Сквозь века

Фредди уже поила Эдолин теплым отваром и шептала слова заклинания. Девушка кашляла все реже, ее искаженное муками лицо стало чуть спокойнее, мышцы расслабились. Но я знала, что не все так просто, знала, что отвара нужно много больше, а еще постоянный уход и внимание.

— Ноа, — одними губами позвала Эдолин, — прошу.

Мужчина подошел к сестре с другой стороны кровати и сел на одеяло, прижав руку сестры к губам. Моя подруга вмиг сменила гнев на милость. Я даже успела заметить блеснувшую слезу в ее глазах, прежде чем Уиннифред отвернулась.

— Ноа, — вновь прошептала девушка, — позволь… я расскажу. Я… не могу больше.

— Ты уверена? — спросил ее брат, уткнувшись головой в одеяло подле живота Эдолин.

— Да.

Голосок девушки звучал слабо, и между словами все еще прорывался ненавистный и буквально убивающий ее кашель.

— Иди, — сказала она, и слезы скатились из глаз Ноэля. — Тебе лучше уйти. Не слушай.

Но он никак не мог оторваться от сестры. Я видела внутреннюю борьбу, что происходила в душе мистера Гаррисона. Понимала, что решение сестры ему очень не нравилось, но он вынужден был согласиться ради ее блага.

— Артур, — попросила девушка, — уведи его отсюда.

Я посмотрела на инспектора и поняла, что моему бедному сердцу не будет сегодня покоя. Глубокое страдание отразилось на лице Артура. Он знал, о чем пойдет речь, точно знал и ужасно переживал. Сделав над собой усилие, инспектор подхватил друга под локоть и затворил за собой дверь.

О гнив еще немного отвара, Эдолин попросила посадить ее повыше на подушках и тихо сказала:

— Не гневайтесь на Ноа. Его боль еще свежа. Выслушайте меня, я расскажу нашу историю.

Глава 17 ПРОКЛЯТЫЕ СНЫ

Мы с Фредди разместились по обеим сторонам от девушки, убедились, что ей удобно, и дали еще немного отвара уже после того, как Мэдди принесла кипяток. Дышала Эдолин тяжело, но кашель отступил. Пускай и не окончательно. В утреннем свете юная мисс Гаррисон выглядела милейшим созданием, которое изо всех сил борется с обстоятельствами и пытается смотреть им в лицо с гордо поднятой головой. У меня в груди отчего-то разрослась гордость за нее, и захотелось обнять девушку и крепко прижать к себе, чтобы никто и ничто больше ее не потревожило.

— Возможно, вы уже догадались, мисс Хоггарт, — сказала она, повернувшись ко мне, — что мы с Ноэлем внуки покойной графини Изольды Олридж.

— Признаюсь, эта мысль посещала меня, — ответила я искренне, — иначе как еще объяснить ваше положение в этом доме.

— Да, вы правы. — Девушка чуть приподнялась на подушках, немного спустилась ниже и снова легла. — Даже не знаю, с чего правильнее будет начать. Наверное, все же с самого начала. Лет пятнадцать назад, а возможно, и чуть больше моя бабушка буквально выдворила отца из этого дома. Я плохо ее помню, мне тогда было года четыре. В моей семье обсуждать это не принято, потому что папа не позволяет плохо говорить о графине. Если я правильно все поняла, то бабушка тронулась рассудком и с годами обзавелась навязчивой идеей. Ей казалось, что мой отец, то есть ее родной сын, хочет… ее смерти.

Девушка закашлялась на последних словах, поэтому Уиннифред подала ей новую порцию отвара.

— Не торопитесь, дорогая, — ласково сказала подруга, — вам вредно так много говорить.

— Я должна рассказать, — грустно улыбнулась Эдолин в ответ. — Я хочу, чтобы вы поняли моего брата.

Нежная сестринская любовь не могла меня не тронуть, поэтому я накрыла ее тоненькие горячие пальчики своей ладонью и кивнула, готовясь слушать.

— Итак. Мои родители пытались достучаться до пожилой графини, но тщетно. В один прекрасный день, а точнее в пасмурное холодное утро, она велела выставить сына из дома. Вместе со всей семьей.

— Какой ужас! — воскликнула Фредди, прикладывая руки к груди. — И куда же вы отправились?

— К родителям моей матери в Кэчстон.

— Но это же в другой стране! За многие мили от Аврии!

— Да, — печально согласилась девушка. — Мой отец был слишком горд, чтобы просить помощи у друзей, а мама настаивала на отъезде. Ей было очень больно, и, чтобы избежать лишних пересудов, она повезла нас на родину.

Эдолин перевела глаза на окно и ненадолго затихла. Ее тяжелое дыхание с хрипами и едва уловимым сипением звучало удручающе.

— В Кэчстоне отец начал все сначала и за восемь долгих лет изнурительного труда основал свою компанию по производству сигарет. Не самое благородное занятие, но оно принесло доход, и неплохой. В городе наша семья стала знаменитой и уважаемой. И мама, и ее родители, и конечно же мы с Ноа ужасно гордились отцом. Но на этом наши злоключения, к сожалению, не закончились. За эти годы мой брат успел жениться на сестре Артура. Они с Лидией были молоды, красивы и очень счастливы. Но супруга Ноэля умерла родами.

И снова тяжелая тишина повисла в комнате. Мои глаза наполнились слезами. Оказывается, у инспектора была сестра. Как, в сущности, ничтожно мало я знала о нем.

— Артур и Ноэль дружили с детства. Сам Аддерли из Вичпорта, но, когда они с Лидией потеряли родителей, продал семейное поместье и наш отец забрал их в Кэчстон, поскольку с давних пор дружил с супругами Аддерли. Можно сказать, что именно с денег Артура и Лидии началось предприятие Олриджей в Кэчстоне. После того как умерла Лидия, Артур не смог оставаться с нами и решил вернуться в Вичпорт. Поскольку своего дома у него в этом городе не осталось, а инспектор не был уверен, что задержится надолго, отец предложил ему поселиться в Олридж-холле. Старая графиня к тому времени уже давно умерла, а слуги хорошо знали Артура, поэтому приняли его более чем радушно.

Я слушала рассказ Эдолин и ужасалась превратностям судеб этих несчастных молодых людей. Чужая боль не прошла мимо меня, отозвавшись в сердце.

— Артур жил здесь тихо, отношениями с Олриджами и собственным богатством не кичился. Освоил профессию полицейского и стал, можно сказать, почти затворником. Наш друг умело помогал управляющему, и в скором времени все обитатели поместья стали воспринимать его как полноценного хозяина. Все оставшиеся Олриджи были только рады. Семь месяцев назад мы с братом тоже переехали сюда, хоть и вовсе не собирались, но строить планы на будущее, как известно, чревато.

Эдолин приближалась к чему-то страшному, болезненному, я чувствовала это кожей, по которой пробежал холодок. Выражение на лице девушки стало каменным, руки похолодели.

— Сначала выяснилось, что я заболела. Мои родители бились изо всех сил, но врачи констатировали единогласно — мне осталось жить что-то около года. Это стало сокрушающим ударом для матушки, и в скором времени она умерла.

По моим щекам уже катились слезы, я невольно сильнее сжимала руку Эдолин, чтобы хоть как-то разделить с ней боль.