Следопыт, или На берегах Онтарио(изд.1978)

– Стало быть, Джаспер знал, что вы предоставляете ему преимущество, и воспользовался им? – спросила Мэйбл. Глаза ее затуманились, а на лице легла тень от каких-то невеселых мыслей.

– Я этого не говорил, Мэйбл, мне это и в голову не приходило! Мы часто забываем о том, что хорошо нам известно, когда чего-нибудь страстно домогаемся. Джаспер знает, что мне ничего не стоит попасть в две картофелины влет – вот так же, как в двух чаек, – и что это никому не удается здесь, на границе. Но он был увлечен мыслью о капоре, о том, чтобы подарить его вам, и, может, на минуту переоценил свои силы. Нет, нет, Джаспер – Пресная Вода славный малый, в нем нет и тени какой-то непорядочности. Каждому молодому человеку хочется казаться лучше в глазах хорошенькой девушки.

– Я постараюсь все забыть и запомню только добрые чувства, с какими оба вы отнеслись к бедной девочке, не знающей матери, – сказала Мэйбл, сдерживая слезы, причины которых сама не понимала. – Поверьте, Следопыт, мне не забыть всего, что вы для меня сделали – вы и Джаспер, – и это новое доказательство вашей доброты и чуткости я тоже сумею оценить. Вот брошка, она из чистого серебра, примите ее в знак того, что я обязана вам жизнью или свободой.

– На что она мне, Мэйбл? – спросил озадаченный Следопыт, рассматривая простенькую безделку, лежавшую у него на ладони. – Я не ношу ни пуговиц, ни пряжек, а только ремни и завязки из добротной оленьей шкуры. Вещица приятная, но всего приятнее видеть ее там, откуда вы ее сняли.

– Приколите ее к своей охотничьей рубашке, она будет там на месте. Поймите же, Следопыт, это знак нашей с вами дружбы и того, что я никогда не забуду вас и ваших услуг.

Сказав это, Мэйбл улыбнулась ему на прощание, взбежала на высокий берег и вскоре исчезла за крепостным валом.

Глава XII

Чу! Вдоль реки ползет туман седой,

Поблескивают острые штыки.

И над высокой крепостной стеной

Далеких звезд мерцают огоньки.

Байрон

Несколько часов спустя Мэйбл Дунхем в глубокой задумчивости стояла на бастионе, откуда открывался вид на реку и озеро.

Был тихий, мягкий вечер. Экспедиция на Тысячу Островов должна была ночью сняться с якоря, но этому могло помешать полное отсутствие ветра. Припасы, оружие, снаряжение и даже вещи Мэйбл находились уже на борту, но собравшийся в путь небольшой отряд все еще оставался на берегу, так как надежд на отплытие куттера было мало.

Джаспер отвел куттер из бухты вверх по реке на такое расстояние, чтобы течение в любую минуту могло вынести его из устья в озеро, но пока он стоял на месте на одном якоре. Назначенные в экспедицию люди, не зная точно, когда можно будет отчалить, лениво бродили по берегу.

После утренних стрелковых состязаний в гарнизоне наступила тишина, и она, казалось, подчеркивала красоту окружающей природы; эта чудесная гармония вызвала в Мэйбл незнакомые ей чувства, хотя, не имея обыкновения раздумывать о подобных ощущениях, она не отдавала себе в них отчета. Все вокруг было прекрасно и дышало покоем, а торжественное великолепие безмолвного леса и неподвижная гладь озера придавали ландшафту своеобразное величие. Впервые заметив, как ослабели узы, связывающие ее с городом и цивилизацией, как изменились ее привычки, пылкая девушка представила себе, что жизнь и здесь, среди такой красоты, тоже могла быть счастливой. О том, в какой мере переживания последних десяти дней, а не только тишина и прелесть этого вечера, помогли Мэйбл прийти к такой мысли, можно сейчас, в начале нашего повествования, скорее догадываться, чем утверждать.

– Чудесный закат, Мэйбл! – раздался над самым ухом нашей героини зычный голос ее дядюшки, да так неожиданно, что она вздрогнула. – Чудесный закат, милочка, конечно, для пресноводного озера, – на море мы бы на него и не взглянули.

– Разве природа не так же прекрасна на суше, как и на море, на озере вроде этого, как и на океане? Разве солнце не светит везде одинаково, дорогой дядюшка, и разве не должны мы возносить хвалу богу за его благость и в этой глуши, на границе, и на нашем родном Манхеттене [49] ?

