Сквозь время. (Сборник)
Шрифт:
— Выключить автоматы, — приказал Шиканов. — Выключить систему автоматического управления реактором.
Нина молча стояла у локатора.
— Так надо, — тихо сказал Шиканов. — Реактор должен работать еще пять–десять минут. Это опасно… но другого выхода нет.
Шиканов знал, о чем она думает. Первая заповедь экипажа “Орла” гласила: “Только капитан имеет право отключать автоматы безопасности реактора”. Только капитан! Но капитана не было…
Их взгляды встретились. Наверное, это длилось мгновение. Но Шиканов почти физически ощущал те километры, которые “Орел” за это мгновение пролетел навстречу опасности…
Нина подошла к пульту. Нажала клавиши. Погасли приборы
Шиканов посмотрел на часы. Они отсчитывали какое-то свое, очень быстрое время. А наперерез “Орлу” все еще летели метеориты. Корабль лавировал, меняя курс, и Шиканов видел, как дрожащая стрелка металась по указателю мощности.
— Время! — сказала девушка. — Я выключаю реактор.
Шиканов с ненавистью взглянул на часы. Это был единственный прибор, который не управлялся…
— Хорошо, — согласился он. — Выключай.
Придвинул вахтенный журнал. Стилограф забегал по строчкам: “Встречный поток метеоритов… Авария системы охлаждения… Реактор работал на критическом режиме… Остановлен…”
— Впереди метеорит, — глухо сказала девушка. — Прямо по курсу.
Шиканов отбросил стилограф. Сейчас, когда катастрофа казалась неизбежной, он вдруг почувствовал спокойствие. Мысль работала ясно, четко, с необыкновенной быстротой. Он распорядился увеличить до предела мощность нейтронного излучения — это было последнее средство защиты.
А метеорит приближался. Острый пик на контрольной линии локатора быстро сдвигался к перекрещенным нитям. Экран пылал красным…
Шиканов смотрел на часы. Нужно было снова включить реактор, но Шиканов хотел выиграть время. Пустить перегретый реактор слишком рано — мог произойти взрыв. Опоздать — корабль столкнется с метеоритом.
— Приготовиться к пуску реактора, — тихо сказал он.
Секундная стрелка прыгала от деления к делению. Она казалась Шиканову живым существом- хитрым, непостоянным…
— Пуск! Полную мощность — на двигатели! Поворот…
Сзади раздалась спокойная команда:
— Отставить!
Вздрогнув от неожиданности, Шиканов обернулся.
У дверей стоял капитан.
— Отставить, — повторил он.
Словно повинуясь команде, циферблаты приборов погасли. И сейчас же вспыхнули ровным зеленым светом.
Капитан подошел к пульту. Поднял упавший на пол стилограф. Рядом с записью Шиканова вывел: “Учебная тревога. Шестой экипаж отлично выдержал испытание…”
Три человека в скафандрах возвращались по узкой, отсвечивающей голубым светом дороге. Они шли, взяв друг друга под руки. Здесь, в мире уменьшенной тяжести, нелегко было идти в ногу. Три человека подпрыгивали, раскачивались, но не разнимали рук.
Они пели. Радиотелефон проносил песню сквозь шлемы скафандров. И хотя кругом по-прежнему было безмолвие и по-прежнему нависали над дорогой черные изломы базальта, неслышимая песня словно раздвинула мрачные скалы, прорываясь к звездному небу.
АЛМАЗ В 20 000 КАРАТОВ
Представьте себе, что вы получили посылку, самую обыкновенную посылку. Представьте себе далее, что вы открываете эту посылку — разумеется, без особого интереса и обнаруживаете… ну, скажем, слиток
золота! Немыслимо? Невероятно? Однако именно такой случай произошел со мной летом 196… года.В один из знойных июльских дней изнывающий от жары работник почтового отделения вручил мне небольшой фанерный ящик. Я расписалась на корешке квитанции, мы перекинулись несколькими фразами, и я пошла.
По виду это была самая обыкновенная посылка — сургучные печати, выведенный химическим карандашом адрес, в правом верхнем углу надпись: “Оценено в 50 рублей”. Но одна деталь заставила меня насторожиться: обратный адрес и фамилия отправителя были вымышленными. Точнее — взятыми из моего рассказа “Алмаз”. В этом рассказе инженер Николай Ильич Лоскутов изобрел промышленный способ производства крупных алмазов. Рассказ заканчивался описанием нового города на Урале — Алмазогорска. Понятно, ни Алмазогорска, ни Лоскутова с его изобретением в действительности не существовало.
Рассказ напечатали в одном из московских журналов, прошло три года и вдруг… И вдруг прибыла эта посылка, отправленная инженером Н.И.Лоскутовым из Алмазогорска.
Я решила, что это чья-то шутка. Литературным героям не полагается отправлять посылки автору. Я поддела перочинным ножом фанерную крышку, сняла ее. В ящике лежало что-то, аккуратно прикрытое толстым слоем ваты.
И вот тогда, увидев вату, я почему-то решила, что в посылке должен быть алмаз. Искусственный алмаз, полученный инженером Лоскутовым. Не знаю, почему мне пришла в голову эта совершенно невероятная мысль. Но именно так я думала, вынимая тщательно уложенную вату. И когда был снят последний слой…
Да, в ящике лежал алмаз.
В грубом фанерном ящике, оцененном инженером Н.И.Лоскутовым в пятьдесят рублей, оказался огромный розоватый алмаз. Признаюсь, впечатление было ошеломляющим. Я потеряла ощущение реальности. Мне казалось, что все это происходит во сне. Я вынимала алмаз из ящика и укладывала обратно, ходила из угла в угол, вновь и вновь перечитывала обратный адрес на посылке…
Сейчас, когда история с розовым алмазом ушла в прошлое, я могу спокойно описать этот крупный, необыкновенный камень овальной, вытянутой формы. Он напоминал небольшой булыжник и весил килограмма четыре. Цвет алмаза, как я говорила, был розоватым, но это очень приблизительное определение. В зависимости от освещения и угла падения света, цвет менялся. Он был слабо розовым в ярких солнечных лучах и почти кроваво-красным в полумраке. Стоило слегка повернуть алмаз, и в нем сейчас же вспыхивало множество алых искорок. Еще поворот — едва заметный, — и рядом с алыми искрами зажигались фиолетовые, сиреневые, зеленые… Камень светился, отбрасывая узкие снопы лучей, переливаясь тончайшими оттенками розового и красного. В глубине алмаза были видны какие-то небольшие черные точки. Скрытые в толще камня, они не портили его почти фантастической красоты…
Прошло, наверное, часа два, прежде чем я поняла, что нужно действовать. Я решила отнести алмаз в редакцию журнала, который три года назад опубликовал рассказ об инженере Лоскутове. Но сначала следовало убедиться, что розоватый камень — действительно алмаз. И я пошла к знакомому ювелиру.
Он был глубокий старик, этот ювелир. За полвека работы через его руки прошли тысячи бриллиантов — больших и малых. Он любил и понимал камни. Как все старые мастера, он был немного философом. Однажды, подбирая камни для кольца, он сказал мне: “Хороший человек похож на алмаз — чистый, твердый, красивый”. Я знала ювелира давно — еще с тех пор, как девчонкой принесла ему чинить дешевые сережки. Старик всегда был спокоен и чуть-чуть насмешлив. Я не помню, чтобы он когда-нибудь волновался.