Сладостная ярость

Выбежавший следом за ней Трэвис поддерживал Сэм, пока ее тошнило. Потом он нежно вытер ее лицо своим платком и усадил под ближайшее дерево. Хотя она несколько успокоилась, ее лицо оставалось таким бледным, что Трэвис мог сосчитать каждую веснушку на ее носике. Они выделялись, как крошки корицы в сахарнице. С болью в сердце он ласково поцеловал каждую из них.

— Все будет хорошо, Сэм. Я тебе обещаю. Даже если произойдет худшее, я сам лично вызволю тебя из тюрьмы, а Чес и Лу мне помогут. Клянусь, я увезу тебя на какой-нибудь далекий остров, и мы с тобой вдвоем будем там жить, питаться одной любовью и кокосовыми орехами до самой смерти.

Это ее немного развеселило. Со слабой улыбкой она провела дрожащим пальцем по его усам:

— Ты вправду сделаешь это ради меня? Он кивнул:

— И глазом не моргну. Но если честно, то я не думаю, что дело дойдет до этого. А вообще, тебе дорогуша, не следовало стучать псалтырем по голове Эндрюса.

Она громко застонала и закрыла глаза. Потом ее вдруг разобрал смех:

— Я так люблю тебя, Трэвис Кинкейд, мне никто, кроме тебя, не нужен, но в эту минуту мне больше всего хотелось бы выкурить сигарету и выпить большой стакан чистого виски. Вот бы так напиться, чтобы очнуться только после завтрашнего суда. Я была бы тебе безмерно благодарна.

— У меня есть идея получше этой, — торжественно сказал он. Он помог ей подняться на ноги и повел домой. Дома он отнес ее на руках в спальню. С большой осторожностью и деликатностью он раздел ее. Он принес ей немного самого лучшего бренди и дал выпить, чтобы она немного расслабилась, дал ей затянуться несколько раз его сигаретой и потом сделал ей такой массаж, от которого Сэм показалось, что у нее размякли все кости. После массажа она стала податливой, как тряпичная кукла, из которой удалили набивку, и постепенно провалилась в забытье без сновидений.

Позже в этот же день, когда она проснулась, Трэвис накормил ее с ложки горячим супом. А потом занимался с ней любовью, заставляя ее забыть о своих бедах, ни минуты не давая ей предаваться печальным мыслям. Он успокаивал ее поцелуями и ласками, пока она наконец не уснула снова, свернувшись в изгибах его большого тела. Когда же ночью она вновь просыпалась, вся дрожа от страха, он был рядом, чтобы успокоить ее словами, и не только.

Вместе они встретили новый день. Нежные краски восходящего солнца омывали восточную часть неба, давая надежду.

Дело Сэм должно было рассматриваться первым, и она не знала, радоваться этому или нет. От одного взгляда на судью ее начинало трясти. Он и вправду в это утро был не в духе. Судья недовольно нахмурился, когда увидел Сэм.

— Не вы ли это та самая молодая женщина, которая стукнула, меня вчера по голове своим псалтырем? — проворчал он.

К изумлению Сэм, Трэвис рассмеялся.

— Ваша честь, — сказал он, протягивая руку судье. — Позвольте мне представить вам мою жену Саманту Даунинг-Кинкейд. Мы оба просим у вас прощения за то, что Сэм явилась причиной вашей головной боли, но она не всегда хорошо переносит беременность, особенно по утрам.

Судья что-то буркнул и криво усмехнулся:

— Наверное, я должен быть благодарен судьбе за то, что она попала в меня только книжкой.

— Совершенно верно, сэр, — согласился Трэвис, улыбаясь в ответ.

С этого момента все пошло как по маслу, хотя на выслушивание нескольких свидетелей ушло довольно много времени. Даже Трэвис давал показания, поклявшись при этом на Библии. Когда судья Эндрюс приступил к допросу Сэм, задавая ей вопросы о ее детстве и ее участии в грабежах в банде Даунинга, она отвечала правдиво тихим дрожащим голосом.

Но когда вопросы судьи стали касаться ее отца и братьев, Сэм категорически отказалась отвечать на них. Она бесстрашно заявила ему, что никогда не станет помогать тем, кто хочет изловить их. Со смешанным чувством гордости и тревоги Трэвис слушал ее дерзкие слова:

— Речь идет о моей семье, судья, и независимо от того, что они натворили, я все равно люблю их и остаюсь им верна. И можете не угрожать мне, я все равно не предам их. Я не сделаю этого — иначе я не смогу жить в ладу с самой собой. Я дала слово, что никогда не буду участвовать в их противозаконных действиях, но я не стану помогать вам повести их на виселицу.

— А вы не слишком помогаете следствию, знаете ли, — сказал Эндрюс.

Сэм молча кивнула и вздернула подбородок.

Сэм и судья долго и напряженно смотрели друг на друга, и никто из них не хотел уступать, в то время как Трэвис и все их друзья наблюдали за ними, затаив дыхание. В конце концов судья Эндрюс кивнул головой:

— Хорошо, молодая женщина. Мне жаль, что вы не желаете рассказать нам больше, но мне понятны чувства, которые вами двигают. Более того, я уважаю вашу верность своей семье.

Но сейчас вы поклялись в верности своему супругу. Он и ваши друзья убеждали меня в том, что вы перевоспитались, хотя и не совсем раскаялись в своих прошлых деяниях. Поэтому, а также принимая во внимание ваш юный возраст, когда вы вступили на путь преступлений, я намерен передать вас на попечение вашего супруга. Вы свободны, можете идти.

При этих словах весь зал, где проходило судебное заседание, взорвался радостными криками. Слезы счастья заструились по лицу Сэм, когда она бросилась в объятия Трэвиса. Пришлось затратить некоторое время, чтобы восстановить порядок и продолжать рассмотрение других дел.

Через два дня Сэм принимала судью Эндрюса у себя дома. Это был его последний вечер в городе, и они с Трэвисом, повинуясь одному и тому же движению души, пригласили его к себе на обед, чтобы как-то выразить ему свою благодарность за его гуманное решение. Вместе с Элси Сэм расставляла на столе дымящиеся блюда, и только они собрались сесть за стол, как в дверь кто-то постучал.

Нахмурившись, Сэм спросила недовольно:

— Кто бы это мог быть? Трэвис, неужели ты пригласил еще кого-то на обед и забыл сказать мне об этом?

— Да нет, — поднялся он из-за стола, — но я пойду посмотрю.

Но она удержала его:

— Посиди здесь и поговори с судьей Эндрюсом. Я открою дверь.

Войдя в холл, Сэм на минуту задержалась у зеркала, поправляя выбившуюся прядь волос. Потом она спокойно открыла дверь и оказалась лицом к лицу со своим младшим братом.

— Хэнк!

ГЛАВА 23

— Хэнк! Как ты здесь очутился? Что ты здесь делаешь? — громко воскликнула Сэм. Она так удивилась, что даже не понизила голос. И спохватилась только тогда, когда услышала шаги Трэвиса, направляющегося в холл.