Сквозь стены

Гарри молча кивнул. Несколько минут спустя другая мысль пришла ему в голову:

– Он еще жив?

Гермиона пожала плечами:

– Я не читала о его смерти, так что…

– Он последователь Партии Действия Диггори, – появление Рона было внезапным. Гарри и Гермиона удивленно повернулись в его сторону. – Папа думает, что на самом деле он лидер этой партии, а Амос Диггори просто кукла в его руках. Но из-за своей репутации он не хочет публичности.

– А что насчет профессора Макгонагал? – вдруг спросила Гермиона. – Она не кажется мне такой… агрессивной.

Рон широко ухмыльнулся:

– Я спросил папу о том же. Он сказал, что они развелись, когда она начала работать в Хогвартсе. В то время Дамблдор был его главным политическим оппонентом…

Гарри больше не слушал Рона. Его мысли крутились вокруг новых фактов. Его профессор стала работать в Хогвартсе, когда ее муж был Министром магии. Теперь профессор станет директрисой школы, заняв второе по значимости место после Министра, а ее муж, точнее, бывший муж, снова станет Министром… Было ли это совпадением?

Этот вопрос не оставлял его до конца недели и даже последующие, не менее важные события, не смогли отвлечь его от этого. Хотя произошло довольно много неожиданных вещей. Одной из них было назначение нового преподавателя по Трансфигурации – Гарри чуть не запрыгал от радости, увидев Флетчера, сидящего на старом месте Флитвика. Крошечный профессор передвинулся ближе к директрисе, как новый ее заместитель. Личность другого нового преподавателя – лектора, как резко поправила его Гермиона, – оказалась еще более неожиданной.

– И я хочу поприветствовать Джорджа Уизли, который будет помогать профессору Снейпу в будущем, так как профессор Снейп будет вести занятия по Защите от Темных Искусств до возвращения профессора Нуар… – зал взорвался аплодисментами, заставив директрису замолчать. Позже в тот день Гарри узнал, что Джордж был новым Хранителем Секрета для Сириуса и Энни.

– Правда? – спросил он серьезного юношу, точнее, уже мужчину. – Но почему? Я имею в виду, почему ты?

Джордж пожал плечами:

– Потому что я в безопасности здесь, в Хогвартсе, а Сириусу с девочкой нужна безопасность. А когда Снейп рекомендовал меня попечителям – ты знаешь, Фред и я всегда были хороши в зельях – и они приняли меня как его ассистента, директриса решила, что будет лучше, если я стану новым Хранителем Секрета. Я согласился. Вот почему.

Внезапно два различных чувства охватили Гарри. Первым был страх: Макгонагал знала, что Джордж был Хранителем Секрета, даже больше, она предложила это. Второе чувство было эгоистичным: это была ревность. Гарри ревновал к Джорджу, потому что Северус рекомендовал его, он признал его публично, в то время как он, Гарри, оставался отвергнутым и публично, и официально…

Он не мог сдержать дрожь разочарования и ушел так быстро, как мог.

Он хотел побыть один.

***

Северус был основательно напуган и паниковал:

– Но Минерва! Мы должны что-то сделать!

– Северус, пожалуйста, постарайся успокоиться. Я думаю, они освободят Гарри сегодня или, возможно, завтра, но сейчас мы ничего не можем поделать…

– Минерва, ты это не серьезно! Ты знаешь Амоса, ты знаешь Меркури! Амос винит Гарри за смерть сына, а Меркури ненавидит все, связанное с тобой или со мной! – воскликнул Северус, его волосы развевались, пока он расхаживал перед камином. – Посмотри, что произошло за последние две недели с тех пор, как они заняли Министерство! Они признали Армену виновной и лишили ее магии, как и Блэка, а теперь еще и посадили ее в Либерти! Ее суд был просто фарсом! А когда Гарри захотел защитить ее, они назвали его ее сообщником и немедленно арестовали…

Макгонагал от напряжения закрыла глаза:

– Это было ошибкой с его стороны, высказывать свое мнение в газете…

– Патил сказал мне, что мальчик сначала написал ему. Только после того, как он подал в отставку, Гарри послал то чертово письмо в Ежедневный Пророк!

– Я не знаю, что мы можем сделать, Северус. Я не знаю, собираются ли они судить его и если да, то когда…

– Но они приняли обратно много авроров! Тех авроров, кого уволил Аркус, когда был Министром! Тех УБЛЮДКОВ, Минерва!

– Северус! Успокойся, пожалуйста! Я не думаю, что они причинят вред Гарри. А крик на меня не помогает в этой ситуации. Сейчас мы ничего не можем поделать. Ты это знаешь.

Северус почти рухнул на диван:

– Я не хочу этого знать, Минерва.

Он не хотел соглашаться. Он хотел делать что-то, идти, кричать, драться, если нужно. Мастер Зелий не хотел, чтобы мальчик находился в том месте. Он сам провел там больше четырех месяцев. Четыре месяца физических и умственных пыток, боли, страха… А теперь мальчик был поставлен под удар этих ублюдков, как и Северус раньше, но по гораздо менее значимым причинам.

Он, Северус, несомненно, был виновен в тех ужасных вещах, в которых его обвиняли, но Гарри был невиновен. Мужчина спрятал лицо в ладонях.

– Ты хочешь, чтобы он вернулся, – мягко сказала женщина.

– Ты была права, Минерва, ты знаешь, – пробормотал он сквозь пальцы, – когда назвала меня дураком. Я был дураком, когда вышвырнул мальчика. Я уже пожалел об этом, давным-давно. Но он не хочет меня простить и я понимаю его. А теперь я не могу помочь ему.

Он почувствовал легкое прикосновение к плечу:

– Ты любишь его, Северус?

Мастер Зелий закрыл глаза:

– Не знаю, Минерва. Я беспокоюсь. Я в ужасе. Я хочу, чтобы он был здесь, был дерзким и противным, но был здесь, где я могу видеть его, где я могу знать, что он в безопасности…

Молчание.

– Сириус сказал мне, что ты навещал Гарри в лазарете. Что ты предложил заботиться о нем, пока готовили похороны.

Северус поднял голову:

– Он не мог оставаться в лазарете, Минерва. Морг…

– Я знаю, – она кивнула. – Но Гарри было бы хорошо с Сириусом.

– Да уж, – Снейп снова зарылся в ладони. Он не хотел, чтобы женщина видела его слабость.

– Я ужасно боялся, что он никогда не придет в себя… Так много Круциатуса…

– Тебе он небезразличен, Северус.

Но Северусу не нужны были слова директрисы. Когда он снова представил бессознательное тело мальчика, лежащее на постели в лазарете и потом на его постели в подземельях, и его сердце сжалось от страха и волнения, он знал. Мальчик был ему глубоко небезразличен.

Чувство было совершенно новым и одновременно очень знакомым.