Скверный маркиз
Шрифт:
— Послушай, Эмма, — начала она и, оглянувшись, увидела, что они приближаются к Парк-лейн. Орелия наклонилась и сжала руку служанки: — Послушай, Эмма, — повторила она, — я попытаюсь тебе помочь. Ничего не предпринимай без моего ведома. Хорошо? И не беспокойся так сильно, пока мы снова с тобой не поговорим. Обещаешь мне?
Эмма молчала.
— Обещаешь?
— Но как же вы сможете мне помочь, мисс?.. — Во взгляде Эммы засветился огонек надежды, но недоверие ее еще не покинуло.
— Я постараюсь, обещаю тебе, я постараюсь!
— Но вы не расскажете об
— Возможно, это и было бы самое лучшее! — раздумчиво отозвалась Орелия.
— Нет! Нет, мисс, — забилась в страхе Эмма, — даже если его сиятельство захочет все уладить по-доброму, ничего не выйдет из этого! Потому что все всё узнают — и миссис Мэйхью, и мистер Уилланд, и все другие слуги! И меня сразу же через несколько часов прогонят. — И Эмма опять разрыдалась. — У нас и прежде случалось такое, и к женщинам не было никакой жалости! С мужчины же всегда все как с гуся вода!
— Да, ты права… Нет, я ничего не скажу его сиятельству, но все равно попытаюсь тебе помочь.
— О, спасибо вам, мисс! Спасибо! Я вам так благодарна, что просто слов у меня нет! И Джим вам тоже спасибо скажет. Он ведь хороший человек, Джим-то, и никогда не станет вымещать зло на ребенке за то, что он не его собственный!
Кучер резко затормозил у парадного входа в Райд Хауз.
Бросив на Эмму последний ободряющий взгляд, Орелия проворно вышла из экипажа, а дальше прошествовала мимо шеренги слуг прямиком в мраморный зал. Эмма скромно скользнула к черному ходу.
— Вернулась ли леди Кэролайн? — не теряя времени, спросила Орелия у дворецкого.
— Да, миледи наверху.
— А его сиятельство?
— Его сиятельство в библиотеке.
— Он один?
— Один, мисс…
Орелия решительно пересекла холл, слуга открыл перед ней дверь библиотеки, и она вошла.
Маркиз сидел за столом и что-то писал. Удивленно взглянув на нее, он отложил в сторону большое гусиное перо и встал:
— Где вы были, Орелия? Занимались покупками?
Она подошла к столу и, вынув из сумочки маленький сверток, сказала:
— Желаю вам еще многих и счастливых дней рождения, милорд! Это для вас подарок!
Маркиз удивленно развернул сверток. Затем взял табакерку, покрутил ее в пальцах, потом положил на ладонь и долго смотрел на нее…
И вот тогда-то Орелия вспомнила, как сказала ему, что у нее нет лишнего пенни!
— Я это купила на собственные деньги, — поспешила она внести ясность.
— На собственные деньги? — недоверчиво повторил он, думая совсем о другом, и это было видно по выражению его лица — оно стало мягче, светлее.
— Да, я кое-что… продала. — А ведь это правда, тут же подумала она.
— Подарок для меня! — тихо сказал он. — Но за что?
— За то, что вы подарили мне мои чудесные платья, и потому, что вы тоже должны получить подарок в свой день рождения. Это ведь тот день, когда мы желаем, чтобы о нас… вспомнили.
— Прекрасная вещь, но вы ее выбрали в качестве подарка для меня по какой-то особой причине?
«Как он проницателен, — подумала Орелия, — он понял, что подарок
имеет тайный смысл…»— Я подумала, — нерешительно отвечала Орелия и покраснела при этом, — что человек… сидящий наедине с миром, раскинувшимся у его ног… чем-то похож… на вас…
— На меня?
— Вы тоже иногда смотрите таким взглядом, отчужденным от окружающего вас мира, словно не принимаете никакого участия в том, что совершается, и кажется, что вы намеренно отстраняетесь… от… самой… жизни.
Маркиз снова удивленно взглянул на Орелию:
— Как же вы это поняли?
— Я просто чувствую, что так оно и есть.
— Да, так оно и есть, — подтвердил он, — но никогда не думал, что это ясно не только мне одному.
Он взглянул ей в глаза, потом перевел взгляд на табакерку.
— Не стану заверять вас, Орелия, — проговорил он своим глубоким, выразительным голосом, — как я буду дорожить этим подарком. Он не только единственный, который я получил за многие годы в день своего рождения, но он значит для меня гораздо больше, чем можно выразить словами.
— Я… рада, — чуть-чуть задыхаясь от волнения, отвечала ему Орелия, не понимая, почему ей так трудно сейчас говорить.
Маркиз поднес ее руку к своим губам. Почувствовав это прикосновение, она совсем смутилась и выбежала из библиотеки, а маркиз долго смотрел на дверь, сжимая в ладони табакерку.
За праздничным завтраком собралось множество приглашенных. Маркиз сидел напротив Орелии, во главе стола. Но вот с едой было покончено, и герцогиня вместе с Кэролайн и Орелией поехала с визитами по знакомым. Где-то они оставляли только визитные карточки, где-то посещали хозяев дома и вернулись в Райд Хауз около пяти часов вечера.
— Мне надо отдохнуть, — объявила герцогиня, — и вам, девочки, советую сделать то же. Сегодня в Карлтон Хаузе будет большое празднество, и вам надо выглядеть как можно лучше.
— Я уж точно прилягу, — ответила ей Кэролайн, — и ты, Орелия, последуй моему примеру. Сегодня в Карлтон Хаузе будет настоящее столпотворение, и надо не потеряться в блеске столь грандиозных светил.
— Ну, уж тебя-то никто не затмит, Кэролайн, а я буду на тебя любоваться, — улыбнулась Орелия.
— Нет, мы обе должны быть замечены, поэтому обязательно надень свое платье из серебряной парчи, оно так тебе идет! А я надену свое красное газовое, с рубинами из райдовского собрания драгоценностей! Пойдем, ты еще раз на него посмотришь и скажешь мне, правильно ли я решила!
— Как же ты будешь в нем хороша! — искренне одобрила Орелия выбор.
— Надеюсь! — И сестра ее почему-то вздохнула.
Они вошли в спальню Кэролайн, и та уже собралась было позвонить горничной, но Орелия спросила ее:
— А что тебе известно о сэре Мортимере Розэме?
— Он что, пленил твое воображение?
— Нет, конечно! Я с ним даже и не знакома, хотя кое-что о нем слышала.
— Это лощеный, очень привлекательный внешне господин, но настолько самовлюбленный, что, когда он делает комплименты, у меня такое ощущение, что он сам бы от них не отказался.