Сладкая приманка (сборник)

Машков не пошевелился даже, когда дверь затрещала под выстрелами. Он уселся на табурет в единственной комнате этого дома и, выпрямившись, сдержанно смеялся. То ли надо мной, то ли над теми, кто стрелял снаружи. От его смеха у меня по спине пробежали мурашки.

— Однако им пора уже попробовать со мной договориться, — сказал он, едва только смолкла автоматная очередь. — Что-то они медлят.

И тут же я услышала голос Григория Абрамовича, усиленный мегафоном.

— Машков, сдавайся. Ты окружен. Если не сдашься, будешь уничтожен. Отпусти нашего человека, и мы гарантируем тебе жизнь. Выходи из дома и ложись на землю. Стрелять мы не будем. Выходи и ложись, Машков, другого выхода у тебя нет!

Машков подошел ближе к двери, встал за косяк и закричал:

— Если кто-нибудь сделает шаг в сторону дома, я взорву себя вместе с вашим смазливым психологом! А пока заткнитесь и дайте мне подумать.

Было слышно, как Григорий Абрамович выматерился, забыв выключить мегафон.

Что-то слишком уж там у них обстановка нервная. Машков, напротив, казался спокойным, хотя именно он и должен был бы нервничать больше всех.

Машков посидел минуты две на своей табуретке, потом опять подошел к двери и крикнул:

— Эй вы там! С автоматами! Слушайте меня. Убирайтесь отсюда подобру-поздорову, и я никого не трону. Иначе я взорву все свои запасы взрывчатки. У меня ее килограммов сто пятьдесят. Я даю вам полчаса на то, чтобы вы убрались отсюда. Ваш психолог останется со мной.

«Что значит — останется со мной? — подумала я. — Хотелось бы большей определенности».

— Если через полчаса я увижу здесь кого-нибудь из вас, — продолжал кричать Машков, — я устрою фейерверк.

«Еще неизвестно, — подумала я, — правду он говорит о взрывчатке или блефует. Но Грэг ни за что не бросит меня тут с ним наедине!»

Голос Григория Абрамовича, усиленный мегафоном, я услышала буквально сразу же, едва успев о нем подумать.

— Мы твои условия не принимаем! — неожиданно для Машкова заявил Григорий Абрамович. — Даю тебе два часа подумать, послушать. Если через два часа вы с нашим капитаном-психологом не выйдете из дома с поднятыми руками, мы тебя уничтожим.

Машков усмехнулся, но кричать в ответ больше ничего не стал.

— Ему можно верить? — спросил он меня.

— Можно, — ответила я. — Два часа сюда никто не сунется. Только какая тебе разница, двумя часами раньше, двумя часами позже?

— Что? — спросил, не поняв меня, Машков. — Что раньше или позже?

— То, что ты задумал, — сказала я, — но на что не можешь пока решиться.

Я, конечно, блефовала, но из его фраз, сказанных до того, как вмешался Грэг с мегафоном, мне показалось, что речь у него идет о самоубийстве. Только о каком-то не совсем обычном, каком-то особом. Я не знала, о чем именно он говорил, но его странное спокойствие в безвыходной ситуации свидетельствовало о том, что собственная жизнь ему безразлична. Как, впрочем, и любая другая.

Намек Григория Абрамовича я прекрасно поняла. Последние фразы прозвучали, скорее всего, не столько для Машкова, сколько для меня. Абрамыч сообщал мне, что времени у меня осталось всего два часа. Два часа он сможет контролировать ситуацию, что случится потом, неизвестно. Но Григорий Абрамович советует мне не терять времени даром, а постараться установить контакт с террористом, а затем и контроль над ним.

Поэтому в его фразе прозвучало странное вроде бы слово «послушать». Кого может слушать Машков в этой ситуации? Конечно же, только меня. А чтобы было, что слушать, я должна говорить. Иначе два часа пройдут, поднимется стрельба. И меня либо застрелят штурмовики, либо взорвет Машков.

А откуда, собственно, возьмутся штурмовики? В МЧС такой специализации нет. Штурмовики — это ФСБ! Значит, вот откуда эта автоматная стрельба, вот кто там, снаружи, сейчас диктует условия и выкручивает руки Григорию Абрамовичу, требуя немедленного штурма. ФСБ сидела у нас на хвосте, и мы сами привели их к дому Машкова. Если меня взорвет Машков — это устроит ФСБ больше всего: они тут вроде бы и ни при чем. Вот если он меня не взорвет, кому-то из них нужно будет стрелять не особенно точно, чтобы «случайным» выстрелом задеть меня.

Я поняла, что ФСБ обязательно воспользуется ситуацией, чтобы свести со мной счеты. Григорий Абрамович еще как-то ухитрился выбить у фээсбэшников эти два часа, чтобы дать мне возможность уговорить Машкова сдаться и тем самым сделать штурм бессмысленным.

Эти два часа я использовала с максимальной пользой для дела. Машков и сам говорил, что не против, как он выразился, со мной поболтать. Не знаю, право, что имел в виду он, а я просто начала задавать вопросы — о нем, о его прошлом, о его родственниках. Постепенно начали вырисовываться очень любопытные вещи.

Своего брата Александр Машков, можно сказать, любил. Любил с самого раннего детства. А вот ненавидеть начал только в самое последнее время. Все началось с того, что младший брат Лешка начал бегать за девочками. Тут только старший, который был взрослее младшего на год, сообразил, что сам-то он от девочек весьма и весьма далек. Они его просто не интересовали.

С уверенностью, что девочки, девушки, женщины его совершенно не интересуют, Александр Машков прожил несколько лет. Он даже успел окончить школу и поступить в университет на мехмат.

Но в один прекрасный день до него дошло, что отсутствие интереса к противоположному полу — это ненормально! Его сверстники не только имели этот интерес, но и активно удовлетворяли его. То есть жили нормальной половой жизнью. Сашка же Машков оставался в этом смысле полным младенцем. Не знал даже, как и что там у них устроено.

Короче говоря, проучившись три года в университете, он сделал для себя открытие: открыл существование противоположного пола. Но это открытие оказалось не единственным. Машков обнаружил одновременно, что он боится этого противоположного пола. Даже подойти и заговорить с девушкой было ему непреодолимо страшно, не то чтобы затащить ее в постель и трахнуть. Впрочем, он имел очень смутное представление о том, как это делается.

Младший между тем времени даром не терял. Женщины в его молодости сыграли положенную природой роль, и тем самым Алексей вызывал раздражение у старшего брата, который сам не смог сделать того, что легко делал младший.

Старший окончил механико-математический факультет университета, написал прекрасную дипломную работу под руководством профессора Мартыненко. Постепенно научные исследования поглотили избыток психической энергии, которая у старшего Машкова не расходовалась нормальным, то есть сексуальным путем. Александр поступил в аспирантуру и вместе с Мартыненко написал весьма оригинальную и перспективную диссертацию на какую-то очень специальную тему. Всего я так и не поняла, хотя объяснял он довольно подробно. Мартыненко оставил его у себя на кафедре, гордился им, считал самым способным из всех своих учеников и видел в нем своего преемника, поскольку последние годы часто подумывал о том, что работать становится все тяжелее. Александра Машкова у Мартыненко ждала блестящая научная карьера.