Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник

Оскверненный огонь сначала яростно вспыхнул от животного жира, а затем почернел и дал дым, которого у чистого огня никогда не было. Дым этот стелился по земле, и в нем чуть не задохнулся Каин. И черным, как тьма, стало лицо его и серым, как ад и бездна под адом.

И дурно стало ему, и тошно, и безвыходно. А дьявол Велиал снова приступил к Каину и сказал ему: «Тебе плохо, потому что ты не все еще жертвы принес. И если любишь ты бога, путями которого давно уже ходишь, надо тебе принести в жертву еще и сына человеческого, брата твоего, Авеля». Так сказал Велиал, а Каин замыслил страшное, и лицо его поникло от злобной решимости.

Тут сам Господь Мудрости решил вмешаться, помочь Каину и заступиться за праведного Авеля. Впервые после изгнания явился он человеку и сказал те великие слова, которые передает нам Моисей: «Если думаешь, говоришь и делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, говоришь лживое и думаешь злое, то у дверей грех лежит, господствует над тобой». Но мудро, слишком мудро и таинственно говорил Господь с тем, кто уже давно свернул с пути Истины. А дьявол говорил просто: «Пойди и убей того, кого с детства ненавидишь, потому что завидуешь».

И заманил Каин Авеля в поле и там принес его в жертву Духу Зла, убив его, как говорят, ослиной челюстью, которая лежала на кострище и не сгорела.

И первая кровь человеческая тогда пролилась на землю. И возопила земля скорбным и гневным криком, от которого загудел и содрогнулся свод небесный, а реки вышли из берегов, приготовившись затопить землю. Все растения задрожали. Все звери завыли… Потому что раскрылись врата ада и выехала Смерть, предвиденная Господом Мудрости и посланная теперь Духом Злобы.

Страшные трупные мухи, порождение Веельзевула, накинулись на тело убитого. Дьявол Самаэль, которого парфяне называют «Отделяющий кость», набросил петлю на шею Авеля и задушил в нем душу жизни. Другой демон смерти, для которого у иудеев нет названия и которого парфяне называют Визарешой, пытался зацепить багром и захлестнуть петлей бессмертный дух Авеля. Но три остромордые собаки с трех сторон окружили тело и не пустили демона. Три дня и три ночи они дежурили и охраняли его. А утром четвертого дня с первыми лучами солнца дух Авеля вылетел из мертвого тела и полетел на север, подгоняемый бесами, демонами и дьяволом Смерти.

И вот, на самом краю земли, над пропастью ада, появилась, словно мост, радуга. Одним концом она упиралась в землю, а другим — в небо. И под тем мостом сидели и ждали три великих ангела. Первый архангел — наречем его Рафаилом — стал свидетельствовать: «Этот человек, Авель, всегда думал доброе и говорил правдивое, и дела его были под стать его мыслям и словам». А другой ангел, которого можно назвать Гавриилом, достал весы и сказал: «А вот мы сейчас взвесим». И на одну чашу весов положил все добрые мысли, слова и дела Авеля, а на другую… на другую чашу ничего не положил, потому что злых мыслей, слов и дел у Авеля не было. И тогда ангел и судья, которого мы зовем Михаилом, сказал: «Пусть дух этого человека, Авеля, идет по мосту, и пусть вера его сопутствует ему».

И тут, как когда-то Ева из Адама, вышла из духа Авеля его вера и предстала прекрасной, статной, пышногрудой пятнадцатилетней девой, издающей благоухание. И взяла его за руку. И вместе они ступили на мост, который стал таким широким, что по нему могли проехать несколько колесниц. И прошли они над бездной и вступили в рай, где их встретили горние ангелы…

Фаддей замолчал. Слушатели его тоже молчали, находясь под впечатлением от рассказа. Даже книжник молчал и лишь медленно качал головой, то ли удивляясь, то ли осуждая.

Первым нарушил молчание Биннуй:

— А Каин, разумеется, попал в ад?

— Ты правильно сказал: «разумеется», — ответил Фаддей. — Но не Каин, а дух его, потому что даже у злого человека дух бессмертен. И когда достали весы, разумеется, зло пересилило. И Митра, то есть Михаил, изрек: «Мы рассмотрели, и взвесили, и рассудили, и пусть этот дух получит то, что он заслужил». И тут выскочила из Каина его вера — отвратительная зловонная старая ведьма, которая схватила его и потащила на мост-радугу. А мост обратился красным концом вверх и стал узким, острым и обжигающим, как клинок, на огне раскаленный. И едва дух Каина вступил на него, как тотчас завопил и полетел в пропасть ада — жилище дурного помысла. А ведьма ринулась за ним, чтобы терзать и мучить его во мраке до Последнего Суда и Эры Разделения.

— Но истинно говорю вам, — прибавил Фаддей, поднял вверх палец с длинным ногтем и в упор посмотрел на книжника, — Каин умер не сразу. Как свидетельствует Моисей, Господь проклял его от земли и сделал ему знамение — печать каинову. И изгнал его в землю Нод, где Каин построил город, который одни называют Содомом, другие — Гоморрой, а некоторые — Иерихоном. И в городе этом он родил Еноха. А от Еноха пошли люди со злыми мыслями, лицемерными словами и дурными делами. И стали они строить другие города. И чем больше город, тем больше в нем лжи и скверны каиновой. Потому что человек был помещен Богом в сад, на лоно благодатной природы…

— Погоди, — прервал его книжник. — Насколько я понял, ты говоришь, что каждый город… Значит, ты утверждаешь, что священный Иерусалим… — Он не договорил, но выпучил глаза, как бы в гневе и ужасе.

— Ты правильно понял, книжник, — спокойно отвечал Фаддей. — Каждый город, как учит Спаситель и как разъясняет его слова апостол Филипп, каждый город уродует красоту, заслоняет свет, отнимает любовь и лжет на Истину. И Рим — самый страшный из этих городов. А Иерусалим — из городов самый больной и несчастный. Ибо в нем смешение добра и зла, красоты и уродства, высшей правды и нижайшего лицемерия достигло уже своего предела!

Книжник не успел ему возразить. Потому что в следующее мгновение из-за пальмы выбежал Филипп, который не то закричал, не то прошипел:

— Хватит, Фаддей! Прекрати! Оставь Филиппа в покое!

Глава восьмая КНЯЗЬ МИРА СЕГО

Первый час третьей стражи

Оставь Филиппа в покое! Хватит на меня ссылаться! Сколько можно! — прорычал Филипп, выбегая из-за пальмы.

Он был в гневе. Глаза его вращались, как колесничные колеса, щеки покрылись пятнами, губы шевелились и вздрагивали даже тогда, когда он замолкал и не говорил, нос шмыгал и свистел, толстый живот колыхался.

— Я никогда не говорил, что город — зло! А тем более — «каждый город»! Я не мог этого говорить, потому что вырос в городе! И люблю города! И не учил я тебя, что Ева — это совесть Адама! И тем более — его вера!.. Откуда ты взял?! Зачем сочиняешь?!

Иуда, стоявший за спиной у Филиппа, попытался было угомонить рассерженного урода и положил ему руку на плечо. Но Филипп так резко обернулся назад, что Иудина рука соскользнула и слетела с его покатого плеча.

— Я давно тебя знаю. Да, мы много с тобой беседовали! — кричал Филипп. — Но, клянусь собакой, Фаддей…