Слабое место жесткого диска
Шрифт:
Второй выход попахивал опасным героизмом и некоторым (читай – большим) риском. Возле Крытого постоянно курсировала милиция. Мне стоило лишь как следует превысить скорость или нарушить любое другое правило у них на глазах, чтобы добиться желанного штрафа, за которым наше ГАИ, как известно, броситься не преминет. Но если Катечка действительно такая сука, как обещала мадам Наташа, и если в элементарной реакции ей не откажешь, пуля действительно могла оказаться у меня в боку… как это ни печально.
С другой стороны, существовал и третий выход, до которого я додумался в последнюю очередь; вернее, и не выход вовсе, а скорее наоборот: заход на новую позицию –
Н-да, возможности мне предоставлялись весьма интересные, да только вот как поручиться за сохранность собственной жизни в такой ситуации?
Тут я вспомнил, что в моем распоряжении имеется некоторая прикупленная накануне днем техника, а именно – диктофон с комплектом кассет. Но стоит дорогим девочкам увидеть содержимое моего бардачка, где находятся и «макаров», и купленный кинжал, и дорогая сердцу лицензия частного детектива, – о, господи, меня уже бросает в дрожь! – так вот, стоит им все это увидеть, мне явный «delete», то есть человеческим языком выражаясь, конец.
Мы въехали в центр, и я несколько сбросил скорость, придерживаясь тридцати в час.
– Подъезжай со стороны фонтана, – приказала Катечка, – остановишься у серой двери, она там одна такая… вон, видишь? – Там действительно была серая дверь, я даже знал, куда она ведет, – в буфет внутреннего пользования, где у моего друга Фимы Липовского прошла скромная, но вкусная свадьба: тетки из буфета сдавали помещение, а за дополнительную плату еще и готовили.
Кажется, там был проход в подвал, укрытый решеткой с подвесным замком, а также железная дверь, ведущая внутрь цирка, к гардеробу.
Подъехав, я послушно остановился, приняв третью линию поведения (вынюхивание, выслушивание) как единственно возможную в данных обстоятельствах.
– Сиди спокойно, не глуши, сейчас опять поедем, – обрадовала Катя, кивая своим подругам; одна из них выскочила из машины, обогнула ее, оглядываясь по сторонам, – худенькая девушка, в которой я с трудом узнал неулыбчивую Машу с фотографии, где она скромно лежала, обнаженная, на какой-то шкуре перед жарким камином, держа в руках мужской член, который крайне невежливо обрубался краем фотографии.
Меня это неожиданное воспоминание едва не рассмешило, – уж в очень странную переделку я попал! – но я сдержался, вспомнив, что рядом Катечка с пистолетом, и только закашлялся, скрывая подступивший смех.
Маша тем временем успела постучать в дверь несколько раз, похоже, выдерживая определенный ритм. Немного погодя она что-то сказала, кажется, «Это мы, голубки!» – и дверь приоткрылась, впуская ее. Я разглядел силуэт высокого мужчины, на мгновение показавшегося там. Затем дверь закрылась за Машей, и мы долго, минут пятнадцать, ждали. В течение этого времени вокруг сновали буквально народные толпы, и меня не оставляло ощущение, что все происходящее нереально – уж очень не вязались эти четверо отчаянных преступниц
с нормальной ночной жизнью нашего города, где им, длинноногим, более всего подходила роль гулящих девок или просто развлекающихся подружек, а не женской банды под гордым названием «Голубки»…Маша вышла из-за двери, когда Катюша уже явно начала волноваться и даже шикнула на зашептавших Марину и Иру, чтоб молчали. Усевшись в мою колымагу, в ответ на немой вопрос всех троих, она довольно кивнула.
Катечка удовлетворенно хмыкнула, окидывая всех троих горделивым взглядом: мол, что я вам говорила, затем повернулась ко мне и нейтральным тоном, почти без угрозы, сказала: – Все о'кей, дядя. – И неожиданно спросила: – Дать денег жене на подарок?
– К-гм! – ответил я, снова кашляя. – Я не женат.
– Ну тогда детям, – пожала плечами она.
– Нет у меня детей, – ответил я сипло.
– Ну а с кем ты там живешь-то?! – уже удивленно спросила чертова проститутка.
– Один! – ответил я, мечтая, чтобы она поскорее отвязалась, и уже выворачивая на Советскую.
– Вот и хорошо, сынок-голубок, – проворковала она, подстраиваясь под имидж немолодой женщины, которой хотела казаться. – Тогда мы прямо к тебе домой сейчас и дунем.
– Чего-о-о?!.
– А чего ты хотел? Думал, я и вправду хотела денег на подарок дать? Ах, бедолага ты наш… – и совсем другим тоном добавила: – Давай, рули, и не выпендривайся! Посидим у тебя, чайку попьем, а часа в четыре утра ты нас свозишь еще в одно место. Там и распрощаемся. Ты за это получишь двадцать баксов, чтоб не держал зла… Согласись, это нормально. А?!
– Нормально, – судорожно ответил я, дергаясь от железного дула, которым она ткнула меня в бок, и лихорадочно соображая, что делать?!!
Приятеля рядом не было, и совета могучего интеллекта ждать было неоткуда. Окна, конечно, сквозят… совсем как мои мозги сейчас! Ну какого хрена я такой честный?! Почему не сказал, что пятеро детей, дед-инвалид, тесть – прокурор, а теща – мадам публичного дома, и зовут ее Наталья Батьковна?!
– Ну так езжай побыстрее, – кивнула Катенька, для виду успокаиваясь. А я внезапно понял с пугающей ясностью, что от меня просто так не отвяжутся. Скорее всего все-таки убьют. Ну на кой им оставлять свидетеля, который может спокойно и подробно вспомнить их лица – как-никак чаек вместе пили?..
Выхода из создавшегося положения я не видел.
Мелькнула эгоистическая мысль – зайти вместо моей в соседскую квартиру Аслана Макарова, надеясь на его быструю реакцию, или на то, что сверзившиеся на мою голову девки предпочтут смотаться вместо того, чтобы грохать двоих, или предпринять еще что-нибудь, более безумное и вряд ли спасительное, но я подавил в себе эти жалкие попытки решить проблему.
Она висела надо мной как дамоклов меч.
А дворик напротив похоронного бюро «Вечность», куда меня, скорее всего, повезут прямо на рассвете, неуклонно приближался. И приближал я его, вместе со своей печальной участью, собственными руками, безнадежно покручивая баранку.
– Здесь? – спросила Катя, когда я приглушил мотор и выключил зажигание, въехав во двор и остановившись на привычном месте под собственными окнами.
– Здесь, – безнадежно сказал я.
– Как идти?
– Вон дверь. По коридору до другой двери. Там больше никого нет.
– А это кто?
– На лавочке? Старушки.
– Я и сама вижу, что старушки. Чего они на нас глядят?
– А куда ж им глядеть? – искренне удивился я. – Они каждый вечерок садятся и отдыхают… от дневного отдыха.