Сладких снов

Эверт Гренс молчал, женщина явно собиралась сказать что-то еще.

– Но вы ведь не об этом спрашивали. Вас интересует, кого я здесь навещаю.

– Да, но вам совсем не обязательно…

– Дело в том, что я и сама толком не знаю.

– То есть?

– Могила пуста, – она посмотрела на него. – Там пустой гроб.

Ладонь, одновременно твердая и мягкая.

И руки, которые сейчас держат меня, говорят, что, если я и дальше хочу оставаться здесь один, мне совершенно не нужно…

…слушать ее дальше.

Эверт Гренс мерз. Словно острый нож пронизывал его тело, застревая где-то в диафрагме.

– Но как…

На кладбище всегда холодно, это он хорошо усвоил.

– …как такое может быть?

– Гроб пустой, вот и все. Наверное, поэтому я и прихожу сюда так часто.

Тут Гренс впервые повернулся к женщине на скамейке рядом и заглянул в глаза, какие никогда не отводят. У нее и в самом деле был такой взгляд – не извиняющийся, но в то же время участливый.

– В гробу нет тела, – пояснила она.

Гренс не знал ее имени. Он впервые видел эту женщину. Но, судя по всему, она не шутила, не принимала его за дурака и сама не была сумасшедшей. Просто говорила ему, как оно есть на самом деле.

– Пойдемте.

Земля снова задрожала, когда незнакомка встала, и шаткая скамейка попыталась обрести равновесие. Женщина пошла по расчищенной граблями дорожке и остановилась у могилы пятью рядами дальше, с таким же белым крестом, какой Гренс установил для Анни. Он так часто бывал здесь, почему не замечал его раньше? А теперь возле этого креста его поджидала женщина, чтобы попытаться рассказать свою историю. Этого ни в коем случае не следовало делать, именно потому, что для Гренса это были слова, и не более того.

– Это ее я потеряла.

Только теперь он все увидел – белый деревянный крест с металлическим щитком, на котором только три слова:

Моя маленькая девочка

– За несколько дней до того, как ей исполнилось четыре года.

Комиссар криминальной полиции приблизился, как будто хотел убедиться в том, что там больше ничего не написано.

Нет, только эти три слова, вместо имени и фамилии.

«Моя маленькая девочка» – всего на несколько букв больше, чем на кресте Анни.

– Грязная парковка в Сёдермальме, там она исчезла. В новом платье и с длинными волосами, заплетенными в две косы.

Цветов на этой могиле было больше, чем у Анни – яркое покрывало из голубых, красных и желтых лепестков. Гренс сам себе удивился, когда узнал немезию, астры и петуньи. Царство Флоры никогда его особенно не интересовало, и он избегал сажать на могиле растения, требующие регулярного полива.

Но женщина рядом с ним, очевидно, бывала здесь часто.

– Полиция, конечно, открыла расследование. И начало было многообещающим, они допрашивали меня много раз. Но спустя пару месяцев стали вспоминать обо мне лишь время от времени. Прошел год, и я поняла, что они так и не сдвинулись с той точки, где были в первый день. Никто больше не заговаривал о ней, ни о чем меня не спрашивал. Она стала ничем. Ее как будто никогда не существовало. Поэтому я не стала писать на кресте ее имя. Она принадлежит только мне, больше никто ее не оплакивает. «Моя маленькая девочка» – этого достаточно.

– Но… на парковке? Так, кажется, вы сказали?

– Да.

– Моя жена и я… мы тоже ждали ребенка, когда… и это тоже случилось в…

Она не дала ему договорить:

– Я оставила дверцу машины открытой и пошла к автоматам…

Женщина смотрела на крест, погружаясь в кошмарные воспоминания.

– …поэтому я и не видела, как подъехал тот фургон. А когда увидела, было поздно…

Гренс ждал. Она собиралась с силами.

– Я просматривала материалы камер наблюдения. Семь секунд – этого оказалось достаточно, чтобы мир изменился раз и навсегда. Моя дочь сидела в детском кресле на пассажирском сиденье. Фургон подъехал почти вплотную. Водитель открыл дверцу, вышел, взял девочку и вернулся в свою машину с ней на руках. Потом уехал.

Закончив свою историю, незнакомка, с которой было так легко поддерживать беседу, сделала то же самое, что и Гренс на могиле Анни: опустилась на корточки и занялась опавшей листвой и сорняками. И, возможно, по той же самой причине. Не ради того, чтобы порадовать случайных прохожих видом ухоженной могилы, но чтобы сделать хоть что-нибудь, когда делать что-либо уже поздно.

– Это были странные похороны.

Пальцы ловко перебирали цветы, отделявшие женщину от той, кого она оплакивала.

– Я там была, конечно. И еще полицейский, куратор и священник – люди, с которыми она никогда не встречалась и которые поэтому не могли значить что-либо в ее жизни и ничего не значили для нее после смерти. Кладбищенский сторож вырыл совсем неглубокую ямку для маленького белого гробика с красной розой, который так легко было нести, потому что в нем никто не лежал. Для нее звонили церковные колокола, и кантор, который до того успел похоронить совсем немногих, выбрал колыбельную «Йон Блунд» [2] . День выдался погожий, солнечный. И под музыку церковного органа казалось еще более абсурдным, что только что начавшего жить человека опускают под землю на веки вечные.

2

Йон Блунд – фольклорный персонаж, человечек, навевающий детям сны. Текст колыбельной, о которой идет речь, написал Г.-Х. Андерсен.

Женщина замолчала, а потом запела, все еще глядя на устилающий могилу цветочный ковер.

– Спи-и споко-ойно… сла-адких снов.

– Вы что-то сказали?

– Так мы пели тогда… Это последняя строчка колыбельной… И звучала она совсем не так, как если бы я пела для нее дома.

Женщина подняла глаза на Гренса:

– Может, потому, что сон в кроватке для нее закончился. И она пробудилась – не для этого мира, для вечности.

Она показала на могильную плиту, на которой они оба стояли:

– Там ее гроб, под нашими ногами. Разве это не странная мысль?

Да, это и в самом деле была странная мысль. Не менее странная, чем то, что Гренс так часто думал об Анни, лежавшей всего в нескольких рядах отсюда и не имевшей возможности ни видеть, ни слышать его. И теперь Гренс хотел вернуть то время, когда боль сокрушила все. Он должен был присутствовать на похоронах жены.

– Теперь, когда для всех остальных она стала безымянной, я называю ее Альвой, – продолжала женщина. – «Альва» – почти «Эльва», эльфийское имя, а эльфы существуют, только когда мы в них верим.

Она протянула тонкую, но на удивление сильную руку. Как будто хотела увести Гренса в мир своего прошлого.

– Вот уже три года как она ушла от меня. И почти шесть месяцев, как ее объявили мертвой. Раз в неделю я навещаю ее, чтобы она не скучала одна. Потому что она, конечно, чувствует себя одинокой, несмотря на всех, кто лежит здесь. Обычно это бывает в четверг, когда легче улизнуть с работы. А теперь мне пора, может, увидимся в другой раз, когда придем одновременно навестить наши могилы. Если нет, Альве будет приятно, если время от времени и вы будете к ней заглядывать. Просто остановитесь здесь ненадолго. Это не займет много времени, а она почувствует, что рядом кто-то есть.