Сладкая боль

— Да, — соглашается Маркус.

Я стою и смотрю ему вслед. Сердце колотится, мысли путаются.

64

После ленча Анна возвращается на чердак и два часа сидит в кресле, но беспокойство не проходит. Ей становится скучно. Обычно Анна способна сидеть здесь часами. Раньше, как правило, девушке ничего не стоило провести большую часть дня в отупении над кроваткой, фотографиями и одеяльцем Бена. Но Тим все изменил, наполнил Анну беспокойной энергией, заставил чувства обостриться, как будто по жилам вместо крови потекло электричество. Анна с волнением вспоминает вкус и запах Тима, воскрешает в памяти проведенное вместе время, гадает, который теперь час и скоро ли он вернется. Спустя некоторое время она сдается, встает и запирает за собой дверь чердака.

Девушка так неожиданно сталкивается с Лиллой в коридоре на первом этаже, что громко вскрикивает и пятится. Анна увлеклась, думая о Тиме, и уже позабыла о присутствии постороннего человека в доме. Из головы совсем вылетело, что Лилла у них поселилась.

— О Господи, извини!

Анна прижимает ладонь к груди и выдыхает.

— А ты здорово перепугалась, — со смехом продолжает Лилла.

Анна кивает.

— Я не хотела. Прости. — Лилла с любопытством глядит на нее. — Тебя нетрудно напугать. Похоже, совсем немного нужно.

— Честно, не знаю, — с вызовом отвечает Анна. — По-моему, всякий бы испугался, если бы на кого-то наткнулся в темном коридоре.

Лилла, кажется, в сомнениях.

— А где ты была?

— Наверху. На чердаке.

— На чердаке? Правда? Опять? Ты ведь туда уже ходила.

Анна кивает.

— А я думала, ты ушла, — говорит она, внезапно вспомнив слова Лиллы.

— Я собиралась, а потом у меня появилась отличная идея. — Лилла хватает ее за руки и взволнованно улыбается. — Я хотела управиться поскорее, пока тебя не было рядом. Чтобы получился сюрприз. То есть я знала, что ты где-то поблизости занимаешься своими делами, но подумала: если поторопиться, я успею закончить, прежде чем ты вернешься.

Анна наблюдает за лицом Лиллы, пытаясь разгадать, не кроется ли за словами девушки какого-нибудь жестокого второго смысла.

— Пойдем, — просит она. — Зайди и посмотри.

Она ведет Анну по коридору к гостиной и широким жестом распахивает дверь.

— Вуаля!

Комната изменилась до неузнаваемости. Мебель переставлена, кушетки сдвинуты, рядом с ними стоят кофейные столики, извлеченные из кладовой. Огромные растения в горшках придают гостиной оттенок роскоши. Фотографии сменились, безделушки тоже. На полу лежит огромный зеленый ковер, который словно подводит итог. Комната преобразилась, стала красивой, современной. Она кажется просторнее.

— Кушетки гораздо лучше смотрятся, если их вот так поставить, правда? Я это поняла, как только вошла. И я перетащила сюда несколько растений со двора. — Лилла расхаживает по комнате, сияя. — А как тебе все остальное? Столики и ковер? Зачем им пылиться в кладовке? По-моему, «кладовка» — неподходящее название, лучше назвать ее сокровищницей. Короче говоря, я извлекла старые вещи на свет Божий и скатала твой коричневый ковер. Он был такой пыльный и старомодный, совершенно не украшал комнату.

Анна смотрит, широко раскрыв глаза и пытаясь осмыслить случившееся. Ей просто не верится, что Лилла управилась так быстро.

— А где цветок? — спрашивает она, внезапно заметив, что цветка нет, и подбегает к серванту. — Здесь стоял керамический цветок. Где он?

— В кладовке, — беспечно отвечает Лилла. — Он такой безвкусный. Я его завернула в газету на тот случай, если он тебе чем-то дорог.

Она радостно вздыхает и плюхается на кушетку.

