Славяне. Историко-археологическое исследование

Ещё в первой половине XIX в. собиратели русского фольклора обратили внимание на весьма распространенное употребление в песнях и былинах термина Дунай. В 1876 г. увидела свет интереснейшая работа В. Ягича о Дунае в славянском фольклоре, в которой на основе обширнейшего материала исследователь утверждал, что фольклорный Дунай своим происхождением, безусловно, связан с реальной рекой Дунай. [998]

Предания о Дунае-батюшке были весьма широко распространены до недавнего времени во многих восточнославянских землях. Образ реки Дунай вошел в мифологию и обрядовую жизнь восточных славян. Дунай включен в круг представлений о землях изобилия и предков, с ним связываются мотивы «водного» и «женского» в языческих верованиях и ритуалах. В ряде случаев предполагается определенная функционально-образная связь между «демоном» Дуная и языческим Велесом. Дунай в разных образах широко представлен в восточнославянских песнях, в текстах свадебных причитаний и т. п. [999]

998

Jagi'c V. Dunav-Dunaj in der slavischen Volkspoesie // Archiv fur slavische Philologie. Bd. I. 1976. S. 289–333.

999

Мачинский Д. А. «Дунай» русского фольклора на фоне восточнославянской истории и мифологии // Русский Север: Проблемы этнографии и фольклора. Л. 1981. С. 110–171.

Одни исследователи видели в этом свидетельство первоначального проживания славян в Дунайском регионе, откуда они и расселились позднее в Восточной Европе, другие ученые, не видевшие аргументации для локализации славянской прародины на Дунае, относили зарождение популярности Дуная в славянской среде ко времени балканских войн.

Выявляемое современной археологией широкое расселение разрозненных групп дунайских славян на Восточно-Европейской равнине, имевшее место в VIII–X вв., вполне объясняет появление образа Дуная в древнерусском фольклоре и обрядности.

Многочисленные дунайские переселенцы привнесли в восточнославянскую среду яркий образ и культ Дуная, представления о Дунае как земле изобилия, земле предков, пограничной реке.

Находит объяснение и появление в Повести временных лет рассказа о расселении славян с Дуная: «По мнозехъ времянех сели суть словени по Дунаеви, где есть ныне Угорьска земля и Болгарска. И от техъ словенъ разидошася по земле и прозвашася имены своими, где седоша на которомъ месте». [1000] По Нестору, Дунайский регион был древнейшей территорией славянства после их прихода из Передней Азии, которая, согласно библейскому преданию, была родиной всего человечества.

1000

Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970. С. 111–117; Он же. Восточные славяне… С. 172.

Это летописное сообщение стало основой так называемой дунайской теории происхождения славян. Однако данные археологии и языкознания в сочетании со свидетельствами римских авторов показывают, что в I тыс. до н. э. и в первых веках нашей эры Среднее и Нижнее Подунавье заселяли различные неславянские этносы и только с III IV вв. н. э. появляются основания говорить о проникновении первых групп славян в Дунайские земли. Массовое же заселение славянами этого региона относится к V–VI вв.

Рассмотренные выше археологические материалы позволяют утверждать, что летописный рассказ о Подунавье как исходном регионе расселения славян связан не с первоначальным освоением славянами Восточно-Европейской равнины, а с несколькими миграционными волнами, исходившими из Дунайских земель в VII–X вв.

Кстати отмечу, что инфильтрация дунайских славян в те же столетия затронула и области Польши.

В Восточной Европе славянские переселенцы с Дуная, по-видимому, были более активной массой, среди них могли быть квалифицированные ремесленники, горожане, церковные деятели, владевшие грамотой, христиане и др. Вполне понятно в этой связи наличие в Повести временных лет лексем дунайского происхождения. Так, восточнославянский термин кънязь (вытеснивший более ранний — каган) является изустным заимствованием из диалектов моравско-паннонских славян. [1001]

1001

Львов А. С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975. С. 198–200.

Расселение дунайских славян на Восточно-Европейской равнине стало мощным стимулом консолидации разноплеменного, многодиалектного славянского населения, осевшего в этих землях ранее.

С широкой инфильтрацией дунайских славян в земли Восточной Европы, уже освоенные славянским населением, связано два существенных момента.

Славяне, заселившие лесные и лесостепные области Восточно-Европейской равнины, хоронили умерших исключительно по обряду трупосожжения, что обусловлено их языческим миропониманием. Этот ритуал функционировал до первой трети XI в. включительно, а в окраинных землях задержался до XII в. Пришедший на смену трупосожжениям обряд ингумации многие исследователи обуславливают влиянием христианской религии. Однако ряд фактов не позволяет согласиться с таким решением вопроса.

