Слава для Бога

— Это только твое мнение. — Огрызнулась кикимора, но опустила глаза, осознав, что богиня права. Она никогда раньше не задумывалась над тем, зачем вернула внука к жизни, а теперь вдруг поняла, и боль непоправимой ошибки прожгла душу.

— Это не мнение, а истина. — Морена подошла ближе. — Вижу, что ты кое-что осознала. — Она посмотрела в глаза поднявшей голову Верне. — Но я здесь не за этим. Ты висишь тут, застряв в неопределенности, как бельмо на глазу, и я не знаю, что с тобой делать. Кромка не принимает, потому что тебя убил бог. В Навь я тебя брать не хочу, потому что не смогу видеть каждый миг твою живую, нераскаявшуюся рожу. Остается вернуть в Явь, но ты натворишь там еще бед, и в конечном итоге вновь повиснешь тут. Что делать?

— Что с моим внуком? — Не выдержала и задала наконец терзающий ее вопрос кикимора, проигнорировав слава богини о своей судьбе.

— Вижу, как ты любишь его. — Отвернулась Морена. — Он жив, и сильно изменился. Он уже не тот злой дух болт, и лесов несущий ужас и смерть, он добрый, насмешливый помощник. По-детски наивный, переросток-шутник, которого не бояться люди, обращаясь к нему с просьбами. Я готова дать и тебе шанс. — Голос ее прозвучал на удивление тихо. — Ты вернешься в Явь, но не нежитью, а человеком. Обычной женщиной, и в ту же лачугу, где жила. Попробуй простить. Забыть прошлое увы не получится. Поделись своей любовью с людьми, как это сделал твой внук. — Она не на долго замолчала, и вдруг резко повернулась. — И еще. — Голос ее стал жестким. — Мне нужно зелье, что передавалось по секрету в твоем роду.

— Я буду видеть внука? — В глазах Верны сверкнула надежда. Морена не ответила, а лишь утвердительно кивнула. — Согласна. — Выкрикнула кикимора, и мир вспыхнул в ее глазах розовым светом.

Старый дом, новая жизнь, и скоро придет лихо. Она это чувствует. Теперь все будет по-другому.

***

— Почему я? — Возмущению Фильки не было предела. — Он вышагивал по спальне, где лежал Богумир, и злобно стрелял глазами на собравшихся тут Морену, Перуна, Даждьбога и Славуню. — Пусть Орон летит. Он смелый и сильный, вон какой красавец, а я даже вашего сына не знаю, мы незнакомы, ради чего мне вся эта пакость? Да и не хочу я видеть эту злющую бабку, она меня в прошлый раз сожрать хотела. То же мне удумали. Поди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю чаво...

— Почему не знаю куда? — Усмехнулся Перун. — В дальний лес, пойдешь, потом в дикие степи сбегаешь. Травку соберешь, зелье с Верной сварите, а опосля домой. Орона нам не послать. Чем он цветки щипать будет, корешки выкапывать? У него рук нет...

— Клювом пусть поработает. — Буркнул домовой.

— Ну пожалуйста, Филенька. Помоги, там у бывшей кикиморы и капустка, такая как ты любишь. Да и не такая ныне бабка страшная. Изменилась она сильно, и внешностью, и нравом. — Слава едва не заплакала.

— Капустка?.. — Задумался Филька. — А ты Светозар, что думаешь? — Может и вправду сбегать? — Посмотрел он на сидящего на плече светлячка.

— Мне и здесь капуста нравится. — Отвернулся тот. — Не любитель я путешествовать. — Но потом оглянулся на девушку, и задумался. — Хотя и в правду, у бабки вкуснее. Ладно, чего ради друзей не сделаешь. Пойдем Филька травку собирать, согласный я.

Домовой сел на пол, вытянул ноги, и горько вздохнул:

— Рассказывайте. Что там собирать-то надо?

— В дальнем лесу, Перунов цвет найдешь, он только раз в году цветет, время еще есть потому туда в последнюю очередь. — Морена возбужденно поднялась со стула, и присела на корточки перед домовым. — Для начала в степи дальние сбегаешь, там в темных пустошах корень плакуна и стебель жар цвета, самое времечко их сейчас подоспело, самый сок в них животворящий, ну а пиявок, жабьей слизи да чертополох, Верна к вашему возвращению подготовит.

