Сладкий грех

Во всем остальном — являться по первому зову, поступать в соответствии с его требованиями, быть украшением и добычей, уходить, когда прикажут, — все очень похоже на ее замужество! Ирония судьбы! Зато к этому у нее выработана привычка, избавляющая от лишних обид.

В доме было тихо. Проходя через кухню, Лотта помедлила, наблюдая за игрой солнечных зайчиков на стене. Чашка свежего ароматного чая была бы сейчас очень кстати. Или даже несколько чашек. И блюдо сдобных булочек тоже не помешало бы. Испытанное средство от ударов и ссадин, которыми награждает жизнь! Но есть одна проблема — Лотта даже не представляла, как заварить чай. Ей никогда прежде не приходилось делать это самой. Единственное, чему она обучена, — изредка одеваться без посторонней помощи. Всегда под рукой была прислуга. Пустая кухня казалась Лотте чем-то вроде неизведанной страны — огонь в очаге не горит, утварь, развешанная по стенам, напоминала странные инструменты таинственного предназначения, о котором Лотта даже не догадывалась. Она видела большой кухонный чайник, но разве могла сама принести воду из колодца?

Повздыхав, Лотта пошла в холл, выбрав одну из дорожных сумок. Не стоило больше надевать то, что сразу наводило на мысль о продажности. Лотта подобрала дорожный костюм в соответствии с указаниями Эвана, и он уже сослужил свою службу.

Поднимаясь со своей ношей по узким ступенькам в верхние комнаты, она недоумевала, хватит ли у нее сил перенести весь багаж наверх. Но тут в дверь осторожно постучали, показалось с любопытством осматривающееся лицо, а потом и сама девушка в платье горничной. Войдя в холл, она присела в неуклюжем реверансе:

— Добрый день, миледи.

— Боже, наконец-то! Должно быть, вы та самая горничная, которую нанял лорд Сен-Северин, — со вздохом облегчения сказала Лотта.

Она стояла выпрямившись, а девушка смотрела на свою хозяйку с тем болезненным любопытством, которого стоило ожидать, учитывая скандальность ее репутации. Лотте было бы интересно узнать, что думает о ней эта девушка и как Эвану удалось хоть кого-то в этом городишке убедить пойти к ней в горничные. Бедное создание! Она такая худенькая и совсем еще ребенок. Соломенные волосы, туго стянутые на затылке, только подчеркивали худобу ее личика. Большие серые глаза зачарованно следили за каждым движением Лотты.

— У вас в волосах какая-то трава, миледи, — набравшись храбрости, выпалила девушка.

— Мадам подошло бы лучше, — произнесла Лотта и, подняв руки, принялась выбирать траву из волос. — Какая я леди! А как тебя зовут?

— Марджери, мадам, — ответила ей девушка, приседая вновь. — У меня есть все рекомендации от агентства по найму, — добавила она.

— Удивительно, — недоумевала Лотта. — Мне казалось, что не найдется никого заслуживающего доверия, кто согласился бы вести хозяйство в доме с подобной репутацией.

— Что вы, мадам! — воскликнула Марджери. — В городе полно людей, которым нужна работа. Кожевенные заводы закрываются. Оба моих брата потеряли работу, так что мне приходится соглашаться на все.

— Теперь понятно, — вздохнула Лотта. — Завари для меня чаю, пожалуйста. Затем отправляйся в город за продуктами.

— Слушаюсь, мадам, — с некоторым смущением сказала девушка. — Но владельцы лавок говорят, что не станут отпускать вам продукты.

— Потому что я бесстыдная потаскуха, — закончила за нее Лотта, упершись руками в бока.

— Что вы, мадам, — смутилась Марджери. — Да, мадам, но в основном из-за того, что вы живете с врагом, — произнесла она, оглядываясь через плечо так, будто вся наполеоновская армия стояла у нее за спиной.

— Врага? — поразилась Лотта. — А если бы я была любовницей какого-нибудь английского офицера, то все можно было бы оправдать?

— Да, мадам, — ответила Марджери, поняв ее вопрос слишком буквально. — Многим это пришлось бы больше по вкусу.

