Следовать новым курсом

– Копейку уступим герою моря-окияну!

– Беги уже… – Венечка легонько подтолкнул разносчика в плечо, и тот умчался, размахивая над головой пачкой газет. – Ну, там пишут?

– Правительство Гладстона признало Суэцкий консорциум, – прочёл Остелецкий. – Как будто им оставалось что-то ещё, после того как лорд Дизраэли ушёл в отставку…

– Говорят, он пытался покончить с собой? – осведомился Греве.

Авторитет Остелецкого в дипломатических делах с недавних пор признавался ими безоговорочно.

– Как же-с! – скептически хмыкнул Венечка. – Чтобы старый лис руки на себя наложил? Да ни в жисть! Уедет в имение и примется писать мемуары. А рассказать ему есть чего, уж поверьте…

…Да уж, не меньше чем тому, кто имел дело с архивом канцлера Бисмарка…

…А ты-то чему радуешься? Сам, небось, и одним глазом не заглянул?

– Ты теперь куда? – осведомился Казанков, складывая газету – пополам и ещё раз пополам.

Троица бывших мичманов встретилась в Петербурге два дня назад – в коридорах Адмиралтейства, куда каждый зашёл по своим надобностям. Встретились, обнялись, гулко похлопали друг друга по спинам и назначили рандеву – здесь, на Английской набережной, возле Николаевского моста.

– В Порт-Саид, – отозвался Венечка. – Там будет теперь наше постоянное консульство, и я приписан к нему в качестве советника по морским делам.

Греве состроил сочувственную физиономию.

– Собираешься, как говорят наши британские недруги, «проглотить якорь»?

– Да, решил попробовать себя на дипломатическом поприще. Буду по выходным кататься на пароходике и завидовать вам, мореманам…

…Дипломатическую, говоришь? Расскажи это Бёртону…

…Отстань, а? Можно хоть сейчас не портить?..

…Ах, какие мы деликатные и чувствительные…

– К сожалению, это теперь не про меня, – грустно отозвался барон. Греве. Как обычно, ни он, ни Серёжа Казанков не придали значения краткой заминке товарища. – Ну какой из меня моряк вот с этим?

И он продемонстрировал чёрный, затянутый в кожу протез, высовывающийся из левого рукава шинели.

– А ты поступи по примеру покойного супруга своей зазнобы, – посоветовал Серёжа. – Не зря же он из «Луизы-Марии» сделал чуть ли не яхту? Будешь ходить в инспекционные рейсы, проверять, как обстоят дела на пароходных линиях фирмы.

Барон уже успел поведать друзьям о своих матримониальных планах и даже прочёл несколько строк из восторженного письма Камиллы. Бельгийская судовладелица, узнав, что он вышел-таки в отставку и собирается её навестить, была сама не своя от восторга и строила грандиозные планы. Например – представить будущего супруга бельгийскому королю Леопольду II.

– А что, и попробую, – легко согласился барон. – Война окончилась, и ни один даже самый строгий судия не скажет, что я не до конца выполнил свой долг. Сидеть, перебирать бумажки под шпицем – благодарю покорно-с… Почему бы и правда не попробовать себя на коммерческом поприще? Тем более вдова необыкновенно хороша собой и… хм… искушена в делах иного рода. Детей от первого мужа у неё нет, тридцать лет – не такой уж и возраст. Надеюсь, у нас ещё пойдут маленькие баронята Греве…

Венечка постарался скрыть усмешку: размечтавшийся однокашник чрезвычайно напомнил ему Портоса из бессмертного творения Дюма-отца – когда тот рассуждал о своих видах на госпожу Кокнар.

…А сам-то ты в таком случае кто? Арамис?

…Почему бы и нет?

…Метишь, значит, в генералы ордена иезуитов? Ну-ну…

– Я тут, в Петербурге, переговорил кое с кем… – продолжал барон. – Будем создавать Русско-бельгийское пароходное общество. Коммерческие и пассажирские линии в Индию, Восточную Африку, Китай!

– Значит, будем видеться чаще, – кивнул Остелецкий. Он тоже постарался скрыть ироническую усмешку. – Мимо Суэцкого канала твои линии не пройдут, а значит, и в Порт-Саид нет-нет да и заглянешь.

– Надеюсь, составишь мне там протекцию?

– А то как же!

– Что слышно от Ивана Фёдоровича? – спросил Остелецкий.

– Похоже, он надолго застрял в Североамериканских Штатах, – ответил Серёжа. Вопрос собеседника привычно кольнул его горьким воспоминанием. – Наши собираются по договоренности с их правительством строить во Флориде американскую станцию флота – к ней «Клеопатру» и приписали. Ну и Иван Фёдорович не теряется: выписал из Петербурга супругу, а сам мотается по верфям Новой Англии, знакомится с новой программой строительства военного флота. Да ты глянь в последнем «Морском сборнике» – там вышла его большая статья об американских таранных миноносцах.

– Да, видел, – подтвердил Остелецкий. – Рассуждает о новейшей морской тактике: ни дать ни взять адмиралтейский теоретик!

– Писал, что его пригласили прочесть курс лекций в Аннаполисе – это их военно-морская академия – о действиях русских мониторов на Балтике.

– И что он?

– Согласился, конечно. Господа из-под шпица тоже не против. Не удивлюсь, если он по возвращении в Россию пойдёт преподавать в нашу с вами альма матер.

– Ну и славно. Кому как не Ивану Фёдоровичу…

– Кстати об Америке… – заговорил Греве. – Господин, с которым я встречался насчёт Русско-бельгийского пароходства, огорошил меня новостью, будто бы начаты переговоры о строительстве канала через Панамский перешеек! В высоких дипломатических эмпиреях на эту тему ничего не витает?

Он выжидающе смотрел на Остелецкого.

– Есть такой замысел, – кивнул тот. – В планах учреждение консорциума на манер Суэцкого: мы, французы и САСШ. А главный заводила – всё тот же неугомонный Фердинанд Леспесс.

– Строитель Суэцкого канала?

– Он самый.

– Ну, дай-то бог… – барон сделал попытку потереть довольно ладони, но наткнулся на холодный протез и отдёрнул пальцы. – Дело, конечно, не быстрое, но польза от него будет большая. Особенно если англичан к нему не подпустят.

– Уж это будь благонадёжен, – согласился Остелецкий. – Да им сейчас не до того: флот восстанавливают и с Индией пытаются как-то расхлебать. Через Суэц их суда только-только стали пропускать, да и то с условием, чтобы на борту не было ни войск, ни военного имущества.

– Неужели просвещённые мореплаватели это терпят?

– Унизительно, конечно, но что им остаётся? Тащат войска вокруг мыса Доброй Надежды. Маяки-то, Серёжа, я слышал, там восстановили…

Казанков молча кивнул. О диверсии на маяке Кейп-Пойнт он предпочитал вспоминать пореже.

– Что-то ты, братец, отмалчиваешься, – прищурился Остелецкий. – Мы с Гревочкой уже отрапортовали о своих планах, а ты – ни слова? Может, что стряслось? Так ты только скажи…

…Торопишься оказать протекцию? Не рановато ли?..