Скульптор с Олимпа

– На его месте я бы тоже заволновался.

Ну, что ж, может, пойдём навстречу отцу? Потянув за уздечку, я помог развернуть кобылу Мобилу, и мы пошли к краю леса. Вскоре показался всадник, перескочивший в несколько приёмов заросшую камышом низину и ручей, и вылетел на травянистую полосу между леском и оврагом.

Заметив нас, поскакал навстречу. Спешившись, выкрикнул:

– Галюша, что с тобой? Что это за человек?

– Успокойся, папа. Это дядя Слава, он помог мне. Просто лошадь на повороте, взвилась на дыбы, я упала и повредила немного локоть.

– А ну-ка покажи!

Она вытянула вперёд ушибленную руку, осторожно приподняв рукав куртки.

– Надо срочно возвращаться, - забеспокоился отец, - ссадина небольшая, но припухла. Давай-ка я тебя усажу на Оленька, а Мобилу за поводья привяжу рядом.

Он легко взял дочь за талию и водрузил на своего коня, сам ловко вскочил в седло, придерживая поводья Мобилы в левой руке, прицепил их к седлу. Конь под ними затанцевал на месте. Лошадь тоже задергалась.

В последний момент, будто опомнившись, казак произнёс:

– Извините, Бог знает, что подумаешь, когда такое случается. Главное, я понял, что вы ни в чём не виноваты. Когда спешишь, тут уж не до выяснений. И спасибо, что помогли моей Галюше!

– Ну, что вы, я всё понимаю. Вы меня извините, если что не так…

Круто развернув коня, на ходу казак бросил:

– Всё нормально! Заходите как-нибудь к нам. Надеюсь, Галя вам рассказала, где мы находимся.

Эти слова звучали уже на ходу, так как лошади с места пустились рысью.

Я помахал им вслед, развернулся и пошёл в обратном направлении, думая о происшедшем событии.

Вспомнились копыта, нависшие над головой, ржание напуганной лошади.

Словно со стороны увидел себя растерянного. Почему-то мелькнула мысль о диких амазонках, что скакали когда-то по прериям с развевающимися волосами.

Невольно сравнил их с нынешним поколением… Современная амазонка-казачка не так эффектно выглядит в своём наряде. Это даже нарядом нельзя назвать - почти армейская форма.

Теперь всё перевернулось: девушки, женщины стараются ни в чём не отставать от мужчин. Около века назад они ещё грациозно скакали на лошадях, держа ноги по одну сторону седла, что смотрелось очень элегантно.

Вспомнился рассказ Пушкина и одноимённый фильм режиссёра Алексея Сахарова «Барышня-крестьянка».

Видно, я устарел в своих вкусах. Теперь женщины уравняли себя с мужчинами во всём и, порой, даже при близком рассмотрении трудно определить пол субъекта.

«К чему эти мысли?» – подумал я…

29. 05. 2012

Утро в Пятигорске

зарисовка

Из окна пятого этажа высотного здания пятигорской городской больницы очень хорошо наблюдать по утрам, как меняется вокруг пейзаж, будто настроение человека – в зависимости от погоды и времени суток.

Наблюдать есть за чем, поскольку, почти прямо напротив, возвышаются две самые известные горы пятигорья: Машук и Бештау.

Сегодня на Кавказских Минеральных Водах занялась ясная заря, как почти весь октябрь в этом году – выдался на удивление тёплым, даже жарким, словно август.

Если бы не пожухлая трава и золото опадающих листьев да красное пламя рябин, неожиданно возникающее там и тут в скверах и вдоль улиц, да ещё – молчание птиц в пору успокоения природы, то вполне можно принять это время, как продолжение летней благодати.

Нужно сказать, что эту благодать осеннюю я представляю, как компенсацию мне, находящемуся в больнице на обследовании сердечных дел. Только не любовных, а физических, в связи с пороком сердца…

Но это грустная история, о которой вовсе не хочется говорить. Благо, что поговорить есть о чем: о том, что ласкает мой взор даже в такой обстановке.

Итак, забудем, что вижу я эти виды из окна больницы, представим, что это такая смотровая площадка, на которую я забрался, чтобы полюбоваться самому и теперь мне захотелось рассказать о тех впечатлениях, которые навеяли мне окрестности Пятигорья.

В этот ранний час вдруг послышалось натужное гудение машины, поднимающейся в гору по одоной из главных магистралей города совсем рядом от этого места.

Вдали за Бештау и Машуком, напротив моего окна, висели две синеватые тучки, растянутые по горизонту. Создавалось впечатление видимого, но далёкого берега, перед которым, на переднем плане будто простирается морской залив из синего-синего воздушного океана.

Под Машуком, совсем рядом, причудливо зацепившись за основание горы стоящие на рейде многопалубные корабли – возвышающиеся высотные здания, строения всевозможных конструкций.

Эта мирная «эскадра» со своей командой в каждой каюте-квартире ещё досматривала последние сны…

Кто-то из её обитателей, однако, уже собирался по своим делам, ожидавшим их предстоящим днём.

Среди всего этого великолепия стояла необыкновенная умиротворённость и торжественность рождения дня.

Солнце уже начинало свою игру бликами на окнах, а на одном - горело золотым свечением от «прямого попадания» луча Аполлоновой колесницы.

Лесистые склоны Машука, с буро-зелёной листвой, говорили о глубокой осени на Кавказе, с необыкновенно тёплым бабьим летом.

Красавицы-рябины в палисаднике – три куста – отвлекали от монументальных видов, также притягивая к себе взгляд.

«Подождите, - мысленно говорю я им, - вы никуда не денетесь, а вот пейзаж океанский, точнее, иллюзия его, скоро могут исчезнуть…».

На фоне этого пейзажа гора Бештау смотрелась надёжной пристанью. А низко парящая птица над ним, кажется орёл, подчёркивала его величественность.

Телевизионная вышка на горе Машуке делала её похожей на величественный маяк. Кажется, вот сейчас с высоты вышки мелькнёт направленный луч куда-то в пространство. Плывите смело корабли, океанские лайнеры. А то – пришвартовывайтесь к нашим берегам, здесь всегда будут рады далеким путешественникам…

Долго ещё я любовался этими «слайдами» природы. Воображение рисовало палубу корабля, а вокруг океанские волны, свет далёкого неба, китовые фонтаны от лоснящихся чёрных тел на горизонте…

Гул машин усилился, послышались звуковые сигналы клаксонов, город просыпался, и вместе с тишиной таяла иллюзия океанского пейзажа.

Я перевёл взгляд на три «костерка» рябин во дворе больницы, кажется, так неуместно посаженных здесь, среди человеческой боли и страданий…

«С другой строны, всегда есть надежда, - подумал я, - как эти три огонька, свечками горящие в Храме облегчения и спасения.