Обряд ингумации во многих регионах лесной зоны Восточной Европы появляется и получает распространение задолго до крещения Руси. Трупоположения в курганах середины и второй половины X в. известны как в Гнездовском курганном комплексе, где появление их объяснимо ранним проникновением христианства в среду древнерусского дружинного сословия, но и в местностях, отдаленных от зарождающихся городов и торговых магистралей того времени. Таковы, например, курганы с трупоположениями в могильниках бассейнов Мологи и Луги в Новгородской земле. Серединой X в. датируются и трупоположения в десятках курганных некрополей области расселения смоленско-полоцких кривичей. Существенно то, что захоронения по обряду ингумации второй половины X в. совершались не на горизонте, а в подкурганных ямах. Подобные курганы с трупоположениями в могильных ямах очень рано появляются и в Рязанском Поочье. Думается, что раннее появление захоронений по обряду ингумации в могильных ямах находится в прямой зависимости от расселения дунайских славян в лесных областях Восточно-Европейской равнины. В Среднем Подунавье такая обрядность (правда, бескурганная) была характерна для славянского населения начиная с VII–VIII вв.

С миграцией дунайских славян, по всей вероятности, связано и распространение гончарной керамики. Выше было отмечено, что круговая глиняная посуда в Гнездово была привнесена в 20–30-х гг. X в. переселенцами из Моравского Подунавья. То же можно утверждать и относительно появления гончарной керамики в некоторых других регионах Древней Руси. Так, только привнесением извне можно объяснить распространение в X в. круговой посуды в Рязанском Поочье.

Дружинное сословие

Существенный вклад в начавшийся процесс интеграции славянских племен, расселившихся на Восточно-Европейской равнине, внесли сложившиеся в X в. древнерусская дружина и военно-дружинное сословие. Военная дружина — организация воинов-профессионалов, противостоящая племенным ополчениям предшествующей поры.

Зарождение военной дружины в славянской среде Восточной Европы относится еще к антскому периоду. Но это были дружины, формируемые для выполнения определенных заданий союза антских племен, их еще нельзя причислять к профессиональным образованиям. Значительные военные дружины были в Русском каганате, но функционирование их было относительно кратковременным. Начало становления древнерусского дружинного сословия, охватившего все славянские области Восточной Европы, определяется последними десятилетиями IX в., а наибольшая активизация приходится на следующее столетие.

Основными памятниками древнерусской дружины Руси являются курганные некрополи второй половины IX — начала XI в., в которых преимущественно по языческому обряду хоронились как рядовые воины, так и представители воинской верхушки и княжеской знати. Эти могильники тесным образом связаны с международными торговыми путями, с протогородскими торгово-ремесленными поселениями (Шестовицы, Тимерево — Михайловское под Ярославлем, Новоселки близ Смоленска) или зарождающимися раннесредневековыми городами (Киев, Чернигов, Гнездово — Смоленск).

Наиболее крупным дружинным комплексом является Гнездовский, находящийся на Днепре недалеко от Смоленска. Он состоит из десяти могильников, в которых насчитывалось около четырех тысяч курганных насыпей и несколько синхронных им поселений. [1002]

Немалая часть курганов в Гнездове принадлежит местному населению. По особенностям погребального ритуала и инвентарям (рис. 119) они не отличаются от одновременных кривичских курганов других местностей Смоленского Поднепровья. Курганы воинов-дружинников выделяются несколько иным погребальным обрядом. На площадке, избранной для курганной насыпи, устраивался костер, и на него клали умершего, одетого в лучшие одежды и в сопровождении вещей, которые, по представлениям современников, могли ему пригодиться в загробном мире: предметы вооружения, бытовые вещи и пищу. После прогорания костра остатки трупосожжения собирались в глиняный горшок-урну, который помещался в центре остывающегося кострища, а затем к урне сгребали и остатки костра. В единичных случаях умерший сжигался в ладье, от которой оставались железные заклепки. По завершении похоронного ритуала и насыпался курган. Так в небольших (высотой от 0,4 до 1,8 м) круглых в плане насыпях, окруженных ровиками, хоронились рядовые дружинники.

1002

Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники древней Руси IX–XI вв. Л., 1978. С. 25–51; Смоленск и Гнездово. М, 1991.