Славка - дочь Рода, или где наша не попадала

Таврос спрашивал обо мне. А что я могла рассказать? Только о жизни здесь, остальные вопросы обходила стороной. Но ему понравился мой рассказ об ученицах. Описала, как хохотал Властитель над танцем малышек, пообещала, что для него они тоже станцуют.

Так за разговорами мы въехали в Пригниж.

Симон привез меня на постоялый двор. Там собрался весь отряд Канлока. Они удивленно смотрели на яр Смирана в моей компании. Здесь не ждали ни его, ни меня. Симон наотрез отказался ехать в ратушу, где находился Канлок. Сказал, слишком поздно, в это время начальства уже нет и меня не пропустят. А я боялась, что не застану Кана…

— Тебе надо отдохнуть и помыться, девочка. Я виноват, не проследил, чтобы ты взяла с собой одежду. Ты все равно ничего не сможешь сейчас предпринять.

Он был прав. Кроме того, что надето на мне, у меня ничего нет. Только несколько монет завалялось в кармане кардигана. Юбка-брюки, туника, кардиган и плащ в которых ехала всю дорогу — запылились и помялись. Я посмотрела на него больными глазами и кивнула. Он прав, помыться надо. Меня пропустили внутрь. Смотрели настороженно, пытаясь понять, что я делаю здесь вместе со Смираном. Но наткнувшись на взгляд тавроса промолчали.

Постоялый двор был не для состоятельных. Поэтому и удобства соответствующие. Но меня это не волновало. И не в таких условиях приходилось бывать. Быстро помылась, причесалась, почистила одежду бытовыми рунами и спустилась вниз.

— Ты куда? — удивился Симон.

— В ратушу, — ответила безжизненным голосом. Я все делала на автомате, машинально.

— Тебя не пустят. Утром пойдем вместе…

Он не успел договорить. Я обошла его и двинулась в сторону улицы.

— Харвик! — крикнул таврос. И меня схватили в охапку. Меня тащили через зал и по лестнице, а я вырывалась. Я вертелась ужом в руках этого Харвика, ноги держал еще кто-то, кричала и угрожала, пока меня не вернули обратно в комнату. Здесь силы окончательно меня покинули и я затихла на постели. Они были правы. Я не дошла бы до ратуши. И что я могла сделать в таком состоянии. Но и ждать утра было для меня пыткой. Во сне я металась и стонала, засыпала и снова просыпалась от собственного крика. Наконец, наступило утро.

Не скажу, что я пришла в норму. Но голова прояснилась. Было стыдно за вчерашнее. Нянчились со мной как с маленькой капризной девочкой. На улице уже ждал отряд.

В ратуше к миэру пришлось пробиваться чуть ли не с боем. Он отказывался пустить меня к Канлоку. Все его доводы не доходили до моего сознания. Я не знала надолго ли меня хватит. Главное — ни сорваться, ни закатить скандал.

— У меня больше ничего нет. Это единственно дорогая вещь, — сняла с себя пояс-оберег. Все говорили — он стоит бешеных денег. Вот пусть и будет пропуском. — Да вы и сами это знаете. Проведите меня к яр Скиноку и позвольте остаться с ним. Я буду там пока он не умрет… или не обратится. В этом случае, можете уничтожить меня вместе с ним.

Миэр долго и пристально смотрел на меня, потом вздохнул:

— Идем.

То, что я увидела… было как ушат холодной воды. Его держали за решеткой. Хорошо хоть сена бросили. Потому что кроме плошки с водой больше там ничего не было. Я в ярости обернулась к миэру.

— Теперь понятно почему вы не пускали к нему его подчиненных и меня. Вы держите его как скотину. И это человека, который верой и правдой служит стране. Человека, который пострадал защищая страну. Откройте двери и пустите меня к нему. Если вы этого не сделаете, я выхожу во двор и посылаю к Властителю донесение о том что здесь увидела.

Миэр позвал стражника и велел открыть дверь, впустить меня. Мне показалось — с сочувствием.

Кан выглядел еще хуже, чем казалось со стороны. Его бока вздымались, дыхание было прерывистым, на боках и лице испарина. Кожа посерела и покрылась неестественными пятнами, а ногти покрывались чернотой. Волосы были спутаны и грязны. Почти неделя в этом хлеву! Я села рядом с ним и заплакала. Гнев, ярость, исступление, все померкло перед тем что я видела. Он, такой сильный, добрый и красивый, был сейчас слабее котенка.

— Как ты мог, Канлок! Как ты посмел оставить меня одну. Что я буду делать в этом мире без единственного друга. Не смей, слышишь! Ты, коняка бесхвостая, не смей умирать! Я тебе этого не прощу. Я натравлю на тебя Бора. Он знаком со всеми духами, они отловят тебя, чтобы задать трепку. Я дойду до Богов и потребую отправить тебя в ваш ад. Я сама отправлю тебя туда, если ты посмеешь умереть.

