След «Семи Звезд»
Шрифт:
Хорошо, хоть под этим соусом удалось отправить в архив три старых безнадежных дела и, вероятно, еще пару «висяков» удастся сбросить. Но ведь Серебровский позволил сделать это авансом за раскрытие громких убийств, и если что – спросит за провал вдвойне.
Чехарда мыслей Вадима помчалась дальше с удвоенной скоростью.
Что же произошло в ту роковую ночь в доме Монго? Почему нет явного повода для убийства… или все-таки есть?
Ведь ничего, кроме пресловутой «Книги Семизвездья», не просматривается. Вполне возможно, конечно, что повод столь необычен,
Но что толку от гипотез, если нет даже намека на главное. Кто убил? Кто у нас в числе подозреваемых? Да никто! Разве что эти самые «Инквизиторы»… Кстати, почему бы им уж заодно не прикончить и Гроссмана?
Между прочим, с тем письмом все не так просто… Если б его написал психопат, то уж наверняка бы объявился хоть раз, дал бы знать о себе! А тут как в воду канул! Странно все это.
Савельев мельком бросил на себя взгляд в зеркало заднего вида.
– Неважно выглядишь, брат, – улыбнулся он сам себе.
Он пристально смотрел на свое отражение, словно ожидая, что оно взъерепенится и скажет «пару ласковых» в ответ. Но человек в зеркале был невозмутим.
Тут следователь едва удержался, чтобы не стукнуть себя рукой по лбу. Как он мог забыть?! Обещал же Варе заехать сегодня!
При мысли о девушке Вадим почувствовал непонятное томление. И понял – он раскопал в душе что-то важное, что-то значительное, явно взволновавшись этим открытием.
Весело чертыхнулся и завел мотор…
Дверь в подъезд была открыта, как и двери лифта, украшенные наскальной живописью кисти неизвестного, которого при поимке Вадим определил бы в «обезьянник» за мелкое хулиганство.
Следователь нажал кнопку четвертого этажа. Лифт неторопливо подался вверх, дополз до второго и остановился.
Он снова надавил кнопку. Кабина сдвинулась и вдруг встала на третьем этаже, раскрыв дверь, словно прогоняя сыщика прочь. Плюнув, Вадим решил подняться пешком.
Дойдя до Вариного этажа Савельев замер: в тусклом свете у приоткрытой двери стояла та, кого он больше всего сейчас хотел увидеть. Она была бледна и отшатнулась от него, прикрыв заплаканное лицо руками.
– Что ты делаешь здесь?
– Вадим, пожалуйста… – Ее тихий растерянный голос, готовый оборваться истерическим плачем, откровенно его испугал.
Подбежав, он приобнял девушку за плечи и провел в квартиру, выглядевшую так, будто хозяйка спешно куда-то собиралась.
Одного внимательного взгляда Савельеву хватило, чтобы понять – в квартире не просто беспорядок. Профессиональное чутье сигналило, что перед ним следы кражи или грабежа: вынутые и сложенные стопками книги, бумаги и семейные альбомы на полу. Вещи, вываливающиеся из приоткрытого шкафа… Клетка-теремок распахнута, и недовольный ворон гуляет по полу.
Вадим инстинктивно обернулся к двери. Следов взлома не обнаружилось, да и железное полотно выглядело основательно и не прошибаемо – как и все подобные, что на его памяти никогда не останавливали серьезных людей, когда тем было очень нужно.
– Что здесь произошло? С тобой все в порядке?! –
запоздало осведомился следователь.Он и сам не заметил, как обратился к девушке на «ты».
– Твой вопрос как нельзя во время, – всхлипнула Варвара. – Сам видишь… Меня пытались обокрасть. Да, именно обокрасть, но или не нашли, что искали, либо искали не то, что нашли!
– Ты проверила, все на месте?
– Ничего вроде не пропало. Я ушла на рынок, хотела купить свежего мяса для Прохора. Он ведь прожил столько лет и грех его не побаловать…
Ворон забавно поклонился и щелкнул клювом о паркет. Озерская улыбнулась сквозь слезы.
– Когда я вернулась, «гости» уже покинули мое жилище. Все, что ты сейчас видишь, осталось после их ухода нетронутым. Я хотела вызвать милицию, но в этот момент появился ты. Вадим, мне страшно!
– А что у тебя есть ценного в квартире? – задал он привычный вопрос.
– Немного серебряных украшений – я люблю серебро – и моя птица.
– Ну, вряд ли они торгуют таким антиквариатом, – недоверчиво уточнил следователь.
– Эта птица еще у моей прабабушки жила в доме, – обиделась Варвара. – Правда здорово, что они не тронули его?
– Кар! Кар! – подал голос ворон, пролетел через всю комнату и приземлился на тахту.
Хозяйка поспешила водворить Прохора в клетку. Пернатый нахохлился и вдруг завопил:
– Пр-риходили тати добр-ро вор-ровати!
От неожиданности Савельев чуть не лишился дара речи. Он и забыл, что девушка упоминала, будто ее питомец говорящий. Скрежещущий, какой-то замогильный глас Проши стал для майора настоящим потрясением.
– Он что, все понимает? – обалдело поинтересовался майор.
– Весьма вероятно, – пожала плечами журналистка. – Я сама часто пугаюсь его выходок. Иногда такое выдаст, что хоть стой, хоть падай.
– Вот бы допросить его в качестве, так сказать, свидетеля, – пошутил сыскарь. – Вдруг чего и нарыли бы. Но все равно надо вызывать ребят. Пусть посмотрят…
– Успеется, – пробормотала Варя, легонько толкая его в спину. – Пойдем, надо чаю попить.
Но, придя в кухню, она в изнеможении опустилась на табурет, враз обмякнув. Только сейчас Савельев понял, что та держится лишь диким напряжением сил.
Пересохшими губами девушка что-то слабо и еле слышно шептала. Следователь наклонился и приблизил ухо к ее губам.
– Вадим, я должна вам сказать… Тебе сказать…
Она расплакалась, а потом вдруг прижалась к нему и принялась исступленно целовать.
Савельев поднял девушку на руки. Та, совсем легонькая, казалась такой слабой и беззащитной… Он долго, не отрываясь, смотрел на нее, потом посильнее прижал ее к себе и на руках понес в комнату, спотыкаясь о валяющиеся предметы.
«Что я делаю? – твердил пресловутый внутренний голос. – Я не могу позволить себе. Это нарушение профессиональной этики. И вообще, я не должен пользоваться…»
– Люби меня… – прошептала она сквозь слезы. – Я хочу этого… Не могу быть одна!
Он нежно раздел Варю и заботливо уложил в постель.