Следом за судьбой
Шрифт:
Когда кусты скрыли мохнатую тушу, Яр расслабил напряженные мышцы. Повел ладонью вниз, нежно оглаживая девичью спину и плечи.
— Все Ланушка, убежал толстобрюхий. Только пятки сверкнули.
Княжна тихо вздохнула и аккуратно покосилась в ту сторону, откуда ей слышался звук. О медведе напоминали разве что пару сломанных веток, да примятые листья. Девушка напряженно разглядывала чащу и не сразу поняла, что мужчина так и не разомкнул объятий. Одной рукой он невесомо ласкал ее стан, а другой прижимал к себе. Лана снова вздохнула, а ведь уютно так, хорошо… Щеки опалило жаром.
Яр слегка отстранился и приподнял ее лицо, заставляя поглядеть в глаза.
— Испугалась? — хрипло произнес мужчина
— Немного… совсем, — шепнула она. Яр опять смотрел так,
— Пойдем, девочка, — нарушил тягостное молчание Яр, — больше нам тут делать нечего.
Девушка послушно собрала вещи. Вопреки ее ожиданию мужчина не обернулся волком. Просто закинул всю поклажу в сумку, а ей вручил пустое лукошко.
— Вернемся другой дорогой, — решил он, — две встречи с медведем за один день — многовато.
Некоторое время они шли молча. Пытаясь сгладить произошедшую неловкость и отогнать беспокойные мысли, девушка завела разговор.
— Почему он ушел? — тихо спросила Лана.
— Не голоден мишка, жира наел на зиму много. К тому же во мне почуял зверя. Осенью медведи спокойнее будут. Это по весне они прожорливые да злые.
— А зачем ревел страшно так? — продолжила выпытывать она.
— Нас пугал. Проверить решил, а ну как на утек бросимся, тут бы он и полакомился. Самому видишь, уже лень на дерево лезть да носом рисковать. Решил легким медком закусить перед спячкой.
Лана вспомнила про разоренный улей и расстроилась.
— А пчелы-то, наверное, погибнут без меда…
— С чего вдруг? — удивился Яр, — Я взял только часть, на зиму им останется. Тот, кто любит лес, никогда дупло не разорит до конца, ведь пчелы — настоящее богатство. Его беречь надо. Не станет их — и ягоды пропадут, и орехи твои любимые…
— Как пропадут? — теперь она с удивлением глядела на шагающего рядом оборотня. Яр поправил сумку и ловко перемахнул через поваленное дерево. Как всегда бесшумный, словно в своем зверином облике. Протянул руку и Лана, не колеблясь, приняла помощь, перебралась следом.
— А вот так. Все в лесу связано, ничего не существует само по себе. Пчелы переносят на своих тельцах пыльцу с цветка на цветок, с дерева на дерево. Иные борти недалеко от пахоты ставят, чтобы урожай обильней был…
Яр рассказывал интересные вещи. Лана совсем забыла о печальных размышлениях и слушала, открыв рот. А мужчина продолжал объяснять ей и про устройство улья, и про пчелиную жизнь. Незаметно беседа пошла и о других лесных обитателях. Так, в разговорах они и добрались до дома. Девушка быстро растопила печь и поставила греться воду. Принесла на стол холодное мясо и нарезала хлеб. Мужчина исчез в кладовой, разложить инструмент по своим местам. Вернулся быстро и выставил драгоценный короб на стол. Открыл крышку. Лана подошла ближе и заглянула внутрь.
Светло-желтые округлые соты напомнили ей жаркое солнце и цветущие луга. Яр аккуратно срезал медовую печатку с одного краю и отломил кусочек.
— Попробуй, — протянул он угощение. Девушка положила лакомство в рот и от удовольствия зажмурилась.
— М-м-м, — только и смогла протянуть она. Мед растекался по языку густой летней сладостью, и она с наслаждением жевала мягкий воск, стараясь не упустить ни одной капельки.
Мужчина тихонько засмеялся.
— Нравится?
Лана с улыбкой кивнула.
— Ну, тогда хозяйничай, — Яр вручил ей ножик и подвинул туесок. Девушка устроилась подле него и принялась выбирать себе кусочки. Он оперся спиной о стену и наблюдал за княжной.
