда, Лукреция. Если нас хотя бы впустят в дом, я и то буду рад. По крайней мере, смогу снять эти проклятые сапоги и вытянуть ноги.

Вдохновленная его словами, Лукреция нашла в себе силы преодолеть еще полмили, отделявшие их от фермы.

Она поймала себя на мысли, что была бы рада любой еде, пусть даже невкусной и скудной.

Подойдя к ферме, они заметили, что дом на самом деле больше, чем казался им издали. Ферма была типично французская: открытый двор, хозяйский дом, а рядом с ним – амбар и хлев.

Подойдя к двери, Лукреция в нерешительности оглянулась на маркиза.

– Не бойтесь, – успокоил ее он, – и скрестим пальцы на удачу!

– Уже скрестила, – прошептала она и постучалась.

Сначала за дверью было тихо. Потом послышались тяжелые шаги.

Дверь открыла пожилая крестьянка, седовласая, с морщинистым, обветренным лицом. Взгляд у нее был настороженный.

– Простите, что тревожу вас, мадам, – начала Лукреция. – Не будете ли вы столь добры, что приютите нас с мужем на эту ночь. Мы проделали долгий путь. Если вы не можете пустить нас ночевать в дом, то, может быть, мы могли бы поспать в сарае?

Француженка посмотрела на маркиза, задержала взгляд на его перевязанной голове, на поникших плечах. Вся его фигура выражала крайнюю усталость. Не укрылись от ее взгляда и разбитые армейские сапоги.

– Вот горе-то! Вижу, ваш муж ранен! – воскликнула она.

– В голову, мадам. Он очень болеет, стал совсем как ребенок, не понимает, что вокруг делается. Мы хотим поскорее добраться до его родителей в Ле-Пьё. Там он сможет отдохнуть и, дай бог, может, и поправится.

– Дорога дальняя, – сочувственно заметила женщина. – Заходите, заходите. Можете посидеть у огня, погреться и отдохнуть.

Она провела Лукрецию и маркиза на кухню. Пол в кухне был каменный, посредине стоял грубый деревянный стол, у стола простые стулья, в углу буфет. В печи тлели поленья.

Дубовый потолок был очень низкий, и Лукреция подумала, что если бы маркиз выпрямился во весь рост, он бы стукнулся головой о дубовые балки.

– У вас усталый вид, – заметила хозяйка. – Издалека идете?

– Да, мы уже давно в дороге, мадам, – ответила Лукреция. – Моего мужа комиссовали. В армии так всегда: уволят, а что будет с человеком потом, им и дела нет.

– Это правда, – согласилась старуха. – Наши мужчины для них только пушечное мясо – и ничего больше.

Она произнесла это с такой горечью, что Лукреция спросила:

– Вы, наверно, потеряли кого-то, кого любили, мадам?

– Мужа и двух сыновей, – вздохнула хозяйка. – Где-то воюет мой последний сын, но я и от него уже шесть месяцев не получала известий.

– Мне очень жаль, – искренне посочувствовала Лукреция, сама понимая, насколько мало значат эти слова. – Как же вы справляетесь?

– У меня есть племянник. Он живет в деревне, неподалеку отсюда. Когда у него выдается свободное время, он ко мне приходит, следит за моим полем. Без помощи мужчины, без его заботы и заботы о нем мне бы совсем плохо пришлось.

У нее прервался голос, на глаза навернулись слезы. Потом усилием воли она заставила себя успокоиться и сказала:

– Вы, наверное, голодны. Когда вы в последний раз ели?

– Утром, мадам. Не сомневайтесь, мы можем заплатить за еду, которую вы могли бы нам дать.

– Это неважно, – отмахнулась женщина. – Пойду-ка посмотрю, чем вас покормить. Омлет вам как – подойдет?

– Конечно! – воскликнула Лукреция, не в силах сдержать своей радости.

– Пойду погляжу, что там снесли сегодня мои курочки, – сказала женщина, выходя из кухни.