Слабость Виктории Бергман. Трилогия

Глаза, думает Виктория. Они видят то, чего она сама не видит, а только угадывает. Они придают ей значимости, когда она пытается приуменьшить себя, они осторожно открывают ей разницу между тем, что она воображает, что видит, слышит и чувствует, и тем, что происходит в реальности.

Виктория страстно хочет научиться видеть старыми мудрыми глазами. Как психолог.

Легкость, которую она ощущала в кабинете психолога, длится всего двадцать одну ступеньку по лестнице вниз, к дверям.

Он сидит в машине, дожидаясь ее.

Его лицо неподвижно, тяжело. Даже она каменеет, увидев это лицо.

Потом – поездка домой в молчании.

Они проезжают квартал за кварталом, дом за домом, семью за семьей.

Они едут по Юртэнгену и Баккабёлю.

Она видит, что все эти люди – сами собой разумеются.

Они двигаются по улицам так, словно находятся здесь по праву рождения.

Она видит девушку, свою ровесницу, идущую под руку с мамой.

Какой у них непринужденный вид.

Этой девушкой могла бы быть я, думает Виктория.

Она могла бы быть кем угодно.

Но она стала собой.

Она проклинает порядок, проклинает случай, но стискивает зубы и старается не вдыхать его запах.

– После обеда у нас семейный совет, – говорит он, открывая дверцу и выходя на улицу. Берется за пояс брюк и так натягивает штаны на живот, что становятся видны контуры мошонки. Виктория отворачивается и идет к дому.

Слева растет рябина – ее посадили в день, когда родилась Виктория. Ягоды созрели и светятся провокативно-красным, словно демонстрируя: дерево победило, а она, Виктория, проиграла.

Дом похож на черную дыру, которая уничтожает всех, кто попадает внутрь. Она открывает дверь и дает дому поглотить себя.

Когда они входят, мама ничего не говорит, но обед уже готов. Они садятся за стол. Папа, мама и Виктория.

Когда они сидят так, она понимает, что они похожи на семью.

По телу медленно распространяется онемение. Она надеется, что оно достигнет сердца прежде, чем он заговорит.

– Виктория, – начинает он, а ее сердце все еще бьется. Он хрустит своими жилистыми пальцами, кладет руки на стол. Что бы он ни собирался сказать, она знает: это не семейный совет. Это объявление приказов.

– Мы с мамой думаем, что тебе станет получше, если ты сменишь обстановку, – продолжает он, – и мы решили, что стоит соединить приятное с полезным.

Он призывно смотрит на мать, та кивает и подает ему картошку.

– Помнишь Вигго? – Он вопросительно смотрит на Викторию.

Она помнит Вигго.

Датчанин, который периодически приезжал к ним в гости, когда она была маленькой.

И всегда – когда мамы не было дома.

– Да, помню. Что с ним? – Она не понимает, как ей удается выговаривать слова, фразы, но что-то в ней просыпается.

– Сейчас скажу. У Вигго дом в Ютландии, и ему нужен кто-нибудь, кто вел бы хозяйство. Ничего сложного, мы понимаем, в каком ты сейчас состоянии.

– В каком я сейчас состоянии? – Она снова ощущает пульсирующий гнев, который светящимся пунктиром протянулся поверх паралича.

– Ты знаешь, что я имею в виду. – Он повышает голос. – Ты разговариваешь сама с собой. У тебя воображаемые приятели, хотя тебе семнадцать лет. У тебя бывают вспышки гнева, и ты ведешь себя, как малое дитя!

Она скрипит зубами, уставившись в стол.

Он покорно вздыхает на ее молчание:

– Да-да. Всегда это виноватое молчание. Но мы желаем тебе добра, а у Вигго в Ольбурге связи, которые могут помочь тебе. Поживешь у него всю весну, и довольно.

Они молчат, пока он завершает обед чашкой чаю. Зажимает кусок сахара между губами. Будет цедить чай, пока сахар не растает.

Они молчат, пока он пьет. Хлюпает, как всегда.

– Это ради твоей же пользы, – подытоживает он, встает из-за стола, подходит к раковине и, стоя к ним спиной, споласкивает чашку. Мать ерзает на стуле, глядя в сторону.

Он закрывает воду, вытирает руки и прислоняется к мойке. – Ты еще несовершеннолетняя, – говорит он. – Мы за тебя отвечаем. И обсуждать тут нечего.

Да уж, знаю, думает она. Обсуждать тут нечего, а ничего никогда и не обсуждается.

Квартал Крунуберг

Когда Андрич, Шварц и Олунд вышли из кабинета, Хуртиг перегнулся через стол и тихо заговорил:

– Прежде чем мы двинемся дальше в деле Сильверберга: что у нас с теми старыми случаями?

– Затишье. Во всяком случае, с моей стороны. А как у тебя? Нашел что-нибудь?

Жанетт понравилось, что он слегка просиял. Гордится своей работой, подумала она. Явно что-то нарыл.

Во взгляде читалось наигранное безразличие. Жанетт понимала: Хуртигу не терпится рассказать о добытом.

Еще одно доказательство того, что она работает с правильным человеком.

– Две новости: хорошая и плохая, – сказал Хуртиг. – С какой начать?..

– Во всяком случае, не начинай со штампов, – перебила Жанетт. Хуртиг сбился, и Жанетт широко улыбнулась ему. – Прости, я пошутила. Начни с плохой. Ты же знаешь, я предпочитаю плохие новости.

– Ладно. Во-первых – судебная история Дюрера и фон Квиста. За исключением пяти-шести закрытых дел, где они оказались по разные стороны, там нет ничего странного. И это не особо удивительно – они специализируются на преступлениях одного типа. Я нашел еще нескольких адвокатов, которые представляли защиту в делах, где фон Квист был прокурором. Ты, конечно, можешь перепроверить, но навряд ли что-нибудь найдешь.

– Продолжай, – кивнула Жанетт.

– Список жертвователей. Фонд Sihtunum i Diaspora поддерживала группа бывших учеников Сигтуны: предприниматели и политики, добившиеся успеха люди с безупречным прошлым. Кое-кто не связан со школой напрямую, но можно предположить, что они знают кого-то из бывших учеников или имеют другие косвенные связи с Сигтуной.

Резкая остановка – пока, во всяком случае, подумала Жанетт и сделала Хуртигу знак продолжать.

– С IP-адресом вышло трудновато. Пользователь, который опубликовал список жертвователей, написал всего один комментарий, и мне пришлось долго рыться, прежде чем я идентифицировал IP-адрес. Угадай, куда он ведет.

– В тупик?

– В магазин “Севен-Элевен” в Мальмё! – Хуртиг взмахнул руками. – Подозреваю, что это тупик – нам обоим известно, что там не хранят старые записи с видеокамер наблюдения, если не произошло ничего экстраординарного. Если у тебя есть двадцать девять крон, ты можешь совершенно анонимно купить билет в автомате и просидеть час за компьютером.