Слабость Виктории Бергман (сборник)
Шрифт:
Таблетки пароксетина закончились, а у нее нет сил, чтобы связаться с кем-нибудь и обзавестись новыми.
Она больше не в силах даже пользоваться магнитофоном.
После каждого сеанса у психотерапевта она оказывалась совершенно изможденной, и чтобы снова прийти в себя, ей иногда требовалось несколько часов.
Поначалу казалось приятным, что тебя кто-то выслушивает, но под конец говорить было уже нечего.
Никакого анализа ей не требуется. Это время миновало. Ей нужно действие.
София достает ключи от машины, открывает дверцу и садится на водительское место. Она нехотя берется за рычаг
Она ощущает ладонью холодную кожу рычага коробки передач. Рифленая поверхность щекочет ей линию жизни, и она крепко сжимает рукоятку.
Она решилась.
Не осталось никаких колебаний.
Никаких сомнений.
Она решительно включает первую скорость, резко срывается с места и едет по Хаммарбювэген в направлении шоссе Вермдёледен. Когда она проезжает Урминге, начинает моросить дождь.
Воздух влажно-холодный, и каждый вздох дается с трудом.
Ей опять тяжело дышать…
С ожиданием покончено, думает она и направляет машину в сумерки.
Уличное освещение указывает ей путь.
В машине постепенно становится теплее, но Софию все равно до мозга костей пронизывает леденящий холод, тепло лишь покрывает ее потной пленкой, не проникая внутрь.
Не достигая леденяще-отчетливой убежденности.
Ничто не может ее смягчить. Она подобна острию ножа.
Через четверть часа она доезжает до супермаркета “Виллис” в Густавсберге [82] , сворачивает с шоссе и ставит машину на парковке для покупателей. Тут память чиста – в те времена здесь ничего не было. У нее кружится голова от сознания, что какие-то вещи могут так радикально меняться всего в паре сотен метров оттуда, где время не двигается с места. Где не двигалась с места ее жизнь.
82
Густавсберг – небольшой город к востоку от Стокгольма, административный центр коммуны Вермдё.
Раньше здесь была роща, где, как утверждалось, встречались нехорошие дядьки и алкаши. Впрочем, от чужих она видела лишь добро. Настоящий вред ей могли причинять только самые близкие.
Лес был местом безопасным.
Она помнит поляну возле хутора. Ту, что так и не смогла потом снова отыскать. Сверкание солнца в листве, оттенки белого мха, уничтожавшего все жесткое и острое.
На заднем сиденье у нее лежит спортивная куртка, которая ей слишком велика. Она озирается, нацепляет куртку и запирает машину. Она заранее решила, что последний отрезок пройдет пешком.
Этот отрезок требует мобилизации.
Требует обдумывания, а обдумывание может породить прощение, но путь от Гулльмарсплан до Вермдё лишь укрепил решимость Софии Цеттерлунд, и она не намерена одумываться. Она отбрасывает любые мысли о примирении.
Он сделал свой выбор.
Теперь пришла ее очередь действовать.
Каждый камень мостовой обрамлен воспоминаниями,
и все, что она видит, напоминает ей о жизни, от которой она сбежала.София знает: то, что она собирается сделать, бесповоротно. Все должно решиться сейчас. Никакого потом не существует.
Она достигла точки, в которой начатое Им движение должно прекратиться. Альтернативы никогда не существовало.
Что посеешь, то и пожнешь, думает она.
Натянув капюшон, она направляется по Шергордс вэген в сторону Грисслинге и, проходя мимо пляжа, видит вытащенные на берег в преддверии зимы лодки.
Ей вспоминается, как она сама лежала в лодке в Дала-Флуда в то лето, когда познакомилась с Мартином.
Мимо проезжает автобус из города, ей видно, как он останавливается на остановке метрах в пятидесяти впереди нее. Она сворачивает налево, поднимается на горку и возле пиццерии снова берет влево.
Поскольку ей нужно остаться незамеченной, она быстро устремляется к подъездной дороге. Слышит, как ее преследует постукивание деревянных башмаков из детства, их звук эхом отдается между домами.
Она думает о том, как много раз бегала туда-сюда по этой улице в период, которому положено было быть беззаботным.
Ребенок, которым она когда-то была, стремится помешать ей выполнить задуманное. Не хочет исчезать.
Но ребенка необходимо стереть из памяти.
Родительский дом представляет собой трехэтажную виллу в стиле модерн. Сейчас он кажется меньше, чем прежде, но все так же угрожающе устремлен в небо. Дом смотрит на нее своими занавешенными окнами, а вдоль стекол ползут ухоженные цветы, словно бы мечтающие оттуда выбраться.
Возле виллы стоит белая “вольво” – они явно дома.
Слева от себя она видит рябину, посаженную родителями в день, когда она родилась. С последнего раза дерево подросло. В семилетнем возрасте она пыталась его сжечь, но дерево гореть не пожелало.
Высокий забор, построенный отцом с целью максимально скрыть происходящее на участке от соседей, становится ей идеальной защитой, и она тихонько проскальзывает вдоль стены дома, поднимается на террасу и заглядывает в маленькое подвальное окошко.
Она оказалась права. Их привычки до смешного неизменны – каждую среду они непременно моются вечером в бане.
За окошком видна их одежда, аккуратно сложенная на скамейке. У нее вызывает тошноту мысль о запахе Его брюк, звуке расстегивающейся на ширинке молнии, приливах кислого пота, когда брюки падают на землю.
Она осторожно открывает входную дверь и заходит в прихожую. Ее сразу встречает удушающий аромат мяты. Здесь пахнет болезнью, думает она. Болезнью, которая въелась в стены. Немного поколебавшись, она снимает тенниски, чувствуя, как от нее воняет. От нее пахнет страхом и злостью.
Ее тапочки теперь опять стоят рядом с Его обувью.
На мгновение ее охватывает ощущение, будто все как прежде. Будто она только что вернулась после обычного школьного дня и по-прежнему принадлежит этой жизни.
Она стряхивает с себя это ощущение, пока оно не успело укорениться.
Я не имею с этим миром ничего общего, уговаривает она себя.
Мы свой выбор сделали.
Она прокрадывается в гостиную и осматривается. Все как обычно. Каждая вещь стоит там, где стояла всегда.