— Я не бесхвостый, — чуть слышно прошептал Кан, — это ты, Славка? Почему ты здесь?

Боги! Спасибо вам! Если он еще имеет силы отвечать и понимает о чем говорят, может не все потеряно. Я гладила его по волосам, прижималась лбом к его лбу, шептала ему прямо в губы разные глупости. Веки его глаз подрагивали, я видела тонкий красный ободок вокруг радужки. Прерывистый. Но он уже был.

— Ты мой попечитель, ты не смеешь бросать меня. Кто будет обо мне заботиться и опекать. Кто будет ругать меня за беспечность. Кроме меня у тебя есть брат и отец, и твои люди, и твои слуги. Ты за всех в ответе. А ты позволил какому-то велиару укусить себя. И теперь собираешься умирать. Я тебя прокляну самым страшным проклятием, если ты это сделаешь…

Последние слова я говорила уже по инерции.

Так. Мне надо успокоиться. Что проку, что я кричу и пытаюсь достучаться до него. Я смогла изменить суть двух придурков. Я это сделала. Так неужели я не могу проклясть слюну велиара, которая работает в Кане над оборотом. Я удобно села напротив него, закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Затем внимательно стала смотреть на тавроса. Я вспоминала его энергетические потоки, какими видела раньше. Его уверенность и спокойствие, сила и смелость, человечность и великодушие. Я проникала в его сущность, рассматривала потоки и отдельные нити, вспоминая и определяя их назначение. Наконец, я смогла вычленить одну, которую не видела ни в одном из существ. Она переплетала собой многие из потоков, подбираясь к сердцу. Потоки окутанные ею были неестественно блеклыми. А сама нить грязной, агрессивной и больной. Это суть велиаров? Я нервно моргнула. Ей осталось совсем немного, чтобы добраться до сердца, сплести паутину, захватив все естественные потоки. Она ли это? Но что делать с этой нитью? Оборвать? Очистить? Растворить?

Еще какое-то время наблюдала за ней, видела как она удлиняется миллиметр за миллиметром. Это точно она! Я решила сначала попробовать её очистить от внутреннего содержания, от яда который по ней движется. Долго, очень долго я проходила взглядом по всей длине этой чуждой для Канлока нити… Когда я прошла от одного конца до другого, посмотрела на тавроса — нить стала бесцветной. Я смогла. Я смогла её очистить. Я убрала из неё яд, который отравлял организм. Можно ли оставить всё так как есть? Или надо убрать её? Не начнет ли эта нить сама вырабатывать яд.

Я отдыхала и восстанавливала силы. Мне нельзя сейчас засыпать или терять сознание. Пока я не доделала работу до конца. Кто знает, насколько обратим процесс. Пока я не избавлю Кана от этой чумы полностью, мне нельзя отключаться. Сквозь усталость, сквозь моё отстранившееся от внешнего мира сознание я услышала голос.

— Ода, ода Владислава, возьми, пожалуйста, подойди и возьми.

Я с трудом повернула голову и увидела за решеткой людей Канлока. Харвик держал в руке одеяло и бутыль. Он смотрел на меня странным взглядом. Я осторожно поднялась, пошатнулась и направилась к двери. Забрала у него одеяло и бутыль.

— Вон! Идите все вон и не мешайте мне. Придете вечером, — сил сказать это грозно и внушительно у меня не было, я прокаркала. Но, кажется, именно так они это восприняли. Кто-то из них открыл рот, чтобы возразить, но его дернули и оттащили назад. Садясь на место, я слышала как удалялись шаги. Понюхала жидкость в бутыли, это было слабое вино, забыла как оно называется. Такое обычно дают для восстановления сил. Почти лекарство. Очень хорошо. Кану оно понадобится. Снова сосредоточиться было сложно, слишком много сил у меня ушло. Я сделала маленький глоток вина. Это помогло. Прошла взором по враждебной нити. Она не изменилась. Оставалась такой, как и была. Я нашла примерно середину и хотела её потянуть, но Кан вздрогнул, как будто почувствовал мое движение. А может и почувствовал. И не стала к ней притрагиваться. Я стала медленно и осторожно растворять её. Кан прерывисто и беспокойно дышал. Но я продолжала. Разорвать её не могу, кажется, это сведет его с ума — болевой шок от грубого вмешательства в структуру. Так что выхода нет. И я продолжала растворять это место в сплетении чуждой нити. Очень осторожно. В какой-то момент она распалась на две части, и я с удивлением смотрела, как во все стороны от дыры нить начала исчезать. Она саморазрушалась! Не только основная нить, но и вся разросшаяся от нее паутина. Я следила, пока от велиаровской чумы не осталось следа. Как только исчезла последняя зараженная точка в теле тавроса, его собственные энергетические потоки стали восстанавливаться. Медленно, но верно. Я узнавала их переплетение и цвета.