Славный парень

— Два с половиной года тому назад двое мужчин встретились за чашечкой кофе во внутреннем дворике кофейни «Сливки и сахар».

— Кто?

— Один тайно состоит на службе американского сенатора. Представляет его интересы в переговорах с теми зарубежными организациями, контакты с которыми сенатор предпочитает держать в секрете.

— Зарубежными организациями?

— Я и так слишком разоткровенничался с вами, мистер Кэрриер. Другой — секретный агент одной из этих зарубежных организаций.

— Просто пили кофе в «Сливках и сахаре».

— Их взаимные подозрения потребовали встречи в безопасном общественном месте.

— И я в тот день тоже пришла в кофейню? — спросила Линда.

— Да.

— Но я же их не заметила, — указала она. — И уж тем более не слышала, о чем они говорили.

Тим поначалу предположил, что Уэнтуорту лет сорок, но, приглядевшись, понял, что тому никак не меньше пятидесяти пяти. Пятнадцать лет убрали с его чересчур уж гладкого лба и лишенных морщин уголков глаз инъекции ботокса.

— Чарли Вен-чинь нравилась его стена славы, — ответил Уэнтуорт.

Линда нахмурилась.

— Вы про фотографии регулярных посетителей?

— Он постоянно пускал в ход свой цифровой фотоаппарат, обновляя фотографии на стене. Вот и в тот день он фотографировал завсегдатаев.

— Меня он фотографировал не единожды, — кивнула Линда, — но, кажется, я знаю, про какой день вы говорите.

— Человек сенатора и иностранный агент завсегдатаями не были, поэтому Чарли к ним не подходил. А съемка других их внимание не привлекла.

— Но они оказались на заднем плане фотографий, — подсказал Тим.

— И что? — спросила Линда. — Никто не знал, кто они такие.

— Но за следующий год произошли четыре события, — продолжил Уэнтуорт.

— Во-первых, в политических и медиакругах стало известно, кто является тайным представителем сенатора, — догадался Тим.

— Да. И иностранного агента опознали как ключевого стратега ведущей террористической организации.

— А третье? — спросила Линда.

Уэнтуорт поменял ноги. Носки у него были от известного дизайнера, с сине-красным геометрическим рисунком.

— Сыновья Чарли, Майкл и Джозеф, создали сайт. Очень, кстати, хороший. Первый шаг на пути создания сети кофеен «Сливки и сахар».

— Этот сайт заинтересовал какой-то журнал, занимающийся вопросами бизнеса, — вспомнила Линда.

— И сайт начал пользоваться успехом. Интерес вызвала и галерея постоянных клиентов с более чем двумястами фотографий Чарли. На некоторых, на заднем плане, не составляло труда распознать представителя сенатора и иностранного агента.

— Человек сенатора, тайком встречающийся с террористом калибра Осамы бен Ладена, мог погубить политическую карьеру, — кивнул Тим.

— Даже политическую партию, — поправил его Уэнтуорт.

— Но с вашими ресурсами вы могли взломать сайт, убрать все эти фотографии, — указала Линда.

— Мы приняли все необходимые меры. Если фотографии вывесили на сайте, значит, они могли попасть куда угодно. А кроме того, диски с фотографиями Чарли держал в сейфе, который стоял в его кабинете в «Сливках и сахаре».

— Взломали бы сейф. Украли диски.

— Он часто раздавал фотографии тем людям, которых фотографировал.

— Украли бы фотографии и у них. Зачем было убивать всех этих людей?

— Если бы честолюбивый прокурор или опытный журналист вышли на этих людей, кто знает, что они могли бы вспомнить... или притвориться, что вспомнили. «О да, я слышал, как эти двое говорили о взрыве посольства, а через несколько месяцев его взорвали». Людям нравится купаться в лучах славы, даже если такое случается и раз в жизни.

— То есть было принято решение ликвидировать всех, кто мог утверждать, что в тот день подслушал их разговор во внутреннем дворике кофейни «Сливки и сахар».

— Слишком велики ставки, мистер Кэрриер. Четвертым событием стал восход звезды сенатора. Возможно, он станет нашим следующим президентом. И это было бы здорово. Сенатор с нами уже двадцать лет, с первых дней нашего существования.

— Вы говорите про ваше теневое государство.

— Да. Нас много в правительственных учреждениях, в правоохранительных ведомствах, в разведке, в Конгрессе... но теперь появился шанс дотянуться и до Овального кабинета.

Уэнтуорт взглянул на часы, поднялся.

— Человек, которого я убил, — затронул Тим ещё одну тему.

— Инструмент. Какое-то время очень даже полезный. Но в последние месяцы у него начались нелады с головой.

— Вам известно его настоящее имя?

— В нем не было ничего особенного. Один из множества.

— Множества, — пробормотала Линда.

Уэнтуорт сцепил пальцы, хрустнул костяшками.

— Когда мы узнали, что его целью стали вы и ваша семья, мистер Кэрриер, нам пришлось вмешаться. Как я и говорил, в интересах реконструкции принципов что-то должно оставаться незыблемым.

— Но это всего лишь жаргон.

— Да, конечно, но за жаргоном — система ценностей, в которую мы верим, по которой стараемся жить. Мы — принципиальные мужчины и женщины.

Когда Тим и Линда встали с дивана, Уэнтуорт поправил узел галстука, вытащил из рукавов манжеты. Улыбнулся.

— В конце концов, если бы такие люди, как вы, столь храбро не защищали нашу страну, нам было бы нечего реконструировать.

Тима и уважали, и одновременно ставили на место.

Прежде чем открыть дверь в коридор, уже взявшись за ручку, Уэнтуорт добавил:

— Если вы попытаетесь сообщить кому-то всё то, что услышали от меня, вас выставят паранойяльным идиотом. Мы можем это гарантировать, ведущих журналистов в нашем распоряжении предостаточно. А потом придет день, когда вы сломаетесь, убьете мисс Пейкуэтт, всю вашу семью и покончите жизнь самоубийством.

— Никто не поверит, что он мог это сделать, — тут же встала на защиту Тима Линда.

Уэнтуорт изогнул бровь.

— Герой войны, повидавший такие ужасы, страдающий посттравматическим душевным расстройством, наконец-то ломается, устраивает кровавую бойню? Мисс Пейкуэтт, если принять во внимание, что в наши дни не составляет труда убедить общественность в невозможном, то уж с этим-то не возникнет никаких проблем.