Сквозь Тьму и… Тьму
Шрифт:
– Ну что ж… Вот, кажется, теперь я – Стерегущий Скверну, глава Храма. Уверен, что Верховный предстоятель в Первом Храме, там, в этой зажравшейся Ганахиде, утвердит меня на этом посту. Кто попрет против традиции? Умершему Стерегущему наследует брат ордена Ревнителей, приписанный к Храму, – тот, что в самом высоком среди всех сане! То есть я, старший Ревнитель Гаар! Посмотрел бы я, кто станет противиться этому! Разве только тот негодяй, чье имя написано на этой злополучной табличке! Посмотрел бы я!..
Ничего. Он еще доберется до отступника и еретика. Он заставит его по капле выдавить из себя Скверну. Через муку, через очищение. Он – новый глава ланкарнакского Храма, принявший последнее дыхание прежнего владыки. Он, омм-Гаар, – Стерегущий Скверну!
И брат Гаар, согласно древнему ритуалу, поставил свою ногу на окровавленную грудь покойного настоятеля.
11
«Уф,
Храмовый глашатай, тощий малый в роскошном одеянии, которое было ему коротко, грохотал своим натруженным басом на помосте посреди громадной базарной площади, запруженной пестрым людом – торговцами, покупателями, зеваками, воришками и просто праздношатающимися.
– По распоряжению старшего Ревнителя Моолнара, с благословения Стерегущего Скверну, настоятеля великого ланкарнакского Храма светлейшего Гаара…
«Ух, самого Гаара! Понятно, что глашатай так расстарался. Побагровел аж. Уф!» Барлар, растрепанный бойкий мальчишка, выскользнул из-за спин двух пьяных солдат, обнимающих какую-то непотребно разряженную сисястую толстуху, и взглянул на глашатая. Ему очень понравилась одежда этого замечательного человека, хотя она и была ему коротковата. Барлар опытным взглядом воришки, разбиравшегося во всех видах и сортах тканей, определил сорт «лакман» – дорогую ткань, стоившую не меньше, чем тринадцать – пятнадцать пирров. Притом что лошадь в конном ряду стоила двадцать пирров.
– …предписывается каждому дворянину, простолюдину и монаху, кто получит хоть какие-то сведения о местонахождении богопродавца, сквернословца и чудовища по имени Леннар…
Все как обычно. Вот уже несколько лет любой указ Храма начинался с обещания грозных кар пресловутому Леннару и всем его тайным сообщникам. О чем бы он ни был, этот указ, вечно имя Леннара в нем склоняется на все лады. Наверное, интересный парень этот Леннар, раз Храм никак о нем забыть не может и поминает во много раз чаще, чем… ну хотя бы королеву.
Барлар огляделся по сторонам и взглядом нащупал оттопыренный карман упитанного человека в синей робе и высоких черных сапогах, по виду – старшины преуспевающей рыбацкой артели. Под его блузой рисовался приятных очертаний предмет, не иначе – кошелек. Нет, точно кошель. У Барлара на это дело отличный нюх.
– …За поимку поименованного Леннара объявляется награда в десять ауридов от царствующего дома, еще пятнадцать – лично от королевы. Кроме того, великий Храм Благолепия наградит всякого, кто доставит Леннара, живого или мертвого, в предел его, двадцатью ауридами и еще двадцатью лично от Стерегущего Скверну, светлейшего Гаара!..
О том, чье имя провозглашал с помоста служитель Храма, Барлар и не думал. Да и какой смысл отвлекаться на мысли о поимке великого, ужасного и неуловимого Леннара (который, быть может, и не существует вовсе), если шансов узнать о нем что-либо не больше, чем голыми руками выловить царь-рыбу со дна моря Благоденствия, глубочайшего из морей?.. Говорят, там глубина такая, что даже Храм покроет с макушечкой… Сто анниев или даже больше!
Барлар, несмотря на свой юный возраст, был весьма трезвомыслящим и расчетливым созданием, так что он особо не обольщался и не тратил своего внимания и времени на речения глашатая. Гораздо больше его интересовало то, что окружающие отвлекались послушать указ и на некоторое время теряли контроль над собой. В том числе – и над своим кошельком. Да!.. Как раз в этом случае для Барлара с его ловкими пальцами и чрезвычайно отточенным чутьем воришки-карманника и наставало истинное пиршество духа, как это именовал его высокопарный наставник. Наставник? О, это великолепный старый вор Барка из Лабо, безносый, одноглазый, с отсеченной (за одну из своих противозаконных «артистических» выходок) ступней, – одним словом, герой, на кого мечтал быть похожим каждый малолетний воришка Ланкарнака.
Собственно, и Барлар мечтал стать таким же, как вор Барка. А на кого ему быть похожим? А вот скажите? Ну?.. Вот то-то и оно. Его отец был пьяницей, мать тоже не блистала россыпью добродетелей, и единственное, что они оставили своему младшему отпрыску, так это имя. БАРЛАР. Надо сказать, что оно не столько помогало, сколько навлекало на Барлара массу разнообразных и необязательных неприятностей. А все потому, что предыдущего монарха Арламдора, где имел счастье родиться Барлар, звали точно так же, как и его.
