Славянское реалити-шоу
Шрифт:
– Ух, ты! – тоненько и нервно присвистнул Пугач. – Ничего себе! Ёлочки зелёные, кочки болотистые…. Никогда такого не видел!
Егор встал над спящим Петром, крепко схватил его руки, свёл их вместе.
Одна кисть оказалась раза в два больше другой. Действительно – больше: каждый палец на правой руке был гораздо длиннее и толще одноимённого пальца на левой.
– Как будто от разных людей руки, – удивлённо резюмировал Егор и требовательно обернулся к жене. – Как понимать сей неприятный казус, дорогой товарищ эскулап?
– Я предполагаю, что мы имеем дело с ярко-выраженной мутацией, – совершенно серьёзно ответила Санька. –
Емельян немного отодвинулся в сторону и покосился на спящего Нестеренко с заметным испугом:
– Это что же такое получается, а? Допустим, этот мутант сейчас просыпается, потягивается, после чего – ни с того, ни с сего – безжалостно набрасывается на меня и старательно кусает. Так это я тоже могу превратиться – в натурального урода?
– Запросто, дружок! – сладко зевая, успокоила его добрая Сашенька.
Пугач откровенно замандражировал:
– Вы бы его связали, что ли…. На толстую цепь посадили бы – с надёжным намордником на лице. То есть, уже на морде…. Или шлёпнули бы и закопали поглубже. Не, труп лучше сжечь, а золу развеять по ветру…
– Ладно, друг Емеля, – невежливо прервал оратора Егор. – Конечно, большое спасибо тебе за лечебную сыворотку! Спас ты Петра…. Но вот советы высокоумные эти – прибереги для собственных подчинённых. Не обижайся, но мы уж как-нибудь сами решим, что делать дальше…. И, вообще, ночь уже не за горами, а тебе до Алёховщины – путь совсем неблизкий. Так что, приятель, давай прощаться на сегодня! Пойдём, я тебе соли с килограмм отсыплю…. Да, пойдём, кому говорю! Хватит из себя строить девственницу стеснительную и непорочную…
Через десять минут Пугач, громко топая своими сапожищами сорок пятого размера, скрылся в густом и вязком вечернем сумраке.
– А где весь народ? – удивился Егор, заинтересованно оглядываясь по сторонам.
Они с Санькой – тет-а-тет – сидели на лавочке возле костра, куда он пару минут назад бросил поверх дотлевающих сиреневых углей охапку сухих сосновых веток.
– Я так думаю, что все они – без исключений – заняты старательным исполнением супружеским обязанностей, – недвусмысленно и нежно поглаживая ладонью крепкую шею мужа, неожиданно заявила-промурлыкала Сашенция. – Одна я осталась несчастной и неприкаянной…
– Ты это серьёзно?
– Более чем…. Наблюдается очередной местный феномен: во всех организмах женского пола неожиданно проснулся сильнейший материнский инстинкт. Я уже с девчонками подробно переговорила на эту интимную тему. У всех наблюдаются полностью одинаковые ощущения…
– Объясни поподробней! – строго велел Егор, неотрывно и сердито глядя жене в глаза. – Что конкретно имеется в виду? Что это за бред – насчёт «сильнейшего материнского инстинкта»? Кто-то из вас собрался рожать ребёнка? Здесь – рожать? В этих ужасных условиях? Вы все с ума сошли?
– Может и сошли, – Санька смотрела на него какими-то шалыми и затуманенными глазами, откровенно призывно смотрела. – А может, во всё эти «грибы» виноваты, проклятые? Именно после них мне родить хочется…. Ужасно хочется! – очень медленно провела ладонью по высокой груди, по плоскому животу. – Не просто хочется – быть с любимым мужчиной, а именно –
родить от него (от тебя, дурака, то есть!) ребёночка. Маленького такого, славного! Понимаешь? И у девчонок – абсолютно всё то же самое…. Думаешь, почему Галка так посматривает на этого волосатого и грубого Пугача? И ей тоже хочется родить ребёнка! Вот такие у нас нынче пироги необычные, вологодские…– Да, дела-делишки! – Егор помотал из стороны в сторону головой. – И что теперь прикажешь делать?
– Пошли в пещеру! – жарко зашептала Сашенция, настойчиво и сильно потянула его за рукав кожуха. – Пошли, глупый! Пошли!
– Да ты совсем сошла с ума! – слегка упирался Егор, чувствуя, что и сам безумно сильно хочет того же. – В пещере Петька, да и остальные ребята скоро вернуться…
– Мы по быстрому! А Пётр ещё часов десять-двенадцать будет дрыхнуть без задних ног…
Наступило утро, обычное русское осеннее утро, так характерное для конца третьей декады сентября месяца: редкий нудный дождик, белёсая туманная дымка, опавшие жёлто-красные листья под ногами, лёгкая, неповторимая печаль…
Сквозь чуткий сон Егор слышал, как через мужскую спальню на цыпочках пробежала Вера Попова – по графику она отвечала сегодня за приготовление завтрака (обычно – за разогрев ужина, но, в связи со вчерашним происшествием, вечером полноценного ужина не было), тихонечко пробрался к своему спальному месту Федонин, сдавший Сени Брауну обязанности дозорного. Генка имел право ещё на целый час полноценного и здорового сна.
Егор тоже приготовился погрузиться в сладкую пелену сна – минут на пятнадцать-двадцать – когда в подземной камере раздался громкий и испуганный шёпот:
– Где я? Что со мной? Почему вокруг так темно? Командир! – шёпот неожиданно перешёл в визгливый и заполошный крик: – Командир! Где я? Что со мной происходит?
– Отставить! Замолчать! – вскакивая со своего спального места, начальственно гаркнул Егор, дождавшись полной тишины, добавил – уже гораздо ласковее: – Всё хорошо, Петро! Всё – хорошо. Кругом только свои. Ничего не бойся…. Подожди, я сейчас зажгу светильник, – щёлкнул газовой зажигалкой, подаренной вчера Пугачом, поднёс язычок пламени к фитилю, сплетённому из особого мха.
«Плохо у нас со световыми приборами», – тут же подсказал внутренний голос. – «Барсучий жир, сволочь, заканчивается…. Надо будет на днях поохотиться на упитанных осенних барсуков, пока их норы снегом не завалило до самой весны, а то эти смолистые сосновые факелы – одна видимость: дыму и копоти много, а света – совсем мало…».
На крик Нестеренко из своего спального помещения тут же прибежали девчонки, плотно окружили Петра, стали в деталях, перебивая друг друга, рассказывать о вчерашних событиях. Петька только головой удивлённо крутил, ошарашено посматривая на раздувшуюся кисть правой руки.
Появилась Вера Попова, жалостливо посматривая на Нестеренко, громко позвала всех на завтрак:
– Рыбный день у нас сегодня, господа славяне! Кто хочет – может трескать уху из линей, всем остальным предлагаются жаренные караси. Ещё имеются просяные блины: по две штуки на брата…
По случаю прохладной и дождливой погоды завтракали внутри – в самой большой и просторной подземной камере, являвшейся одновременно складом и столовой.
– Попробуем, как оно, – Петр неуверенно взял в свою «большую» правую руку деревянную ложку, зачерпнул из глиняной миски ухи, ловко поднёс ко рту, отхлебнул.