Рада меду, как дитя малое! Сидит рядышком, вся такая довольная, милая и желанная до помутнения рассудка. И снова весенние травы дурманят голову, только еще больше прежнего, призывнее… С каждым мигом сильнее…Девушка облизнула перепачканные медом губы, и оборотень чуть не застонал от нахлынувшего возбуждения. Его милая девочка сейчас так наивно и безрассудно дразнила зверя. Яр едва удерживал вспыхнувшее желание в узде. Хотелось одним рывком содрать с нее платье, уложить прямо тут — на столе. Сжать полную соту между пальцами, до хруста податливого воска, и смотреть, как тягучие капли покрывают солнечными бусинами нежное тело. А затем медленно слизывать их, пьянея от дивного вкуса сладко-молочной кожи. Пройтись языком по алеющим губкам, нежной шее, спуститься к чувствительным маленьким вершинкам уже твердым от ее жажды, как вишневые косточки. Потом еще, вниз… Обласкать аккуратную впадинку пупка и бархатный, теплый животик. Ощутить, как чуть заметно вздрагивают мышцы под его губами, и, наконец, достигнуть самого нежного местечка, едва сокрытого короткими завитками темно-пшеничного цвета. Дразнить до тех пор, пока девушка сама не взмолится о продолжении, покоряясь и признавая над собой его полное господство. И он возьмет ее, одним движением проникнет в готовую и влажную (только для него!) плоть. Будет брать ее снова и снова, наполнять собой, зацеловывать до изнеможения, подарит ей такое удовольствие, что Ланушка от сладостных стонов голос сорвет…
— Лана, — хрипло позвал оборотень. Девушка оторвалась от своего занятия и обернулась.
— Да, господин? — неуверенно отозвалась она. Мужчина выглядел странно, черные пряди выбились из хвоста и скрывали от нее лицо, да и сидел Яр боком, голову держал низко, словно столешницу разглядывал. Одна рука, ближе к ней, бесцельно крошила мягкий хлеб, а другая была опущена вдоль тела.
— Мне тут, — ей показалось, что лавка едва слышно хрустнула — отойти надо. Вернусь… ночью. Запри дверь. А пока… сходи в мою… спальню. Возьми сумку.
Его голос звучал так глухо и прерывисто, что она обеспокоилась — а может это от пчелиных укусов? Иные переносят очень плохо, жар подымается, горло пухнет…
— Лана! — почти отчаянно крикнул оборотень.
Ее сдуло с лавки, а когда вернулась в горницу мужчины уже и след простыл.
Яр смог отдышаться только за пару верст от логова. Как сил хватило из дома сбежать — сам не понял. С дуру перекинулся прямо в одежде, и тут же разорвал одурманенным зверем на лоскутки, только треск по лесу разошелся. Ноги сами принесли в поселение. Пробрался в свой терем и там совсем успокоился. Остыл.
Встретили его звенящая тишина, да сырость. Яр не любил бывать здесь. Большой и пустой теперь, дом нес в сердце только холодную тоску. Давно выветрились запахи его прежних обитателей — некогда большой семьи Яра. Он нарочно собрал все памятные вещи вместе. Запер покрепче в сундуках и спрятал на чердаке, чтоб не бередили сердце. А ведь мог бы брат тут жить, со своей семьей… Растить детей.
Мужчина прошел в комнату, взял новые одежды. Женские бы ручки сюда, уют создавать, да детские звонкие голоса, топот маленьких ног — чтобы разогнать, развеять унылую тишь, чтобы это место вновь обрело душу. И он привел бы Ланушку в свой дом, только что ему еще выдумать? Девушка почти его уже, лишь крохотного шага недостает. Самого трудного. Нет ничего злее памяти. А княжна хорошо помнит, что пришлось ей пережить. Яр видел это, сегодня, в лесу. Откликнулась на его призыв, вот-вот и сама бы первая двинулась. И вдруг глаза погрустнели, вспомнила — кто перед ней. А он к тому же чуть сам, с таким трудом построенное наново, не разрушил. Вот они, первые ласточки. Едва из виду не упустил, все мысли только об их сближении и были. Как у любой женщины, запах Ланы менялся. Делался еще призывнее и слаще. Оборотень наперед мог указать время, когда его избранница способна была зачать ребенка. Мысль о том, что придется ждать еще, злила и тревожила волка, но Яр остался непреклонен — не время! Несколько дней он проведет в лесу, чтобы не случилось беды.