Король Барлар VIII из Тринадцатой династии, отец нынешней правящей королевы Энтолинеры, был отъявленным пьянчугой и во время особенно жестоких запоев требовал, чтобы его именовали Барлар Благословенный. Примерно так же дразнили и воришку Барлара, его тезку. В конце концов король Барлар VIII Благословенный окончательно свихнулся на тучной почве белой горячки, отрекся от престола в пользу дочери, принял церковный сан, в связи с чем его имя удлинилось по уже известному нам закону, и он стал зваться брат Барлаар. Конечно, любого другого, постригшегося в священники, мигом бы отучили от пагубной привычки, но брат Барлаар как-никак был бывшим королем. Так что с ним возникли определенные трудности… которые закончились тем, что брат Барлаар напился на один из церковных праздников, свалился с крыши и сломал себе шею. Впрочем, ходили слухи, что он не сам свалился, поскольку Храму (который, мол, и заставил его отречься от престола) уже надоело покрывать его делишки, но кто будет лезть в дела Храма…У его тезки, тринадцатилетнего воришки, пока что не было такой пестрой и богатой событиями биографии, но все указывало на то, что и этот Барлар вряд ли умрет от старости.
– …Стерегущий Скверну упреждает каждого, кто попытается скрыть от Храма и его Ревнителей сведения о Леннаре и его банде, о справедливой каре за это угрожающее Благолепию деяние. Более того, великий Храм с благословения Стерегущего и рескриптом Цензоров ужесточает наказания за нарушение законов Чистоты, Книга Вторая…
Барлар шмыгнул носом. Он уже знал, что сейчас скажет глашатай. Храм вносил ужесточающие поправки в обиход и повседневный быт всех жителей Арламдора. Храм хотел регулировать все, и потому доходило до смешного (сквозь слезы): так, всем лицам низшего сословия – крестьянам, ремесленникам, солдатам в малых чинах и подчинах – запрещалось произносить фразы, содержащие более семи слов. Считалось, что усложнение речи ведет к нарушению Благолепия.
Кстати, Барлар, который был весьма боек на язык, не особенно соблюдал этот закон, введенный несколько лет назад – как раз в ту пору, когда мифический Леннар (да есть ли он?) дважды (!) победил Ревнителей у деревни Куттака, ныне стертой с лица земли, и около Проклятого леса.
Ох, Храм Благолепия… Храм хотел участвовать во всем: он предписывал условия, при котором тот или иной мужчина мог брать в жены ту или иную женщину; он устанавливал последовательность приема пищи; он наложил запреты на чтение книг, ваяние скульптур, написание картин; при каждом ремесленном цехе – шерстяников, кожевенников, ювелиров, гончаров, кузнецов, иных – состоял Смотритель, жрец Храма, который наблюдал за работой вверенного ему ремесленного сообщества. И не дай боги, если он замечал, что цеховые мастера хотят произвести какие-то изменения в рабочем процессе!.. Многие законы и вовсе непонятны Барлару. Например, никак он не мог взять в толк: если Храм так уж любит порядок, отчего он установил День почитания пятирукого Маммеса, покровителя воров? Все, что украдено в этот день, искать нельзя. Не считая, конечно, храмового имущества. Такие законы вводил Храм. Нельзя сказать, что закон Дня пятирукого Маммеса не нравился Барлару. Да все воры Ланкарнака только и ждали, пока жрецы объявят новый День Маммеса. Сам же день определялся жрецами Благолепия, они вычисляли его по каким-то своим, одному Ааааму ведомым причинам. Хи-и-и-итрые жрецы! Наверняка имеют свою долю в украденном в День пятирукого Маммеса. Это сам Барка, старый вор, говорит.
Еще говорят, что у них, в Арламдоре, Храм еще терпим. Вот в Верхних землях, в тучной и изнеженной Ганахиде, там храмовники повсюду, и до всего им есть дело. Конечно – сам Сын Неба, Верховный предстоятель, главенствующий над всеми Стерегущими Скверну, живет там. Наверное, он-то спуску не дает. Хотя ганахидеяне, это уж все знают, и так как сыр в масле катаются… Хорошо жить в Ганахиде! Сыто, чистенько, тепло, и думать ни о чем не надо: обо всем за тебя подумает Храм, да проследит, чтобы ты жил в довольстве и по закону Чистоты… А что? Вот старый Миттль, говорят, был в холодной Беллоне. Тамошние дворяне, аэрги, которых много на военной службе и в Арламдоре тоже, очень кичатся своими свободами. А зачем такая свобода, когда холод собачий и птицы на лету дохнут от мороза? Старый Миттль говорит, что лучше жить рабом у теплой печки, чем шляться так называемым свободным человеком по льдистым, мглистым, неприютным пустыням Беллоны!..