— Понятно. — Нахмурился Филька. — Набегаться вусмерть придется. Только вот чего бы вам самим, богам не озаботится. С вашими-то возможностями побыстрее выйдет.

— Нет. — Рявкнул Перун. — Сколько раз тебе дурню говорить, что не любят духовы травы богов, в руки не даются, прячутся да чахнут.

— Тогда, вон Храба бы послали, он и посильнее, и посмелее и на лошади, да и готов ради Богумира на все, даже жизнь отдать. — Не сдавался домовой.

— Вот чего ты упрямишься? — Нахмурился Перун. — Ведь знаешь, же, что человеку не дано разглядеть то, что Родом, от его глаз сокрыто, что видеть не требно. — Бог задумался. — Вот в помощь его вам послать — это, пожалуй, можно. Только вот придется тайну нашу доверить человеку непроверенному. Никто ведь кроме семьи Перва, о божественном происхождении Богумира не ведает. Не проболтается ли тот молодец?

— Нет. — Вступилась за друга Славуня. — Я его знаю. Он если слово даст, то непременно сдержит, а с ним и вправду быстрее получится.

— Будь по-вашему, привлечем к тайне молодца. Помощник действительно не помешает. — Встал Перун. — На том и порешим. В дорогу завтра поутру. Слава с Храбом к тому времени поговорит, ну а с нашей стороны, со стороны богов, любая поддержка вам в праведном деле. Благословляю на подвиг. — Он махнул полыхнувшим посохом, и растаял.

— Мы всегда будем рядом. — Поднялись Даждьбог и Морена. — Только кликните на четыре стороны, придем и поможем. — Боги поклонились и растаяли.

— Ну а ты, подруга, будущим свекру да свекрови за нас молись, — засмеялся Филька, посмотрев на Славуню. — Тебя они точно услышат, тем более, что только что тут были.

— Я Роду лучше требы отнесу, да на колени встану. — Улыбнулась Слава. — Надеюсь на него, он справедлив.

***

Храб ехал по пыльной дороге, и косился на сидящее на голове лошади, в аккурат между ушей, странное существо. Он всегда считал домовых выдумкой бабок и мамок, которым нечего вечерами делать, как только придумывать сказки для деток, а вот подишь-ты, сидит этакая байка прямо перед ним, жует квашеную капусту, и болтает со здоровенным светлячком у себя на плече, смеется, и весьма довольное собой, указывает путь.

Когда Слава попросила его отправится в дорогу, травки пособирать, он с радостью согласился, чего ради друга не сделаешь, тем более для такого героя, которого славит все княжество, а тут такая малость... Но то, что придется отправится в такой компании?.. Когда это узнал, то подумал, что головой тронулась подруга детства, с горя да невзгод на нее выпавших. Предложил аккуратненько, дабы не обидеть, к волхву сходить, здоровьем показаться, тот травки даст, и все на место встанет, пройдет морок из головы, выветрится, но тут воевода пришел, дочку выслушал, и подтвердил все сказанное. Вот тут уж не до шуток стало, а когда этот самый Филька, еще и из угла темного выполз, да еще и рявкнул: «Чего вылупился? Рот закрой, Светозара пастью пугаешь, не ровен час влетит что, подавишься!», — Храб едва на лавку не упал от неожиданности. Вот тебе и бабкины сказки...

Выехали спозаранку. Едва Ярило округу рассветом порадовал, в путь и тронулись. Домовой, пока по городу проезжали, в седельной сумке сидел, прятался. Нечего сплетни распускать, да люд нежитью пугать, непривычны горожане к подобному. Кряхтел потом, когда вылез, словно это Храб виноват в том, что ему там неудобно было. Чего жаловаться, коли сам залез, предлагал ведь ему парень под плащом укрыться, сзади на седле удобнее, так нет, слушать не захотел. Гордый, сам себе ума палата, решил, что ему там комфортнее, а значит тому и бывать. Одно слово: «Дурачина».