Сквозь игольное ушко. Сборник

Время, когда его не торопишь, летит как-то особенно быстро! Выехали в четверг с утра – так, чтоб безо всяких дачников и без пробок на выезде из Москвы. Машину Венька вел сам – ведь жена теперь была в нем уверена! А Венька, зарядившись «на посошок» шестью таблетками, вел машину уверенно и невольно прислушивался к своим ощущениям – он и впрямь оставил дома всю свою заначку.

…Выехали они часов в десять, а в санаторий прибыли примерно к пяти вечера. В «Лесном озере» встретили их радушно, им уже приготовили номер – немного совковый, но чистенький и аккуратный. Любочка оформила их прибытие у администрации – она нисколько не казалась уставшей, наоборот, «цвела, как роза». На миг Венька даже почувствовал подленький укол зависти: у нее-то все хорошо, а у него начинается самое страшное. К счастью, вредности его хватило ненадолго. Вернулись настоящая радость за жену и желание по мере сил устроить ей праздник! Но все это – завтра… Пока супруги неторопливо разложились, разобрали кровать. Венька, потеряв надежду залечь в койку, поплелся с женой на обед. Даже ухитрился полюбезничать с соседями по столу. Соседями оказалась пожилая интеллигентная супружеская пара: он – академик РАЕН, она – искусствовед. Конечно, они с интересом разговорились с Любочкой. А Венька старался к месту поддакивать и все прислушивался к себе. От супа он отказался, а поданные на второе пельмени буквально слиплись где-то между пищеводом и желудком. Думая о предстоящем бесконечном вечере и бесконечной, видимо бессонной, ночи, которые ему предстояли, Венька охотно согласился на предложение соседа – распить «за знакомство» в беседке «рюмочку вискарика». Знал, что ничего хорошего не выйдет, – однако наклюкался довольно сильно; даже на ужин не пошел. Зато часть ночи проспал – тяжелым хриплым сном…

Глава 18. Помоги мне!

К тому времени внутренний голос повадился ежедневно «проговаривать» ему текущий дневник душевных наблюдений. Венька даже вспомнил рассказ школьной биологички о том, как знаменитый ученый Пирогов, видя, что его здоровье ухудшается, в последние дни собрал у себя учеников и диктовал им подробности своего состояния: «Вот сейчас у меня отнимаются ноги… сейчас – холодеют руки…» – и дальше, как говорится, «по списку».

Тем не менее утро Малышев встретил как ни в чем не бывало. В довольно скверном, правда, настроении, но что такое скверное настроение по сравнению с депрессией – детские игрушки! Успокоил жену. Мужественно съел безвкусный завтрак. Даже сходил на ресепшн и оформил Любочку на курс процедур, предназначенный будущим мамам. Отвел ее на процедуры, а сам сидел с журналом в холле, как примерный семьянин и будущий отец. Любочка вышла с массажа порозовевшая и такая красивая, что у него больно кольнуло сердце. И все-таки обед прошел нормально. Впрочем, возникло единственное омрачающее обстоятельство – внутри у Веньки продолжала расти отвратительная тревога, ее знают только те, кто хоть раз попадал в ситуации, где врачи бессильны и в беззащитное сознание вторгается жестокий параллельный мир. Венька держал себя в руках до самого вечера и только за ужином немного подкачал. Правда, этого «немного» хватило, чтобы испортить жене счастливое настроение, но организм Веньки, как машина, уже становился неуправляемым. Причем все происходило так странно, что Венька просто ничего не мог – ни уехать, ни скрываться от жены и персонала, ни вызвать «Скорую». Он просто и терпеливо шел к своему концу. И очень жаль, что рядом оказалась Любочка – уберечь ее от происходящего у него попросту не было сил. Он едва мог отвечать на вопросы, общаться и уверять, что «все в порядке» и у него самый обычный грипп…

А теперь – голая хроника событий. Малышевы заехали в «Озеро» двадцать девятого. Тридцатого, за ужином, у Веньки ни с того ни с сего начали дрожать руки. И не просто дрожать, как у обычного алкаша! Венька налил в чашку крепкого черного чаю и понес за их общий с соседями столик. И вдруг на полпути руки у него позорнейшим образом буквально заходили ходуном, так, что чай пролился прямо на пол. Разумеется, Малышев притворился, что его сильно знобит «после вчерашнего», сослался на повышение температуры и под руку с заботливой Любочкой поскорее отвалил в номер. Ночью пришла бессонница и начались судороги в ногах – только уляжется и отпустит одну ногу, тут же перекидывается на другую! Любочке, к счастью, удалось поспать – она поверила в версию об «ужасном гриппе». Тем более что лично сама напичкала мужа на ночь и аспирином, и медом, и даже валерьянкой.

