Сладостный плен

Эрика тихонько рассмеялась, когда, оглянувшись, увидела, как Данте судорожно пытается скинуть брюки. Однако смех ее замер, стоило ему направиться к ней. Данте был просто великолепен. Сильный, мужественный и благородный мужчина. Как же она его любит! Данте подплыл к ней и заключил в свои объятия. Исходивший от Фаулера запах мужского тела вскружил ей голову, и Эрика застонала от удовольствия.

– М-м-м… Я опьянен тобою, – хрипло прошептал Данте, легонько касаясь губами губ Эрики. – Губы твои как вино, и я жажду вобрать в себя их сладость. – Он прильнул губами к губам Эрики. – Ты пахнешь так нежно, словно сама весна. – Вдохнув восхитительный запах, исходивший от Эрики, Данте судорожно вздохнул и приник ненасытными губами к ее шее.

Чувство глубокого наслаждения охватило Эрику, когда Фаулер, подхватив на руки, приподнял ее и она оказалась на поверхности воды. Покрыв нежными, легкими поцелуями ее грудь, Данте принялся будоражить кончиком языка сначала один упругий сосок, потом другой. Рука его, скользнув по плечу Эрики, спустилась ниже, на талию. Вдоволь насладившись упругими бутонами, губы Данте принялись исследовать трепещущие бедра возлюбленной. Эрика застонала от наслаждения, когда руки Фаулера пришли на помощь губам. Он умело ласкал ее тело, не обделяя своим вниманием ни единого дюйма. Голова Эрики шла кругом от охватившего ее неистового желания. Сладостные ласки любимого, казалось, лишали ее рассудка. Она прерывисто дышала, трепеща всем телом, а Данте все продолжал возбуждать ее. Эрике на секунду показалось, что еще немного – и она сойдет с ума.

– Я не надоем тебе, когда голова моя поседеет? Вдруг ты предпочтешь мне какого-нибудь стройного красавца? – спросил он, покрывая бархатистое тело Эрики нежными поцелуями. – Будешь ли ты любить меня и тогда, когда глаза мои начнут слезиться от старости, а спина сгорбится?

– Ты что, считаешь мое чувство к тебе не любовью, а простым увлечением, которое со временем исчезнет? – прошептала Эрика, обхватив голову Данте обеими руками и заглядывая в бездонные озера, в которых полыхало изумрудное пламя.

Глядя на прекрасное лицо любимой, Данте печально улыбнулся:

– Ты страстно любишь жизнь, Эрика. Откуда мне знать, что никогда не стану тебе в тягость? Как могу я быть уверенным в том, что ты останешься мне верна, что рядом с тобой не появится какой-нибудь молоденький юноша, в которого ты влюбишься? Вдруг тогда ты станешь жалеть о том, что связала свою судьбу с человеком старше себя? Хотя я не могу винить мать за то, что она увлеклась моим отцом, мне кажется, это произошло отчасти потому, что он был значительно старше ее. – Данте крепко обнял Эрику, словно боялся ее потерять. – Ты стала частью меня самого, милая моя. Когда тебя что-то пугает, это и мне причиняет нестерпимые мучения. Когда что-то тебя радует, я радуюсь вместе с тобой. Мне было бы невыносимо больно отказаться от тебя, и в то же время я не переживу, если ты будешь со мной несчастлива. Я хочу, чтобы ты была совершенно уверена в тех словах, которые будешь произносить завтра во время венчания. Я хочу, чтобы ты не сомневалась в том, что чувство, которое ты ко мне испытываешь, – это и в самом деле настоящая любовь. Что даже когда я стану старым, седым, глухим, тебе не захочется меня бросить.

Эрика, конечно, не в состоянии была предсказать будущее, однако, будучи девушкой проницательной, чувствовала, что любовь, которую они с Данте испытывают друг к другу, выпадает на долю человека лишь один раз в жизни. Она знала, какой мужчина ей нужен, а Фаулер намного превосходил все ее ожидания. Как бы ей хотелось развеять все его сомнения! Неужели Данте не догадывается, что он единственный человек на земле, способный сделать ее счастливой?

– Не нужно сравнивать нас с Мэгги и Домиником. Их брак был браком по расчету. Они поженились только потому, что женитьба эта была выгодна обеим семьям. А мы с тобой поклялись в верности друг другу, потому что любим друг друга, а не из-за какой-то финансовой выгоды. – Прерывисто вздохнув, Эрика одарила Фаулера обожающей улыбкой. – Я никогда не давала тебе повода сомневаться в моей преданности, Данте. Моя любовь к тебе безгранична. Ты стал для меня всем в этом мире. Я уже следовала за тобой на край света и обратно. Что еще я должна сделать, чтобы доказать тебе, что я люблю тебя больше всех на этой земле, что ты дорог мне больше жизни?