— Какое им всем до этого дело? — вздохнув, спросила Лотта скорее себя, чем горничную. — И вообще, лорд Сен-Северин ирландец, а не француз. Я знаю, что некоторые из его товарищей, находящихся в плену, — американцы! Жители Вонтеджа проявляют такое же пристрастие к иностранцам?

— О да, мадам, — с готовностью закивала Марджери. — У нас тут плохое отношение к любому, кто стал на сторону противника.

Лотта снова вздохнула, открыла одну из сумок и достала платье светло-зеленого цвета в белый горошек. Оно было очень модного в этом сезоне фасона, но, несомненно, гораздо более сдержанное, чем платье из белого муслина, приготовленное специально по случаю прибытия в город.

— Какое прелестное платье, мадам, — засмотревшись, прошептала Марджери. — Ни у кого в округе нет такого платья.

— Все наряды из Лондона, — сказала Лотта. — А где дамы вашего города покупают туалеты?

— Они шьют их сами, мадам, — ответила Марджери.

— Бог мой! Сами шьют одежду? Но из чего же? — Лотта даже присела от неожиданности на ступеньку лестницы.

— Мистер Меттинли поставляет ткани, мадам, — терпеливо, как маленькому ребенку, объяснила Марджери. — У него все ткани отличного качества — и атлас, и муслин, и бархат. А миссис Гилмор, что на Рыночной площади, торгует шелковыми лентами и шляпками из батиста. Очень даже хорошенькими, — тараторила она, не отрывая взгляда от нежно-зеленого платья. — Но конечно, никакого сравнения с вашим платьем. Все дамы будут теперь завидовать вам еще больше, мадам.

— Еще больше завидовать? — переспросила Лотта, удивленно подняв брови. — Не понимаю, как можно завидовать женщине в моем положении.

— Да, мадам, но мисс Гудлейк с Летком-Регинс — дочь нашего мирового судьи, мадам, — так хотела выйти замуж за лорда Сен-Северина еще до вашего приезда. И вдруг оказалось, что у него есть любовница.

— Но ведь это никак не может сорвать ее планы, — удивилась Лотта. — Разве может любовница помешать женитьбе. На самом деле так даже лучше, ведь не всякой женщине под силу выносить все капризы своего мужа.

— Это соответствует тому, что мне рассказывали о Лондоне, — убежденно провозгласила Марджери. — Одни умные слова и никакой нравственности.

Лотта улыбнулась тому, как незатейливо ее новая горничная поставила ее на место.

— Возможно, так оно и есть, — уступила она. — Однако я очень сомневаюсь в том, чтобы лорд Сен-Северин собирался жениться. К тому же он так опорочен в глазах общества. Разве он не является врагом?

— О да, в общем, так оно и есть, — кивнула Марджери. — Но он так богат, знатен и красив, что все леди засматриваются на него. Офицеры — благородные господа, они всегда обедают в лучших семействах округи, ведь война когда-нибудь да закончится. Я правильно говорю, мадам?

— Просто потрясающе, до чего практичный подход, — удивилась Лотта. — Отчего же обывателям Вонтеджа не насладиться новым обществом и не поймать пару-тройку богатых мужей для своих дочек? Какое значение может иметь то, что идет война, в таком случае?

Лотта сидела, подперев подбородок рукой. Становилось понятно, что ее ожидает в будущем. Эван, оче видно, сейчас обедает у кого-то из местных дворян, его вспыльчивый и опасный темперамент — прекрасная острая приправа к скуке медленного течения провинциальной жизни. А она в одиночестве станет проводить здесь свои дни, поскольку падшая женщина полностью зависит от того, кто ее содержит. Никто даже не зайдет поинтересоваться, каково ей здесь. Провинциальное общество — всего лишь слепок с лондонского света, только еще более косное. Лотта припомнила, как леди О’Хара направила на нее свою коляску. А ведь злоба провинциального городка может оказаться еще более мелочной и ядовитой. В Вонтедже нельзя остаться вне поля зрения публики, невозможно затеряться в толпе. Здесь некуда бежать и негде спрятаться.