— Здорово, правда? Ты, наверное, даже не подозревала, что эта комната может так хорошо смотреться. Правда, я страшно вымоталась. Я изо всех сил спешила, чтобы сделать сюрприз. Извини, просто не удержалась. Потому что раньше твоя гостиная вообще ни на что не была похожа. — Лилла обводит комнату взглядом, с довольной улыбкой. — Ну? Что скажешь? Теперь намного лучше, правда? Гораздо красивей. И просторней.

Гостиная действительно переменилась к лучшему, но Анна не чувствует ни радости, ни желания поблагодарить Лиллу за потраченные усилия. Она едва заставляет себя улыбнуться, хотя чувствует, что лоб у нее нахмурен, а губы поджаты.

— Надеюсь, ты не возражаешь, — продолжает Лилла. — О Господи, тебе, кажется, не понравилось… — Она выпрямляется и внимательно смотрит на Анну. — Только не сердись. Не надо. Я с первого взгляда поняла, как оживить эту комнату. Она выглядела совершенно заброшенной. Я знаю, сейчас ты не в настроении что-то менять. Ты подавлена и в депрессии. Но я просто подумала; что комната будет выглядеть веселее и ты, возможно, порадуешься. Ты расстроилась, да? Тебе не нравится? Хочешь, чтобы было по-старому?

Анна направляется к двери. Ей хочется только уединения.

— Нет, очень мило, — натянуто говорит она. — Все в порядке, не волнуйся.

И выходит.

65

Вечером, вернувшись с работы, я выхожу из душа и вижу Анну, которая сидит на краешке постели. Она грызет ногти, и вид у девушки задумчивый. Она наблюдает, как я подхожу к гардеробу, вешаю полотенце и одеваюсь.

— Что случилось?

— Ты знаешь, что Лилла устроила перестановку в гостиной?

— Так это Лилла? — спрашиваю я. — Да, я заметил. Но выглядит ничего себе.

— А тебе не кажется, что бестактно проделывать подобные вещи в чужом доме, в первый же день?

— Да, пожалуй. — Я жму плечами и натягиваю трусы. — Но Лилла неисправима.

— Она страшно назойливая. У нее был такой вид, как будто она ждала благодарности. А я больше всего хотела, чтоб она вернула комнате прежний вид.

— Ну так и велела бы, если тебе больше нравится по-старому. Это твой дом, Анна. Скажи Лилле, чтобы завтра же все поставила на места. Или, если хочешь, я сам скажу.

— Нет, не беспокойся. — Анна качает головой. — Уже не важно. Наверное, так и правда лучше. Комната кажется просторнее. Сама я как-то не задумывалась. Я оставила гостиную такой, какой она была при родителях. Дело ведь не в том, стала она красивее или нет. Меня бесит высокомерие Лиллы. Она даже не спросила разрешения. Честно говоря, я себя странно почувствовала. Даже слов не нашла.

— Не расстраивайся, — прошу я. — Лилла, она такая. Ничего не поделаешь. Ей обязательно нужно что-нибудь исправлять и менять, даже то, что не нуждается в исправлениях.

В постели Анна спрашивает:

— А Лилла знает, что у меня агорафобия?

— Нет.

— Ты ничего не рассказал?

— Ничего. Но расскажу, если хочешь.

— Нет-нет, пожалуйста, не надо. Только если выбора не будет. Я не хочу делать из мухи слона. Если она проживет здесь подольше, то сама догадается, а если нет, то без разницы. Я… не знаю. Агорафобия — это так… неприятно. Полный отстой. Даже название некрасивое. А Лилла полна жизни… она просто решит, что я чокнутая. Хотя на самом деле я другая. То есть надеюсь… — Анна смотрит на меня и прикусывает губу. — Правда, иногда я сомневаюсь. Ты, наверное, тоже думаешь, что я ненормальная. Слабая, тихая, слишком пугливая. Ты ведь не знаешь, какая я была раньше.