След
Шрифт:
И нельзя было верить их клятвам.
– Мира вам не даю. Потому что стыжусь с вами мира бесчестного! Докажите, что искренни, сам приду к вам и дам вам мир.
– Чем мы докажем?
– Не жду от вас помощи. Но не мешайтесь боле в спрю мою с племянником…
Устоять против Юрьевых татар и Великого Новгорода, если бы они ударили вместе, вряд ли было возможно. Но и сомневаться в готовности новгородцев в любой миг забыть обещания не приходилось. Таков, знать, непостоянный их норов! Да ведь соседей не выбирают. Но теперь главное - оставить новгородцев хотя бы вне схватки.
Михаил Ярославич знал, что сохранить
Когда в грозе и славе грянул Юрий на Русь, Тверской вышел ему навстречу, и - вот чудо-то: вся Низовская земля сплотилась вокруг великого князя, кажется, и в самом деле готовая в тот миг вступиться за святое право законного столонаследия.
Встретились подле Костромы. Юрий с татарами и московской ратью на одном берегу Волги, Михаил Ярославич, а с ним и вся остальная Низовская земля - на другом.
Стояли долго. Судьба решалась. Не Михаила и не Юрия - родины.
Удивительно, кой раз за время борьбы и противостояния двух этих совершенно не схожих между собой людей решалась судьба Руси! Точно не два человека, а могучие, противоположные по сути Силы Небесные и Силы с Небес Низринутые столкнулись в лице Михаила и Юрия, так они были несопоставимы!
В том стоянии на Волге некоторое преимущество было на Михайловой стороне. Просто было начать войну. Только вот возможно ли было её закончить, если и не потеряв Руси, то уж во всяком случае не откинув её далеко назад в свирепые Батыевы времена. Борьба Андрея и Александра Ярославичей за великий стол обернулась для Руси жутким Неврюевым побоищем. Борьба за тот же великий стол Александровых сыновей Андрея и Дмитрия привела на Русь ещё более беспощадного Дюденя. Не того ли и ждал Узбек, не на то ли рассчитывал? Какую кару он Руси уготовил?
А Узбек-то, поди, ещё и пострашней прочих был своею лукавой загадливостью. Так что никак нельзя было давать татарину повода к наказанию всей Руси. Даже издалека видел Михаил Ярославич его ласковый взгляд.
В том и суть: Тверской понимал, что не может поднять меч на Юрия, потому что тем самым поднимет щит Орды. А Орда того не простит! Да если бы щит-то ещё был прочен! А то ведь брешь на бреши - решето, а не щит! И винить некого - не успел Михаил Ярославич броню сковать! Хотя уж в том честь, что угли в горне вздул…
Словом, Михаил Ярославич принял решение, которого от него наверняка не ждали ни Юрий с ханскими послами на другом берегу, ни Узбек в далёкой Орде.
Ан разве на мир войско шлют?
Не просто далось то решение. Но оно было единственно спасительным для Руси в тех обстоятельствах.
Михаил Ярославич отрёкся от власти.
«Распусти войско, Юрий, и ступай во Владимир. Раз дал тебе хан княжение великое, то и я отступлю в твою пользу великое княжение. Отрекаюсь от власти, - сказал он. И добавил: - Но совесть не упрекает меня…»
Много можно сказать о сомнениях Тверского в верности принятого решения, но не в тех ли словах великого князя о совести (о которой обычно-то государи если и вспоминают, так на Страшном Суде!) вся горечь, боль и не рабски
покорная, а осознанная необходимость этого добровольного отречения?!Но черта ли было Юрию в его отречении, черта ли ему было в самих великокняжеских бармах, если он, Михаил, истинный русский князь, оставался жив?
Впрочем, всем (и прежде всего самому Тверскому) было ясно, что тем дело не кончится. Так и вышло…
По прошествии нескольких месяцев под страхом татарского наказания (да теперь уж и волей великого князя), присовокупив к своей и без того не малой силе войска Низовской земли, Юрий двинул всю эту громаду на Тверь.
Одно светило ему во мраке - убить.
Так вот, ещё в начале осени, в Угличе Юрия встретило тверское посольство. Цель посольства была проста…
Юрий принял послов прилюдно. Княгиня Агафья-Кончака, брат Афанасий, брат Борис, Узбековы послы, князь суздальский Василий, наибольшие из бояр костромских, нижегородских, московских сидели по лавкам ближним кругом. Даже тесно в горнице было от лишних. Ан пока не поздно было ухватить милостей, все, кто могли, разумеется, жались поближе к новому великому князю.
Да и любознательно было, о чём бывший молить будет нынешнего, Ну, о чём - было ясно, а вот какими словами склонится? Для иных-то людей нет большей радости, чем увидеть унижение великого. Может быть, это им надобно в оправдание собственной низости?
Так ли, иначе, но народу набилось тесно.
Тверичи в узкую дверь тискались по одному - а было их числом семеро, и все люди дородные, видные. Сразу видать, у себя на Твери не последние люди. Ан, протиснувшись, сбились посреди горницы плотной стенкой, в лад склонились по чину перед великим князем, перед княгиней, перед послами татарскими и на все стороны. Долго, как водится, мяли бороды, выгадывая, как начать посуразней да подостойней. И впрямь впервой было тверским послам кланяться.
– Ну дак молчать вас прислал Михаил?
– понудил гостей Юрий.
– И то, не о чем нам молчать, - охотно согласился старший среди посланников.
Сильно изнурили годы боярина Святослава Яловегу. Сутуло опали плечи, борода стала сивой от седины, лицо изуродовал шрам, глаза и те будто выцвели. С трудом можно было признать в нём того посольского, которому когда-то, ещё в Сарае-Баты, на пыльном подворье Юрий смерть посулил. Лишь голос остался прежним, густым, как у дьяка церковного. Тем голосом, от коего стекла в оконницах вдребезг взошли, и изрёк:
– Михаил Ярославич велел напомнить, об чём он с тобой у Костромы сговорился, великий князь!
– Видно было, что величание Юрия великим князем, хоть и искусен был в посольской хитрости Яловега, стало у него поперёк горла костью.
– Али поперхнулся, боярин?
– ласково полюбопытствовал Юрий.
– Так ведь и дите отца не враз признает, - нашёлся боярин.
– Значит, не признаете меня великим князем, так, что ли, понял?
– Ясно было, куда и Юрий гнул.
– Отнюдь нет, великий князь, - веселей произнёс боярин.
– Как нам тебя не признать, когда великий князь наш Михаил Ярославич волей царя Узбека отдал тебе княжение владимирское.