Следователь и Демон
Шрифт:
...Звенела посуда, весело трещали дрова в печи, зарастали изморозью окна и, казалось, нет и не было на свете места уютнее, чем эта кухня на втором этаже старого бревенчатого дома на окраине маленького провинциального городка. За окнами вяло брехали собаки, изредка скрипел снег под полозьями поздних лихачей, да трещали в объятиях мороза дрова в поленницах. В сенях раздавались разочарованные возгласы и шлепали по столешнице карты: сыновья тетушки Марты уводили у кучера Форинта недельное жалование.
Когда в бутылке осталось чуть меньше половины, Фигаро набил трубку и глядя посоловевшими глазами как разгорается в чашке вишневого дерева ароматный табак, вздохнул и сказал:
–
– Ну, - Форинт схватил бутылку за горлышко и подвинул к себе пустые стаканы, - тут вы не правы. У меня тоже есть кое-какие связи. Очень много серьезных людей весьма озабочены сроками выполнения своих заказов на моей фабрике, а у них, в свою очередь, есть немало знакомых на самом верху... На самом-самом верху, Фигаро. Мы еще устроим этому патентному крысятнику райскую жизнь, уж вы мне поверьте... В ближайшее время это бюро ожидают большие чистки и на улицу вышвырнут вовсе не пару мелких клерков.
– А вот интересно, - тетушка Марта смахнула с пиджака Фигаро невидимую пылинку, - эта штука на фабрике господина Форинта... Ведь таких раньше не было. Откуда-то они взялись, так? Может, пора их... ну... изучать?
– Изучат, тетушка Марта.
– Следователь кивнул.
– Изучат, занесут в каталоги, пронумеруют и как-нибудь назовут. Но вы правы - это не обычные Другие. Это... что-то новое. Что-то, я бы сказал, с промышленным уклоном. Новые времена, новые порядки - ничего тут не поделаешь. Были одушевленные деревья с дриадами, живые озера с водяными, а теперь, надо понимать, будут разумные машины. Меня, кстати, это немного пугает.
– Вас и фотомашины пугают.
– Форинт фыркнул.
– А что до разумных машин, так мне через месяц на фабрику привезут электрический арифмометр новой модели. Английский! Заменяет десять счетоводов, а уж с какой скоростью работает, вы просто не поверите! И считать может каждый раз по-разному, вот в чем красота-то! Там такие, знаете, картонные карточки с дырочками...
...Когда они выпили еще по два стакана, выяснилось, что Фигаро неплохо разбирается в управлении электрическими арифмометрами: для этого оказалось достаточно базовых знаний квазиматематики. Форинт откуда-то притащил стопку бумаги и перо и вскоре кухонный стол превратился в нечто вроде чертежной доски.
– ...вот, смотрите, Фигаро: тут есть такой... ну, вроде как, моторчик. И есть такая катушечка, а у нее два положения: включена и выключена...
– ...это как при унификации заклятий - ну просто один-в-один! Если соблюдены условия в первом блоке, то выполнится связанный с ним блок, а если нет, то вот этот...
– ...тут ведь можно и проще сделать: берем такой ма-а-аленький переключатель...
– ...если этот ваш арифмометр-самосчет как-то присобачить к эфирному проводнику... Он ведь считает жуть как быстро! Тогда заклятье можно вообще адаптировать на месте, понимаете?..
...Ф-ф-фух!
– Форинт провел рукой по вспотевшему лбу и разлил остатки из бутылки по стаканам.
– Ну и дела! Чувствую, нужно будет ехать на поклон к вашим колдунам из Университета Других Наук. Да если это ваше колдовство да с новой техникой в один котел...
– Не пугайте меня, Форинт.
– Фигаро взмахнул руками.
– Я недавно видел что из этого выходит... Хотя эта ваша фабрика меня спасла от верной гибели, так что я, в общем, не в претензии.
– Кстати!
– Фабрикант щелкнул пальцами.
– Чуть не забыл! Возьмите, Фигаро, это ваше.
С этими
словами он достал из-под стола тяжелый кожаный саквояж и бухнул его на стол. В брюхе саквояжа зазвенело.– Тут ваши деньги. Шестьдесят тысяч, как и договаривались. Я свое слово держу всегда.
– О...
– А это вам подарок от меня.
– Форинт протянул следователю большой сверток плотной коричневой бумаги.
– Как компенсация. Я и представить себе не мог что вам придется рисковать жизнью, так что берите, берите.... И учтите: если попробуете отказаться - вы мой смертный враг на всю жизнь.
Следователь молча взял сверток, положил на стол и разорвал бумагу.
Перед ним, сверкая позолоченными завитушками и желтой латунью, лежала фотомашина. Прекрасная, новая фотомашина со сменными объективами, магниевой вспышкой и целой батареей настоечных ручек и рычажков на благородном вороненом корпусе. От нее исходил тот манящий загадочный аромат, который всегда стоит в фотосалонах и ателье, а на кожухе блистала золотом надпись "Pentagramm-42".
– Вот это да...
– только и смог выдохнуть следователь.
...А ночь была прекрасной и полной праздничного уюта, и такой она оставалась до самого утра, когда первые лучи солнца разбросали по заснеженным холмам огненные искры. На кухне дома тетушки Марты, сопя в скомканный под головой старый кожух, спал на лавке у печи фабрикант Франсуа Форинт, подняв воротник дорогой английской шубы, а в кресле у стола храпел следователь ДДД Александр Фигаро, обнимая блестящую новенькую фотомашину.
Ближе к полудню на кухню вернулась тетушка Марта и принесла маленький графинчик водки и ведерко соленых огурцов в рассоле. Что ни говори, а она всегда знала что и когда нужно подать гостям.
2
Этой ночью старый лес не спал.
Ветер выл, с тоскливой злобой ругая некое древнее проклятие гнавшее его ледяные бичи над черным древесным бастионом, заставляющее наотмашь хлестать голые сучья и черные стволы, скрипевшие вразнобой, точно старики-инвалиды в темном холодном бараке сквозь сон жалующиеся на застарелый радикулит. Черная муть неба выплевывала тонны снежной крупы, мелкой и острой, которую тут же засасывало в воздушные рукава и швыряло оземь. Плотность белой пелены была такова, что случайный путник, буде подобный сумасшедший вдруг выискался в этих краях, мгновенно бы ослеп, будучи не в состоянии углядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки.
Этот старый бор в сорока верстах от Нижнего Тудыма называли Чертовым Лесом - уж слишком непролазны были здешние чащи, слишком темно было под кронами старых деревьев, душивших молодую поросль, слишком часто пропадали здесь дети местных лесорубов (а зачастую и сами лесорубы), слишком глубокими были здешние трясины, глубокими и коварными, слишком похожими на безобидные зеленые полянки. Когда-то давно в этих местах селились углежоги - очень уж хорош был здесь лес - но, в конце концов, ушли и они. Кое-кто говорил, что причиной исхода стали дороги, после летних дождей становившиеся совершенно непроходимыми, другие винили задушившую угольную артель конкуренцию (Верхний Тудым давал уголь куда дешевле), но древние старики, еще заставшие те далекие времена, после стаканчика-другого шептались, что углежоги ушли, не вынеся постоянных страхов тех мест. Уж слишком часто им приходилось класть под порог заговоренное железо, закрывать на ночь ставни и носить на левом запястье просоленные кожаные шнуры. Слишком часто пропадали в тех лесах их товарищи, особенно поздней осенью, когда листва на тамошних деревьях чернела, словно закопченная, и слишком уж часто заглядывали по ночам в их окна существа для которых у углежогов не было названия.