Выражение лица Эрики было таким искренним, а голос так трепетал от полноты ощущений, что у Фаулера не осталось никаких сомнений в том, что она его любит. Чувства, читавшиеся в этих бездонных голубых глазах, были достаточным тому доказательством.

– Знаешь, я никогда не мог довольствоваться лишь половиной. Мне всегда нужно было или все, или ничего. Можешь ли ты представить себе, как сильно я тебя люблю? – прошептал он и, подхватив Эрику на руки, понес ее к берегу.

– Так сильно, что ты будешь шептать мне эти слова, даже когда я стану морщинистой седой старухой? – поддразнила она его. – И когда я забеременею и стану круглой и неповоротливой?

В глазах Данте заплясали веселые искорки. Поставив Эрику на ноги, он провел руками по ее стройному телу.

– Я буду просто счастлив изучить всевозможные грани натуры Эрики Фаулер, – заверил он ее. – И должен тебе сказать, что изучать я их буду очень тщательно, – добавил он сладострастным голосом. – Боюсь, что для этого не хватит всей жизни. – Опустившись на мягкий ковер из сочной травы и потянув за собой Эрику, Данте улыбнулся обольстительной улыбкой. – Потуши этот всепоглощающий огонь, разгоревшийся в моем теле, моя очаровательная нимфа.

– Я всегда была рада это сделать и никогда тебе не отказывала, – прошептала Эрика дрожащим от едва сдерживаемого желания голосом. – Не откажу и на этот раз. Я люблю тебя, Данте, и всегда буду любить…

Она нежно обняла его, притянула к себе, и Данте закрыл глаза, отрешившись от всего земного и всецело отдаваясь восхитительной ласке. Каждый поцелуй, каждое прикосновение словно говорили: «Я тебя люблю». Эрика знала, что нужно делать, чтобы доставить ему удовольствие, и охотно демонстрировала свое умение. Фаулер чувствовал, что каждая клеточка его тела уже охвачена огнем. Нежный запах любимой кружил ему голову, с каждым прикосновением сердце все неистовее колотилось в груди. И столь мучительна оказалась эта сладостная пытка, что Данте не выдержал и тихонько застонал.

Глядя любимому в глаза, Эрика призывно приоткрыла губы, и он приник к ее зовущему рту. Обхватив Эрику за бедра, Данте осторожно вошел в нее. И Эрика, чувствуя, как огромная волна желания подхватила ее на свой гребень и понесла, с радостью ей отдалась. Она с наслаждением отвечала на жадные поцелуи Данте, на его такие сладостные и умелые ласки. Она будто растворялась в блаженной неге, вызванной безграничной, всеобъемлющей любовью. А страсть их становилась все неистовее, и пламя, пожиравшее их молодые тела, – все жарче, пока Эрике и Данте не показалось, что оно вот-вот спалит их дотла. Слова любви срывались с их губ, когда они, охваченные безудержной страстью, отдавались друг другу под покрывалом, сотканным из мерцающих звезд. Им чудилось, что они находятся в раю, что любовь их, прекрасная, как дивный сон, будет длиться вечно.

Эрика и Данте принадлежали друг другу всецело, без остатка. Каждый из них дополнял другого. Они прошли сквозь самые тяжкие испытания и завоевали право на счастье. Эрике хотелось оставаться в объятиях возлюбленного всю жизнь, так и лежать, глядя в его изумрудные глаза, согревавшие ей душу и заставлявшие сердце радостно биться.

Когда пламя страсти немного поутихло, Данте притянул Эрику к себе.

– Твои отец и брат сочтут меня негостеприимным хозяином, – прошептал он хрипловатым от только что пережитой страсти голосом. – Они впервые приедут на мою плантацию, а меня там не окажется и некому будет их встретить.

Эрика легонько поцеловала Данте в губы и провела рукой по его шероховатому лицу, словно хотела запечатлеть в памяти его прекрасные черты.

– Джентльмен никогда не стал бы уклоняться от встречи со своими гостями, – согласилась она и улыбнулась ему обезоруживающей улыбкой. – Однако тебя, Данте, можно назвать кем угодно, только не джентльменом. Так что пусть мои отец и брат еще несколько минут побудут без нас.

– Может, ты скажешь, почему мы не можем тотчас же вернуться домой? – спросил Данте. – Хоть я и не джентльмен, но все же имею некоторое представление о порядочности.