Сквозь Навь на броне
Шрифт:
– Нон-тар Эгор, - заговорил рыцарь, все ещё вспоминая высокий слог отца перед уходом, - а что бы вы завещали своим потомкам?
– Не знаю, - ухмыльнувшись, ответил чародей-воин, - я о таком не думал.
– Женщины оставляют гребни, оправы к зеркалам, чаши и ложки и всякие мелочи. Мужи оставляют рукояти клинков, плашки под письмена, охотничьи и рыболовные снасти, кубки. Я бы хотел, чтоб из моей руки сделали рукоять для охотничьего ножа, и чтоб на нём были изображены дикие звери.
– Не понял, - изумлённо уставился нон-тарЭгор на Такасика, - что значит, из моей руки?
– У вас разве так не делают? А у нас после смерти по завещанию
– Но ведь это ваши предки.
– Вот именно. Предки никогда не пожелают зла и даже после смерти хотели бы помогать потомкам, даже если это лишь плашка со словами напутствий живым от мёртвых. Такие вещи используют только в особых торжественных случаях. А на костях поверженных врагов пишут предостережения и вывешивают у входа в обитель. Это дело чести.
– Послушай, - вмешалась в разговор нон-ма Анагелла, шедшая рядом, и молча слушавшая разговор, - эта чаша, что дала тебе мать. Она тоже из кости человека?
– Да. Это череп основателя нашего рода. Он желал всем мудрости. Это отец настоял испить воды, он мечтает, чтоб из меня получился самый великий лорд, какой может быть в мире.
– Похвальное пожелание.
– А я знаю, - раздался сзади голос девы-воительницы, какой не может быть на свете по завету предков, - сделайте из моего среднего пальца корпус для флешки.
– Что такое флешика, Окасанна?
– Это, чтоб файлы записывать.
– Что такое фаиллы?
– Это рисунки, тексты, музыка для компа.
– Что такое комп?
– Ну, ты достал. Это прибор с процессором.
– Я, кажется, понял. Это как плашки с письменами и рисунками для вместилища волшебного камня. Для украшения. А что я достал?
– Не обращай внимания, - произнёс нон-тар Эгор, показав Окасанне кулак, - она у нас немного не в себе.
– Я понял. Ей тоже нужно испить из чаши предков.
Чародей-воитель весело ухмыльнулся, а нон-ма Анагелла разразилась звонким смехом, от которого кровь потеплела, и самому хотелось улыбаться.
Так они шли долго, пока не вышли к краю мёртвых льдов, с коих тянуло холодным медленно текучим воздухом, и из-под которого текли многочисленные ручьи, журчащие по камням, и уходящие под полог леса, начинающегося в сотне шагов о кромки льдов. Слуги достали из сумок копчёное мясо и сыр, запивая которые чистейшей водой, все подкрепились. Огонь разводить не стали, до брошеной стоянки совсем не далеко. Осталось лишь влезть на глыбы и пройтись, но сначала нужно надеть тёплые куртки и меховые обувки.
Нон-тар Эгор знал куда идти, несмотря на то, что все следы замело, стелющейся по леднику снежной позёмке. Он говорил про маяк.
Если бы шли налегке, то весь путь одолели бы за три вздоха великого дома, но гружёный обоз плёлся вдвое дольше. Один вьючный тунут, которого чужаки называют ишаком, соскользнул в расселину. Он ничего себе не повредил, но вытаскивать с глубины в три роста пришлось почти целый вздох. Это ведь надо сначала снять и вытащить поклажу, верёвками подвязывать несчастное животное и тянуть всем вместе. Справедливости надо сказать, что чужаки тоже помогали, чародей-воитель Эгор вплёл в верёвки какие-то колечки, отчего тунут стал лёгким, но не настолько, чтоб его можно было вытащить одному крестьянину-нарони.
Когда
на снегу зачернели три сгорбленные фигуры странных построек лагеря чужаков, все вздохнули с облегчением. Такасик видел их раньше, блестящие зелёным железом и большим стеклом, гнутым и наверняка очень дорогим. Сейчас их чуть больше припорошило снегом, чем в тот раз, когда юный отпрыск древнего рода был здесь в прошлый раз, но ничего больше не поменялось. Сначала он принял это за чудовищ, и лишь потом опознал творение рук неведомых мастеров.– Вот они, родимые, - произнёс нон-тар Эгор, весело улыбнувшись.
– И что дальше?
– спросил Такасик, с любопытством разглядывая и постройки и чужаков. Все они с теплом смотрели на груды железа.
– Вытаскивать.
– Вытаскивать амбары?
– Это не амбары.
– Тогда это хижины.
– И не хижины. Я покажу. Пусть твои люди принесут толстые колья, - произнёс нон-тар Эгор.
– Почему люди?
– Ну, - начал чародей, скривившись, словно совершил глупую ошибку, добавив нечто похожее на слово 'бэлин', - нарони.
Такасик глянул на пажа, тот с криками 'колья' помчался к крестьянам, и работяги начали отвязывать заострённые бревна толщиной в ногу и длинной рост мужчины. Два кола положили на снег перед ним. Чародей пробормотал: 'Угораздило же нас попасть в припорошённую яму' и поднял один ствол, уперев его остриём в плотный снег, а потом наклонил верхушку в сторону, противоположную постройкам в сорока шагах от первой.
– Забивать?
– спросил Такасик, наполняясь всё возрастающим любопытством.
– Я сам, - ответил чародей, глубоко вздохнул и прикрыл глаза, а потом все вздрогнули от гулко застонавшего мороженного дерева, которое стало рывками входить в наст, словно по нему били гигантским невидимым молотом. А чародей все молчал и стоял. Нарони зашептались в сторонке с выпученными глазами, призывая предков в помощь. И вот кол ушёл в снег почти полностью. Только когда осталась верхушка с локоть высотой, он остановился.
– Заводи!
– крикнул он госпоже Саветланне, которая залезла внутрь постройки и поблескивала из-за стекла своими жутковатыми глазами цвета свежей крови.
Девушка нагнулась вбок, а следом за этим постройка взревела как демон вечной ночи, что забредает порой на самый край ледника. Такасик едва сдержал желание убежать подальше, как поступили крестьяне, что, переводя дух, наблюдали теперь за сотню шагов отсюда за происходящим. Не подобает юному лорду так себя вести, несмотря на бешено колотящийся пульс крови.
Напуганные вьючные тунуты громко орали и дёргались на привязи такого же кола, но потоньше.
– Шат!
– послышался возглас высокого господина, оказавшимся тоже колдуном, немного отставшим от своих в пути, и воин Володимар со стеклянными глазами подскочил к постройке и начал тянуть за канат, оказавшийся сплетённым из тонких железных нитей. Канат разматывался, плавно вращая барабан, приделанный к железной дуге постройки.
Когда Володимар дотянул канат до кола, то сделал петлю, зацепив крюком, и отошёл в сторону, неподвижно замерев. Нон-тар Эгор поднял руку, посмотрев на Саветланну. Постройка взревела пуще прежнего, барабан сам собой закрутился в другую сторону, канат натянулся, а потом вся эта груда железа, поднимая перед собой сугроб, начала медленно двигаться. У Такасика от такого волосы встал дыбом не только на голове. Так он испугался, только когда Окасанна грохотала своим чёрным железом, да Олиха оборачивалась лютым чудищем.