Тридцать первого утром дрожание унялось. Правда, как вскоре выяснилось, оно начиналось после обеда. Завтрак прошел вполне нормально, Венька уверил и жену, и соседей, что «идет на поправку», и спокойно поплелся с Любой на процедуры. Перед массажем Любочке порекомендовали поплавать в бассейне. Веньке составлять ей компанию не хотелось, но в мужскую раздевалку он все-таки пошел, планируя отсидеться на бортике бассейна с книгой…

Все началось в туалете раздевалки. Венька вошел в комнату с унитазом и включил полный свет. И вдруг – вспышка света вместо темноты так страшно, до обморока, ударила его по нервам, что и потом еще долго дрожали ноги. Невольно пришлось посидеть на унитазе, прежде чем идти к шезлонгу возле бассейна.

Ходил теперь Малышев с осторожностью, опасаясь резкой и внезапной слабости в ногах. Поднос в руках больше не носил – руки продолжали дрожать, как у завзятого забулдыги. На следующий день прибавился новый симптом – в минуты волнения Венька стал вдруг заикаться, с трудом выговаривая обычные слова. Прямо как в анекдоте – «фефект фикции»! При этом ночью он не спал ни секунды – просто смирно лежал, таясь от жены, и даже боялся лишний раз массировать сведенные судорогой икры.

И все-таки он еще держался…

Глава 19. «Ликвидация»

Веньку накрыло полностью. Теперь даже лежать спокойно оказалось ему не по силам: все тело иногда дергалось, точно пробитое током, да так, что голова стучала о спинку кровати. Судороги ползли все выше и выше – и теперь большую часть ночи Венька проводил, устраивая ноги на стену выше головы: в таком положении было чуть легче.

Соответственно, скрывать свое состояние от жены тоже больше не получалось. Венька и так знал, что она не спит. Любочка позже призналась, что просто съеживалась в кровати, повернувшись спиной к мужу, – лишь бы не видеть, как он дергается, хрипит, бьется головой о спинку. А Веньке все было уже «глубоко фиолетово». Он равнодушно зажег лампу на тумбочке возле кровати – и стал рыться в своем походном рюкзаке. Молясь Богу, сам уже не зная о чем. Ничего, конечно, в рюкзаке не обнаружилось. И тут Любочка приподнялась, достала из своей тумбочки и протянула мужу полную коробочку таблеток! Венька воспринял это как манну небесную. Сразу проглотил четыре штуки – и решительно погасил свет, надеясь хоть на короткий сон.

А дальше – время остановилось. В самом прямом, физическом смысле слова. Уже во второй раз, и гораздо страшнее, от Веньки медленно уходила жизнь… Стало ли ему легче от препарата, он не помнил. Зато резко усилились все прежние симптомы: чаще стали «удары током», судороги поползли к самому горлу – так, что в кровати приходилось почти стоять на голове. Кровь колола изнутри мелкими жгучими иголками. И самое невыносимое – Венька лишался опоры, точно погружаясь в бездонное болото. Он не мог справиться с собой: и без препарата было ужасно, а теперь и с «иксом» выходило то же! Даже хуже! Но самое страшное из всего – болела душа. И сразу черное небо навалилось за окном на темно-зеленые ели, и где-то закаркали невидимые черные птицы… Венька прополз в туалет и нашел там пачку купленного женой средства от судорог. Постепенно, по таблетке, выпил всю пачку и вернулся в постель – ждать конца. Препарат все же добрался до него…

