Скульптор

К пятнице интерес к самой Кэти угас, но спрос на ее книгу только-только разгорался. Интернет-магазин «Амазонка» и сеть «Барнс энд Нобль» быстро распродали немногие остававшиеся в наличии экземпляры «Спящих в камне», после чего последовал заказ на солидный дополнительный тираж. Небольшое академическое издательство, выпустившее книгу Кэти, известило своего звездного автора, что в ближайшие месяцы ей можно рассчитывать на новый щедрый гонорар. Резко увеличился спрос и на другие книги, посвященные Микеланджело, и к той же самой пятнице «Муки и радости» попали в список десяти лучших бестселлеров «Амазонки».

Профессионалы и любители в едином порыве философствовали о глубинном смысле, культурном значении убийства Томми Кэмпбелла и Майкла Винека с последующим превращением их в скульптуру. Кое-кто, рассуждая о мотивах Микеланджело-убийцы, даже ссылался на «Спящих в камне». Но никому не пришло в голову, что именно книга Кэти могла вдохновить убийцу, в чем, как признался Сэм Маркхэм во время второго разговора с Хильди, для него не было ничего удивительного. Он объяснил, что широкой публике неизвестно о надписи на основании скульптуры, о записках с цитатами Микеланджело и прямой связи между убийцей и Кэти, поэтому «Спящих в камне» любопытствующая публика считает не более чем одной из книг, прочитанных убийцей, в том числе и тех, которые не имеют никакого отношения к творчеству великого скульптора.

Сыграли свою роль и тщательно подобранные комментарии, которые сделала на пресс-конференции специальный агент Рейчел Салливан. В них содержался намек на то, что ФБР обратилось к Кэти исключительно потому, что она проживает неподалеку от места преступления. Поэтому к пятнице средства массовой информации оставили доктора Кэтрин Хильдебрант в покое.

Однако Маркхэм о ней не забыл. Если бы сотрудник ФБР знал, сколько раз Кэти хотела позвонить ему, просто чтобы поболтать ни о чем, как часто она набирала в поисковой системе в Интернете его фамилию, он, возможно, лучше бы понял то смятение, которое судьбе угодно было поднять у них в сердцах. Во время первого разговора по телефону Маркхэм заверил Хильди в том, что для нее будет лучше, если он станет держаться подальше до тех пор, пока не утихнет внимание прессы. Он попросил ее ни о чем не беспокоиться, ибо, даже несмотря на то, что она гостила у Поулков, ФБР постоянно за ней присматривало. Поэтому Маркхэм испытал определенное облегчение, когда у него появился предлог не встречаться с Кэти Хильдебрант. Интересы следствия действительно требовали, чтобы он держался от Хильди подальше, но к облегчению примешалась смесь вины и стыда. Сэм чувствовал себя виноватым, потому что назойливые мысли о привлекательной Кэти, профессоре искусствоведения, нередко мешали ему сосредоточиться на работе. Маркхэму было стыдно за то, что даже себе самому он не хотел признаваться в том, как часто улыбался, вспоминая о ней.

Эти полторы недели Сэм провел, разъезжая между бостонским управлением и местным отделением в Провиденсе. По большей части он оставался один, но изредка его сопровождала Рейчел Салливан, в частности, в те два раза, когда они пытались побеседовать с Лори Винек. Оба раза им пришлось довольствоваться разговором с ее отцом, поскольку Лори, узнав о том, что произошло с ее сыном, пыталась проткнуть себе горло кухонным ножом. Теперь она находилась в Институте психиатрии штата Род-Айленд под постоянным присмотром врачей. Таким образом, именно Джону Винеку выпала страшная задача официально опознать верхнюю половину тела своего внука, после того как маленького Майкла сняли с каменного основания и отделили от козлиных ног. Джон ничем не смог помочь Маркхэму и Салливан, если не считать проникнутой слезами клятвы когда-нибудь обязательно увидеть «того, кто сделал это с внуком, мертвым у своих ног».

Теперь, пока остальные части «Вакха» изучались и анализировались в лаборатории ФБР в Квантико, а Рейчел Салливан вместе со своей командой проверяла списки студентов, полученные из архива Браунского университета, специальный агент Сэм Маркхэм занялся обилием улик, оставленных Микеланджело-убийцей. Самой многообещающей из них пока что была задняя часть козлиной туши.

Анализ ДНК сразу же определил, что Микеланджело-убийца выбрал в качестве нижней половины своего сатира взрослого самца нубийской породы. Ее представители отличались короткой шерстью, довольно крепким телосложением, большими отвислыми ушами и, как отмечали селекционеры, характерным «римским» носом. На взгляд Маркхэма, с учетом всего того, что было уже известно об убийце, это не следовало рассматривать как случайное совпадение. Сэм также выяснил, что из всех пород нубийские козы считаются одними из самых дружелюбных и общительных.