49

Манхеттен — остров в устье реки Гудзона, на котором ныне расположен центр города Нью-Йорка.

– Девчонку совсем сбили с толку маменькины книжки, хотя едва ли в следующем походе сержант станет таскать за собой в обозе весь этот хлам. Природа везде одинакова! Ты еще, чего доброго, вообразишь, что солдат по натуре ничем не отличается от моряка! У тебя есть родственники среди тех и других, пора бы тебе в этом разбираться.

– Но я подразумеваю натуру человека вообще, дядюшка.

– И я тоже, милочка, натуру моряка и натуру какого-нибудь парня из Пятьдесят пятого или даже твоего родного отца. Сегодня тут происходили стрелковые состязания, я бы назвал их стрельбой в цель. Это совсем не то, что стрельба по плавучей мишени! С дистанции самое малое в полмили мы дали бы по цели бортовой залп из пушек, заряженных ядрами; а картошка, если бы она нашлась на корабле, что весьма сомнительно, осталась бы в котлах у судового кока. Может быть, ремесло солдата и очень почтенно, Мэйбл, но опытный глаз сразу видит множество упущений и непорядков в устройстве здешнего форта. А мое мнение об этой луже тебе известно, хоть и не в моих привычках смотреть на что-нибудь свысока. Ни один настоящий моряк не станет задирать нос, но будь я проклят, если в этом Онтарио, как его называют, воды больше, чем в бачке на судне. А теперь послушай, если хочешь понять, в чем различие между океаном и озером, я могу тебе это объяснить наглядно. Такое безветрие, как сейчас, можно назвать и штилем, хотя, по правде говоря, я не считаю здешний штиль настоящим.

– В воздухе ни дуновения, дядюшка! Ни один листик в лесу не шелохнется.

– Листик! При чем тут листья, милочка! Листьев нет на океане. Там, если хочешь узнать, наступил ли мертвый штиль, проверь на горящей свече, – по пламени сразу увидишь, есть ветер или нет. Если бы ты очутилась в широтах, где воздух так неподвижен, что даже трудно дышать, ты поняла бы, что значит полный штиль. В штилевых широтах людям часто не хватает воздуха. Ну, а теперь взгляни на, это озеро! Вода в нем будто молоко в кастрюле, ни малейшего движения, как в полной бочке, пока из нее не выбили затычку. А океан всегда, даже при полном безветрии, слегка колышется.

– Разве океан никогда не бывает неподвижен, дядя Кэп? Даже во время штиля?

– Видит бог – нет, племянница! Океан дышит, словно живое существо, и, как говорят поэты, грудь его вечно вздымается, хотя воздуха в ней не больше, чем в обыкновенном сифоне. На океане не увидишь такой глади, как на этом озере, его поверхность подымается и опускается, словно у него есть легкие.

– Озеро тоже не совсем спокойно, у берега вода покрыта легкой рябью, а иногда слышно, как бьет прибой о скалы.

– Все это одна поэзия, будь она неладна! Ты еще назовешь рябью пузырьки воздуха в полном стакане, а прибоем – плеск воды, которой окатывают палубу. Озеро Онтарио так же похоже на Атлантический океан, как индейская пирога – на военный корабль. Ну, а что касается Джаспера, конечно, он парень не промах, но ему еще надо кое-чему поучиться, чтобы стать настоящим человеком.

– Вы считаете его невеждой, дядюшка? – смутившись, спросила Мэйбл и отвернулась, делая вид, что поправляет волосы. – На мой взгляд, Джаспер – Пресная Вода знает больше, чем многие молодые люди его звания. Правда, он мало читал – где тут достанешь книги, – но он для своих лет много размышлял, – по крайней мере так мне кажется.

– Он невежда, невежда, как всякий, кто плавает по внутренним водам вроде этого озера. Пусть он сумеет сделать прямой узел, даже удавку, но он ни за что не срастит концы и не сделает рифовый узел [50] , так же как и ты не выберешь якорь на кат [51] ! Да, да, Мэйбл! Мы с тобой немалым обязаны Джасперу и Следопыту, и я как раз думал о том, чем их отблагодарить, ибо я считаю, что неблагодарными могут быть только свиньи, хотя некоторые люди приписывают этот порок королям. Посади свинью за стол, а она – ноги на стол.

50

Прямой узел, удавка, рифовый узел — различные виды морских узлов. Срастить концы — соединить концы каната без узла путем переплетения из прядей.

51

Кат — блок, при помощи которого якорь поднимается на палубу судна.