Через некоторое время голова его, бедная его голова, стала как-то странно, тяжело кружиться, будто размывая очертания мира вокруг. Медленно-медленно поехали стены; комната расплывалась вширь и уходила вдаль, вместе с потолком. А затем прямо в темноте стоящие на холодильнике «казенные» графин и стаканы – зашевелились и превратились в живые, разноцветные, точно пластилиновые, лица. Лица хрюкали носами и шлепали жирными губами, как вурдалаки из сказок. Послышался шорох за окном, и Венька ясно увидел, что это верхушки елей превратились в серые, горбоносые, ушастые рыла; что вместо веток у них – руки, которые тянутся разбить стекло. Жизнь уходила – уходили силы. Венька все понимал: понимал, что это «едет крыша», что елки и есть елки, даже видел их верхушки; и в то же самое время верхушки опять пластилиново закручивались и кивали ему угловатыми башками. И когда деревянная неживая рука дотянулась-таки до самой форточки, Венька потерял сознание.

Второго утром он уже не мог встать с постели.

Любочка, плюнув на свои процедуры, побежала на прием к главврачу. Вскоре вокруг Веньки забегал весь медицинский персонал.

Два раза в день ставили, как алкоголику, капельницы с парацетамолом; от судорог назначили «прессотерапию». А Любочка, как всегда забыв о себе, снова превратилась в надежный фундамент семьи: в бесплатную сиделку и няньку и, конечно, в заботливую, сострадающую мать – такую, какой у Веньки никогда не было…

Глава 20. Гипербореи

А для самого Веньки время так и стояло…

Теперь он уже не замечал никого и не выключал телевизор в номере – ни днем, ни ночью. Днем судороги успокаивались, и «токи» не так дергали плечи. Но сон все равно не приходил – и хорошо, что суета медичек и кадры телевизора отвлекали, помогая хоть как-то скоротать резиновое время.

Некоторые передачи даже как-то особенно врезались ему в память. Запомнились два сюжета из новогодних «Новостей». Первый – о том, как в эйфории праздников упал в пропасть клиент частного спортивного аттракциона в горах. Назывался он «зорб». Неоднократно, в разных новостных передачах, Венька вновь и вновь упирался взглядом в фигуру человека без лица, словно распятого в огромного прозрачном шаре, с фиксацией рук и ног. Секунду шар балансирует на спуске, затем катится по трассе вниз, а где-то на середине – делает вираж, пробивает боковое ограждение трассы и срывается прямо в пропасть. И все это – без звука, как большая тряпичная кукла… Дикторы рассказывали, что хозяева аттракциона пытались уйти от ответственности за гибель человека. Но это Веньку не интересовало. Свары, дрязги были из поверхностной, обычной, жизни. А сам он летел в пропасть, не в силах вырваться из своего собственного «зорба». Второй сюжет был тоже из серии «чрезвычайных происшествий». Муж с женой и двумя детьми-дошкольниками вместе, в семейном кругу, отмечали новогодний праздник. Нехило, кажется, подвыпили – и сексапильной жене захотелось оттянуться в гостях у незамужней подружки. Мужу, это, конечно, не понравилось, разгорелась ссора на глазах у детей. Каждый из супругов, разгоряченный спиртным, стремился, видимо, ударить словом побольнее свою «половину». Муж нанес супруге ранения, «несовместимые с жизнью». Уложив детей спать, он всю ночь пытался расчленить труп любимой. Кое-что вынес в пакетах, что-то попрятал. И через три дня спокойно отправился в полицию – заявлять о «пропаже» жены. Участвовал в поисках, показывал фотографии. Уверял, что после ссоры жена взяла свою машину и самовольно укатила к подруге.

А в ходе следствия, кажется, кто-то из детей нашел спрятанные у папы ключи – от той самой маминой машины… Венька тогда долго думал: почему люди так нелепо распоряжаются собственной жизнью? В праздник – выйти куда-то вместе или дома накрыть стол, накупить подарков детям. Устроить ночь любви, в конце концов! И так легко, одним махом, безо всяких аварий и катастроф, загублены четыре человеческих жизни: две большие и две маленькие. А ведь заранее наверняка готовились к Новому году, надеялись, что он будет самым счастливым, поздравляли с «наступающим»… Как трудно что-то построить вместе – и как легко разрушить!