«Общительный, — снова и снова мысленно повторял Маркхэм. — Именно это слово употребил Джон Винек, описывая своего внука».

Еще одно случайное совпадение? Возможно, но Сэм почему-то был склонен думать иначе.

Сотрудник ФБР начал расследование, полазав по Интернету и обзвонив несколько ферм Новой Англии, разводивших коз нубийской породы. Он обратился в те из них, которые находились неподалеку от того места, где был похищен Майкл Винек, и уже вторым звонком попал в цель. Это была ферма братьев Хилл в Беррилвилле, маленьком городке, расположенном среди густых лесов на северо-западе Род-Айленда. Для очистки совести Маркхэм обзвонил и другие фермы, но только Луис Хилл подтвердил, что предыдущей осенью у него действительно пропал один из нубийцев.

— Мистер Хилл? — спросил Маркхэм, выходя из машины.

— Да, один из них, — подтвердил старик в потрепанной бейсболке, который стоял на пороге небольшого сельского дома, засунув руки в карманы мешковатого комбинезона. — Если вы ищете моего брата, то он вон там, дальше по дороге. Но вам придется кричать громко, ибо он уже ничего не слышит, поскольку лежит в земле.

— Я разговаривал с вами по телефону, мистер Хилл, — продолжал Маркхэм, показывая свое удостоверение. — Специальный агент Сэм Маркхэм, Федеральное бюро расследований.

— Я так и понял, сынок. Просто решил немного пошутить. Луис Хилл. Рад с вами познакомиться.

— Взаимно.

— Давно уже пора заняться моим Шулером.

— Кем?..

— Тем козлом, о котором я говорил вам по телефону. Я заявил в полицию еще в ноябре, но с тех пор никто ни хрена не делал. Однако я даже представить себе не мог, что этим займутся федералы. У вас что, появился отдел по розыску пропавших животных, да?

— Мистер Хилл, по телефону вы сказали, что в прошлом году у вас пропал всего один козел.

— Точно. Вот уже лет десять не происходило ничего подобного. Насколько я знаю, никто их и не крал. У меня были большие планы относительно этого мальчика. Вы бы его видели — просто красавец!

— Вы сказали, что Шулера похитили ночью, когда было темно, где-то между восемью вечера и пятью утра, да?

— Только так это и могло произойти. Как обычно, внук перед сном проверил коз и запер сарай на замок. Все были на месте. Когда на следующее утро я отправился их кормить, замок был взломан, а дверь в стойло Шулера сорвана с петель.

— Можно мне посмотреть сарай?

— Да, без вопросов.

Хилл повел Маркхэма вокруг дома. Там сотрудник ФБР увидел большой сарай, две небольшие постройки и загон с парой десятков нубийских коз, многие из которых при появлении людей подняли головы и приблизились к ограде.

«Вот уж действительно общительные», — подумал Маркхэм.

— Успокойтесь, ребята, — сказал Хилл. — Сегодня можете не клянчить у правительства подачки.

Большие ворота были нараспашку, сарай оказался пуст, но ударивший Маркхэму в нос запах домашней скотины, сена, навоза и опилок вызвал у него воспоминания о зоопарке, куда отец водил его в детстве. Это убогое заведение примыкало к торговому центру. Однажды лама легонько пожевала маленькому Сэму воротник рубашки, после чего он расплакался. Внутреннее устройство сарая было типичным: центральный проход, по бокам стойла для животных. Сначала шли четыре стойла для лошадей, а затем шесть по обе стороны, по словам Хилла, отведенных для коз. В отличие от стойл для лошадей, с высокими деревянными дверями с зарешеченными окошками, эти закрывались дверцами, затянутыми металлической сеткой, и отделялись друг от друга перегородками, которые можно было убрать, чтобы их объединить.

— Обычно в каждое стойло заходит по три-четыре козы, — объяснил Хилл. — Иногда больше, если у матери отнимают козленка. Зимой перегородки убираются, и тогда можно разместить больше коз, при необходимости разделив их по размеру, возрасту и полу. Но у Шулера в конце года всегда имелось собственное стойло. Он был с гонором, очень умен. Случалось, что ему удавалось открыть задвижку. Вот почему только его стойло запиралось на замок. Но когда дело доходило до того, чтобы ублажить своих подружек, ему не было равных. Вот каким он был необыкновенным. Если хотите знать, мне его до сих пор чертовски жалко.